Трое - Георгий Иванов Марков

Слушая о его детских выходках с Младеном, она неожиданно задумывается — как бы держал он себя с ее трехлетней дочуркой? Но тревожная тень этого вопроса быстро уступает место вере в то, что он полностью заменит ей отца, который никогда не был отцом. Даже представила себе, как они вместе будут играть на полу, натворят бед, и как она добродушно, с притворной строгостью, будет их укорять, как будет колебаться, кого угомонить первым, потому что оба они дети…

Официант-заведующий-буфетчик приносит тарелки с зайчатиной, над которой поднимается вкусный пар. А Данче думает, если Сашо действительно любит жареную зайчатину, то она непременно научится ее готовить и даже гораздо вкуснее.

Потом интересуется его женщинами. Она знает, что женщинам он очень нравится и будет нравиться, что они его будут соблазнять, пытаться отнять у нее. Но она не беспокоится, потому что верит — у нее хватит сил его удержать. И Данче решает, даже очень хорошо, что он немного погулял, узнал кое-что и снова пришел к ней.

Как будут удивляться на заводе, когда они завтра же или послезавтра вместе пойдут в столовую, потому что будут питаться вместе, и вообще всегда будут вместе!

Ребенок с аккордеоном в сотый раз наигрывает мелодию. Однако Данче чувствует, что на этот раз препятствие будет преодолено. И вот:

— Та… та… та-тааа… — небольшая пауза и — та-тааа…

Да, на этот раз без ошибок. Видно, ребенок окрылен удачей, потому что сразу же повторяет мелодию. И снова без ошибок. Дальше играет бодро, уверенно.

— Ну, как? — спрашивает из-за стойки официант-заведующий-буфетчик. — Восемьдесят басов, а!

— Молодчина! — восклицает Данче.

Она смотрит, как Сашо ест. Кладет в рот большие куски, как лакомка, по-детски набивая рот. Жует медленно, совсем как мужчина, словно хочет почувствовать их сладость. Мясо разрывает и загребает ложкой, вместо того, чтобы воспользоваться вилкой. И вино — он пьет его большими глотками, словно утоляя жажду.

Данче думает — в нем много сил, он мужчина с головы до ног и может встретить любое испытание, пережить все. И от этого ей становится радостно на душе, сердце наполняется гордостью. Она пытается представить себе, что может совершить человек, обладая такой силой. И ей кажется — все!

— Ну, пошли! — говорит Сашо, который уже успел опорожнить тарелку и бутылку.

— Закажи себе еще! — ей хочется посидеть подольше. Сейчас ребенок играет на аккордеоне без ошибок, легко, свободно. Она уже выучила мелодию наизусть. И теперь уже никогда ее не забудет.

— В другой раз! — Сашо платит и хвалит официанта-заведующего-буфетчика за вкусно приготовленного зайца.

— Жена готовит! — говорит тот. — Это весь мой персонал!

Сашо кажется странным и смешным, как это собственная жена может быть «персоналом».

Выходят. На улице темно. Еще не зажглись уличные фонари. Что ж, так даже лучше. В темноте влюбленные могут идти обнявшись, могут целоваться.

28

Люди всю жизнь ищут друга и чаще всего не могут найти. Какое счастье иметь подле себя того, в ком ты постоянно нуждаешься!

Иван

Опять эта провинциальная тишина, проясняющая мысли. Опять эта провинциальная простота, сближающая людей. И притягательная сила земли, такая возвышенная, такая чистая. Слова здесь, как бы громко их не произносили, не убегают далеко от земли.

Сохранившиеся старые дома с покрытыми снегом крышами и немыми дворами. Крутые улицы с дующим навстречу ветром — дети с санями, женщины, закутанные в шарфы, и горцы в расстегнутой на груди одежде, местный учитель музыки с посеребренными волосами и поседевшими мечтами, и газетчик на площади, злой и сердитый на всех и на все, и голубоглазая дочь начальника почты, которая глядит в окно (не явится ли принц), и огромный белый горб горы, и остекленевшее зеленоглазое небо… Что привело его сюда? Работа? И другой мог бы ее выполнить. Чувство товарищества? Оно здесь ни при чем. Тогда что? Нечто огромное, очень ясное и одновременно очень непонятное. Может быть, его можно назвать целью жизни. Или лучше — смыслом… нет, он не знает, какое слово подобрать. Наверное, нужно много слов. А в сущности это так просто. Может быть, сердце.

И, встретив капитана, он ему скажет…

К а п и т а н: — Я рад, что ты приехал!

И в а н: — Мне хотелось, чтобы мы снова были вместе!

К а п и т а н: — Я не верил, что ты вернешься! Ты же отказался остаться.

И в а н: — Тогда было одно, а теперь другое. Разница большая, как между наступлением и контрнаступлением!

К а п и т а н: — Верно. Ты тогда отступал. Тебя крепко потрепали. Но ведь паники не было, не так ли?

И в а н: — Не совсем. Паника была перед тем. Потом я опомнился. Нужно было остановиться, перегруппировать силы, отдохнуть, чтобы перейти в наступление.

К а п и т а н: — В наступление! Чтобы завоевать какую-нибудь другую женщину?

И в а н: — Вы злопамятны!

К а п и т а н: — Занять какое-нибудь место, должность!

И в а н: — Я не был бы здесь!

К а п и т а н: — Извини меня. Я хотел услышать это из твоих уст.

И в а н: — Наши разговоры всегда были искренними.

К а п и т а н: — Других разговоров я не веду! Продолжай.

И в а н: — Самым важным была проверка.

К а п и т а н: — Но она дорого тебе обошлась!

И в а н: — Вы тогда сказали «тем лучше!» И действительно, все вышло к лучшему!

К а п и т а н: — Пули всегда делают серьезное дело!

И в а н: — Может быть, я и без них очутился бы тут. Только не сразу. Испытывал бы колебания, но все же решился бы, потому что все эти вопросы непрестанно занимали меня, постоянно всплывали предо мной, и я не смог бы легко отделаться от них…

К а п и т а н: — Я в этом не сомневаюсь!

И в а н: — Все началось там, в больнице, когда я пришел в себя. Мне казалось, что я ползу по какому-то странному рубежу и все открываю заново, как младенец, но только с головой взрослого.

И открыл:

Во-первых, что я живу.

Во-вторых, что я человек.

В-третьих, что первые два открытия заключают в себе ясный смысл всего моего будущего существования. Так я каким-то чудом отделался от бремени замкнутого круга, сложных соображений, пелены условностей, инерции старого.

К а п и т а н: — Не преувеличиваешь ли ты?

И в а н: — Выслушайте меня. Никогда я не сомневался в том, каким должен быть мой путь. Верил, что каждый человек имеет свой единственный путь, который ведет к удовлетворяющему его осмыслению жизни. Думал, что так же, как растения растут неодинаково на различной почве, так и люди идут неодинаковыми путями — своим и чужим. Поэтому я долго топтался на перекрестке. Боялся, как бы не ошибиться. Думал, как найти свою дорогу. Одни мне говорили — с помощью чувства ориентации. Другие — с помощью убеждений. Третьи — соображений. Четвертые — компаса…

Теперь мне смешно. Я знал, что чувство ориентации может