Звонок из Мемфиса - Андрей Михайлович Коротаев

нее Богли, агроном и Чума, совсем пьяные, завершали шествие.

Агроном решил свести счеты с жизнью, поэтому пил, не щадя живота своего. Богли с хакером сочувственно смотрели на Костю: они уже услышали историю его печальной любви, с трагическим окончанием которой тот согласиться не мог. Упав под тяжестью авоськи с вином в ручей, Константин больше не смог встать.

– Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Косте и Медее, – продекламировал хакер.

Эстом с Чумой переложили агронома на сухой берег, вытащили бутылку из его рук и забрали авоську с двумя оставшимися в ней емкостями «Саперави».

– Спи, дорогой товарищ, сладким сном. Пусть земля тебе будет пухом, – пробубнил Чума.

– Но он не умер. – возразил Эстом.

– Пока не умер. Любовь – смертельное заболевание, – согласился Чума.

– Зачем ты прилетел? – спросил Эстом, пока они ждали, когда компания Гоги втянется в подземелье, чтобы пройти за ними.

– За платой. Но в нашей с тобой ситуации это не смешно. Цена моей услуги Заказчику – Медея.

– Как?

– Из-за нее я поссорился с другом, вашим научным светилом Кондратьевым и ушел из Сколтеха. Лучше бы оставил Медею ему. Был бы сейчас на месте академика, а он на моем.

Они обменялись взглядами не собутыльников, но соперников.

– Когда это было? – растерялся Богли.

– В далекой счастливой юности.

– Тогда у меня явное преимущество. Отдадим любви должное. Я протрезвел от неожиданности.

– Да, надо выпить, – согласился хакер.

20.45 Дня равноденствия 2222.

Грузия, Аджария,

город Эгрисс царя Эта и спальня Медеи

Вход во Дворец Эта преграждал пробитый в каменной скале широкий плоский канал, который использовался для омовения ног входящих в священные покои царя.

Центральный проход вел в тронный зал, однако вход в него преграждала ловушка для нежеланных гостей – подвижные плиты, переворачивающиеся, если на них наступить. Каждый попавший в западню летел в пропасть под городом. Те же, кого царь ждал, проходили спокойно: плиты фиксировало потайное устройство. Сейчас тайный капкан был снят с предохранителя. Справа от входа находилась мужская часть дворца, слева – женская. Туда Медея повела Мемфиса.

«Заговор… Наивные люди», – думал Мемфис, эта мысль мешала ему сосредоточиться на «Кольце», на орбите Земли. Она отвлекала энергию, но все же «Кольцо» раскручивалось сильнее. Еще несколько минут – и он обретет желаемое, смысл свитка Гильгамеша уже перестал интересовать Мемфиса. Очередная прихоть мелкого бога. Занятый сразу двумя делами – распутыванием заговора и раскручиванием «Кольца», – Мемфис в очередной раз довольно осмотрел себя. Кто может противостоять ему? Эта мелкая, наглая пустозвонка Медея? Смешно.

– Аллилуйя, – подхватили мысли Мемфиса ангелы-подпевалы, которые крутились в Креатуре.

– Служебная записка, – проворковал над ухом Амадей.

Записка сообщила, как группа ангелов с людьми вытащили из головы Мемфиса желтую подводную лодку.

– То-то я смотрю, что мне легче стало. Умница, Амадей.

Подбодренный Моцарт протянул вторую записку, которая сообщила Мемфису, что он съел Кошку.

– Это я сам знаю. Дурак!

Мемфис вернулся из Креатуры в подземный город. Медея, по-прежнему абсолютно нагая, держала руно у груди. Она подошла к вырезанным из цельной белой скалы дверям, украшенным орнаментом из лилий и кувшинок, оплетающих мечи и копья.

– Подожди здесь. Я сейчас.

Девушка погасила руно, открыла двери, которые, производя впечатление тяжелых, неповоротливых створок, на поверку оказались легки и бесшумны. В помещении загорелся свет.

– Войди, Мемфис, – сказал голос Медеи.

Бык вошел. Просторная зала была обита золотыми листами с похожими, но более разнообразными узорами. На стенах сверкало развешанное богато украшенное оружие в драгоценных камнях, конские сбруи, предметы, предназначение которых Мемфис не знал. Пламя факелов дрожало, отражаясь в золоте, в камине горел огонь. На ложе, укрытом шкурами, лежала на руне нагая Медея.

– Как это понимать? – изумленный сценой, спросил Мемфис.

– Ты баран? Это моя спальня! Я вела тебя сюда.

– Зачем? – искренне удивился Мемфис. – Я не сплю!

Лицо Медеи выразило изумление, но готово было исказиться гневом. Она переборола себя, чтобы не портить себе удовольствие.

– Шалун, проказник Мемфис. Разве ты не знаешь, зачем мужчина заходит к женщине? Подойди ко мне. Встань на колено.

Все еще недоумевая, Мемфис послушался. Медея взяла голову быка в руки и погладила рога один за другим. Потом задела грудью его ноздри, потерлась о них, чувствуя теплое дыхание. Прикоснулась лицом к морде Мемфиса, лукаво заглядывая в глаза, приглашая к игре. Растерла маслом плечи и грудь быка. Затем опустила руки ниже, на торс. Еще ниже, ниже… Ладонями и пальцами она поводила между его ног и едва подавила крик. Между ног Мемфиса ничего не было – ни мужского, ни женского начала. Тогда сбылось второе слово Гильгамеша – о сексе.

– Закрой глазки, Мемфис, – скрывая гнев, проговорила Медея. – Сейчас ты ощутишь то, ради чего мы здесь.

Мемфис опустил веки, оставив открытым золотое око, смотрящее в Креатуру. Медея нежно закрыла и его. Быкочеловек ощущал прикосновения ее рук. Они успокаивали. «Кольцо» раскручивалось сильнее: началась цепная реакция превращения пустоты в энергию. Он чувствовал, как время начинает замедляться. Мемфис расслабился.

– Аллилуйя, – запели ангелы в Креатуре.

– Ложись ко мне на подушки, – нежно проговорила Медея – лучшая из всех женщин, которых он никогда не знал.

Мемфис послушался.

– Мой мальчик, – Медея подправила его голову, точно угадывая место свершения мести. – Ты похож на моего мужа Ясона. Ты же знаешь, как он напроказничал?

– Нет, – расслабляясь, ответил Мемфис.

Медея улыбнулась.

– Аллилуйя, – пели ангелы.

«Кольцо» замкнуло круг цепных реакций, энергия начала накапливаться в пространстве Земли. Молнии осветили небосвод. Время останавливалось.

Медея взяла с подноса косметические ножницы, поднесла их к тонкой нити в изголовье ложа и обрезала ее. Подвешенный в глубине потолка тяжелый, блистающий алмазами и тонкой гравировкой дамоклов меч, догоняя замирающее время, вошел точно в золотой глаз Мемфиса. Клинок вышел с обратной стороны черепа быка, застряв в скальной расщелине, скрытой подушками и шкурами.

Дикий рев Мемфиса слился с криками падающих в пропасть Гоги, терьера, заведующего баней № 66 Гелика Давидовича, телохранителей и полицейских.

Услышавшие шум Богли и Чума, уже почти дошедшие до входа во Дворец царя Эта, остановились.

– Нет, – сказал вице-премьер. – Туда не пойдем. Доберемся другим путем.

Мемфис был мертв: так сбылось третье слово Гильгамеша – о смерти. Подвесив меч на прежнее место, наведя порядок в спальне, Медея дотащила и сбросила тело в пропасть. Кто знал ее силу, не удивился бы, как хрупкая девушка легко перетащила тушу быка. Из пропасти раздавались стоны. К ним Медея осталась равнодушна. Каждый сам выбирает себе дорогу.

Она прошла по любимому городу, оделась, сложила руно в финикийскую сумку и обрадовалась, как старый фасон смог остаться модным