Царица ночи - Нелли Хейл

еще думал о ее словах. Одинаковый взгляд, разные люди – он сам видел это. Он видел мольбу в глазах тех, кто часами сидел в приемной, дожидаясь врачей после операции; надежду, с которой люди смотрели на стеклянные двери палат реанимации; искреннее счастье при звуке первого слова или при первом объятии. Но за всем этим всегда скрывалось что-то еще – уверенность, подобная благословению, что они обрели то, что искали всю жизнь, в другом человеке. Вот о чем говорила Бабушка, вот что он чувствовал сам, расцветая душой после многих лет голода. Что касается дома – что ж, Фаина по-прежнему предпочитала его квартиру любому месту, куда он мог бы ее отвести, пить чай в их постели или на балконе, сидеть на диване перед ноутбуком, прижавшись к его груди, или целоваться за кухонным столом. Теперь он был уверен, что она выбирала некоторые новые наряды специально для него, и находил особое удовольствие в том, чтобы избавить ее от потрясающих творений из шифона, парчи, шелка и кружева. Узнав, что на работе он назвал ее полиглотом, Фаина начала использовать в их разговорах ласковые слова и из других языков вроде mon étoile [14], mo cuisle [15], älskling [16] или elskan min [17].

В ее взгляде до сих пор можно было увидеть изумление, словно она не верила, что он действительно был с ней. Матвей часто подносил ее руку к своему сердцу, чтобы она чувствовала, как сильно заставила его биться, и она сразу же целовала его следом. Ее пальцы, тонкие и бледные, гладили его кожу с нежностью, а глаза блестели от невозможных слез. Когда он касался ее груди и слышал удар ее сердца, то не мог сдержать радостный смех. Каждый день он чувствовал, что его любовь к Фаине становится все ярче, точно его душа продолжала пробуждаться. Они ждали друг друга слишком, слишком долго.

Матвей успел забыть, каково это – просыпаться без нее. В этот выходной он обнаружил ее прислонившейся лбом к его плечу и сквозь тончайшую белую ткань ночной сорочки мог разглядеть каждый сантиметр ее кожи. Осеннее небо за окном было ясное, и он неожиданно почувствовал прилив вины.

– Прости меня.

Она тут же встрепенулась и недоуменно нахмурилась.

– За что, Матвей?

– Я обещал тебе свидание, но мы так никуда и не сходили, – напомнил он, погладив ее по волосам.

С того дня когда Фаина пришла к нему в грозу, она отказывалась покидать его квартиру, будто боясь, что они не найдут дорогу назад. Но Матвей, не раз замечавший интерес в ее глазах, когда она смотрела в окно, решил изменить это.

Они начали несколько раз в неделю гулять по парку недалеко от его дома, наблюдая, как дети кормят уток на пруду. Фаина крепко держала его за руку и старалась не встречаться ни с кем взглядом. Люди не проявляли к ней неприязни, но животные, птицы и насекомые всегда держались подальше от их пары. Сначала она вела себя сдержанно, тихо оглядываясь по сторонам и слушая рассказы Матвея о своей жизни, отвечая всего парой слов, но со временем стала более уверенной. Они стали ходить ближе к центру города, а чуть позже – заглядывать в кафе и рестораны, чтобы брать кофе или чай навынос для Матвея, и только чай – для Фаины. Она не надевала ничего вычурного или вызывающего, отдавая предпочтение простым, но элегантным платьям и костюмам и верхней одежде, которые создавала за одно мгновение на глазах восхищенного Матвея. Он не видел особой разницы между брендами, которые можно было увидеть в торговых центрах, и, например, любимыми ею Patou и Yves Saint Laurent, но, судя по чужим взглядам и шепоткам, вкус у Фаины был действительно роскошным. Несколько раз он перехватывал заинтересованные мужские взгляды, направленные на Фаину, и обжигал глазами в ответ, но ее внимание было сосредоточено только на нем.

На прогулках Фаина всегда читала ему стихи. Матвей предложил это на второй раз, когда они только сделали несколько шагов по улице и он заметил неуверенность на ее лице при виде пронесшихся мимо велосипедистов. Они были способны напугать кого угодно. Затем проехала машина, из окон которой донеслась лиричная рок-баллада, и Матвея осенило.

– Душа моя, – позвал он, зная, что Фаина вряд ли ему откажет. – Я все хотел спросить – знаешь ли ты какие-нибудь стихи о Москве? Ты ведь знаешь, как я люблю твой голос. И что почти ничего не знаю о литературе.

– Я могу попробовать прочитать, – согласилась Фаина, немного подумав. – Как ты относишься к Каролине Павловой?

– Понятия не имею, кто это. Почитай мне что-нибудь, пожалуйста.

Он ободряюще сжал ее руку.

– Как сердцу вашему внушили, – тихо начала Фаина, глядя себе под ноги, – к родной Москве такую спесь? Ее ж любимицей не вы ли так мирно расцветали здесь? Не вас должна б сует гордыня…

Следом за Павловой Фаина читала Северянина, ни разу не запнувшись, и Матвей сам не заметил, как они прошли в два раза больше, чем планировали. Фаина призналась, что достаточно сосредоточилась на ритме в стихах, чтобы не волноваться из-за окружавших ее живых людей. Ей даже понравилось читать их, вспоминая эмоции людей, их писавших. Тогда Матвей стал просить ее выбирать стихи на свой вкус и теперь несколько раз в неделю слушал стихи и баллады, прочитанные мягким, выразительным голосом.

Несколько дней назад, вдохновленные ее успехами, они хотели в первый раз поужинать в городе, но небо заволокли темные грозовые тучи. Фаина смотрела в окно, прижав руки к груди, и в ее глазах плескался страх, с которым не могли справиться ни полный чайник ее любимого цветочного чая, ни включенный повсюду свет, ни напоминания Матвея, что они были вместе и в безопасности. Тогда он наполнил для нее ванну, как она сделала для него после того страшного дня катастрофы, и добавил туда огромное количество душистой пены. Фаина шутила, что едва чувствовала на коже воду. На этот раз Матвей совсем не возражал, когда ласковые прикосновения обернулись куда большим. Позже, когда гроза кончилась, но по оконным стеклам лупил дождь, Матвей вспомнил их первый поцелуй на Балу и решил развлечь ее, рисуя подаренный шиповник. Фаине нравились и его прошлые рисунки Ирия, которые он показывал, а увидев цветок, она сказала, что он должен больше заниматься рисованием. Однако в тот же день он получил предложение поработать над статьей вместе с другим известным хирургом, а затем появились новые пациенты, и рисование оказалось забыто вместе с их планом.

– Я тут подумала…