Алтарь - Александр Прозоров

Остров приблизился так быстро, что осматривать его стало не интересно – Волхов повернул в открытое озеро. Он в мгновение разгонялся и так же внезапно расслаблялся, покачиваясь на волнах, поворачивал вправо и влево, мчался по поверхности и нырял в глубину, пробивая толщу воды, словно выпущенная из рогатого лука стрела. Душа его пела от восторга – он бы и сам замер, да только длинная пасть издавала лишь хриплое уханье, словно придавленный сапогом филин.

Внезапно по телу царапнуло чем-то колючим и жестким. Это нечто с хрустом разошлось перед пастью, но цепко вцепилось в левую руку, а дотянуться до нее правой княжич в нынешнем обличье не мог. Он дернулся всем туловищем, попытался попятиться, но на это его тело тоже оказалось не способно. И тогда он с силой рванулся вперед. То, что вцепилось в руку, держалось крепко – княжич почувствовал, как следом тянется все препятствие, едва не надрезая кожу и не отрывая пальцы. Тогда он крутанулся вокруг своей оси – натяжение стало на миг еще сильнее, а потом резко отпустило. Волхов стал медленно подниматься наверх, к поверхности, чтобы немного перевести дух, но едва его глаза различили свет как…

– Батя, водяной! Чудище речное!

– Где? – отпустил сеть рыбак, повернулся к другому борту. – Ах, едрит твою… Острогой, острогой его, Пернаш! В глаз его, зеленого, бей!

Сам мужик схватил весло и принялся молотить чудище по голове.

Поначалу Волхов растерялся, поняв, что ему пытаются раскроить череп, а когда пришлось уворачиваться от нацеленного в глаз копья – бронзовый наконечник ощутимо ударил в шею, – волна злости затопила его сознание, заставив тело изогнуться со всей возможной силой.

Удар могучего хвоста подкинул лодку на две сажени вверх – вцепившиеся в борта рыбаки еле удержались внутри. Но не успели они упасть, как их снова швырнуло из воды – княжич извернулся, принял лодку в распахнутую пасть и сомкнул челюсти, превращая ее в щепы. Рыбаки, воя от ужаса, поплыли к далекому берегу. Волхов нырнул в глубину, там извернулся и заработал хвостом, устремляясь к похожему на неуклюжего лягушонка человеку, щелкнул пастью, вылетая из воды на всю свою десятисаженную длину и обрушиваясь обратно в воду.

– Ба-атя-я!!!

В горло потекла чуть солоноватая, обжигающая, как кипяток, ароматная кровь. Волхов пару раз жеванул добычу, проглотил и опять устремился в глубину, чтобы извернуться там снова…

К вечеру все-таки распогодилось, и Волхов смог своими глазами увидеть, как скрывается за водной гладью ослепительный золотой диск. Едва последние его лучи перестали освещать небо – и тело опять скрутило судорогой. Он чувствовал, как пятки его почти касаются затылка, а руки выкручиваются из суставов – но теперь был уверен, что вреда ему это никакого не причинит. И действительно, вскоре боль отпустила. Княжич, тяжело дыша, сел, упираясь в землю ноющими пальцами, посмотрел на внушительный пролом в камышах. Недоверчиво хмыкнул:

– Неужели это я, волхв?

– Конечно, ты, дитя мое, – опустился на корточки рядом Изекиль.

– Но как это? Что это было?

– Это была сила, дитя мое. Истинная сила и истинная власть, которая даруется истинной богиней. Сила, которая способна изменить мир. Сила, которая может сделать его твоим, сын князя Словена. Подумай, дитя мое, что станется, коли корабли вражьи, напасть на земли твои вознамерившиеся, в водах не ладьи встретят, а тебя с сотоварищи, в зверей таких обратившихся? Да вы в полчаса лодки их пожрете, суда опрокинете, а воинов чужих хвостами побьете! Представь, что рать вражья не вас с копьями увидит, а стаю носорогов злобных, ни стрелы, ни копья не боящихся. Затопчете вы их с сотоварищи в миг и царапин опосля на себе не найдете.

– Возможно ли сие, волхв? – нервно рассмеялся княжич.

– А разве ты не знаешь этого ныне, дитя мое? – вопросом на вопрос ответил жрец и поднялся.

Волхов тоже встал, увидел мертвого мальчика, остановился.

– А это что, Черный волхв?

– И это тоже твоя сила, княже, – затянул свою котомку Изекиль. – Ужель ты думаешь, боги отдадут тебе часть своей силы, если не привлечь их жертвой, не заставить внять твоим просьбам и желаниям? Удержать силу, дитя мое, отвергая богов, ее дающих, нельзя. Ты должен привезть товарищей, коим доверяешь, ако себе едину. Они срубят святилище новое, богине Аментет назначенное. Они и жертвы приносить станут.

– Людей в жертву приносить желаешь, Черный волхв? – покачал головой княжич, глядя на мертвеца.

– Разве тебе не нужна сила, княже? – удивился жрец. – Рано или поздно, но ты стол отца своего займешь – так разве не понадобится тебе сила, дабы земли отчие отстоять, рубежи дальше еще раздвинуть? Разве покой подданных твоих тебе не дорог будет? Чем защищать их станешь? Запомни простую истину, дитя мое. Пожертвуешь десятком – спасешь сотни. Об этом и помни…

Река Волхов, четыре поприща ниже Словенска. Конец лета 2408 года до н.э.

– И вот, стало быть, расположились промысловики вечерять. Шкурку заячью сняли, самого – на вертел, над угольками доходит. Сами чуток меда хмельного отпили, о том, что днем повстречали, сказывают. И тут вдруг вроде как песня им от реки слышится. Ну любопытно мужикам стало, кто тут в чащобе распевает, где ни жилья, ни лабазов нема. Прихватили луки, амулеты на всякий случай, да по тропке, по тропке к водопою звериному прокрались. А там, на прогалине, девицы красоты неземной хоровод водят. За руки взялись, кружатся, поют. Венки на головах. Вот… Промысловики, стало быть, пугануть их решили. Да как кинутся! А девицы в смех, да в стороны разбегаются. Охотники мои тоже кто за кем рванули, да друг друга и потеряли. Ну а далее вообще так случилось – кто кого захватил, и непонятно. Люблян сказывал, его сразу три охомутали, раздели, оседлали, да до самого утра спать, мол, не давали. А как рассвет настал, так и сгинули все русалки, точно развеялись в лучах утренних. В общем, возвернулись промысловики непонятные. То ли пуганые, то ли довольные, да всем про девок речных страсти говорят. Вот. Вот такие, стало быть, шутки ныне мужикам видятся…

– Ничего, – рассмеялась Вилия, – вот как через девять-то месяцев промысловикам твоим по румяному крикливому мальчишке русалки сии влажной ночью принесут – будет им всем морок.

– Ну коли мальчишек, то и неплохо, – пожал плечами князь. – Да токмо кто сам от мужа будущего откажется? Чай, не девка. Не обуза, что спустя полтора десятка лет замуж из дома убежит, а надежа и опора…

– Так то ж не пахари принесут, – опять улыбнулась Вилия. – То русалки. Зачем им мальчишки хороводы водить? Девки им нужны.

Она откинулась на спину, завела руки за голову, глядя в небо, в котором где-то в голубой вышине висели легкие, как кисея, перистые облака. Да, тысячелетний обычай с одиноким эмиром на всех женщин рушился на глазах. К счастью, у номарии хватило мудрости не протестовать, не вносить разлад между поколениями хранительниц. Да и как тут запретишь, коли рядом с молодыми женщинами, внимания мужского лишенными, все чаще появляются крепкие мужи, приходящие в дикие места на охоту или приплывающие на рыбалку. Опять же и сами хранительницы, прикидываясь местными жительницами, не раз в Словенск и Русу приплывали. На мир новый посмотреть, мед-кожи, а то и зелья свои лечебные продать. Почти две сотни девушек, недавно переступивших рубеж служения, довольно решительно напомнили главе Клана три основных обязанности служительниц Великого, завещанные Мудрым Хентиаменти: девственность до двадцати пяти лет, сохранение древних знаний и рождение хотя бы двух девочек, что смогут продолжить служение вместо матерей. Правило выбора общего эмира было завещано не Черным Псом, а придумано потом, когда выяснилось, что в здешних диких местах почти нет обитателей, нет мужчин. И если мужчины появились… И номария отступила. Она поставила только одно жесткое условие: тайна существования Клана должна быть соблюдена любой ценой. Одно лишнее слово будет стоить жизни и хранительнице, и ее избраннику.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});