Путь к колодцу - Владимир Афанасьевич Середа

волнующем… Эти мучительные толчки из глубин подсознания не дают мне успокоиться, забыть о чём-то… Что пытается пробудиться, мучительно трудно вырываясь из глубин подсознания, что-то или кто-то, кого совершенно не интересуют ни мои ежедневные дела, ни мои суетные цели… Кто тупым незрячим зверем, ещё не проснувшись, тяжело ворочается в сонной дрёме, в своём инстинктивном желании вырваться на волю.

С тревожным страхом непонимания прислушиваюсь я к себе, к тому, кто пытается вынырнуть из бездны… Я знаю мы с ним неотделимы друг от друга — он, это я, а я это он. И если я обитатель сиюминутной поверхности и задачей моей является решение задач, возникающих в каждый миг жизни, то его задача в ином… Слепой житель бездны, рождённый миллионы, миллиарды лет назад в клекоте первичных вулканов, в бескрайних просторах первобытного океана, среди таинственного шепота каменноугольных лесов, в глубоких норах мелового периода… Миллиарды лет в несчётном числе моих предков жил он, переходя от одного к другому, и существуя одновременно везде и всегда. Слабой, но неугасимой искоркой светит он из небытия множества моих предков, и не в состоянии я, как не вглядываюсь, рассмотреть лиц их в тусклом его мерцании… Он живёт вне времени… Десятки, сотни тысячелетий требуются ему для малейшего движения. Подобно движению материков, нарастает оно долями миллиметра в тысячелетие, что бы обрушиться внезапно смерчами землетрясений, оглушительными взрывами вулканов.

Мы живём с ним в разных мирах и выполняем разные функции, я, ответ на мгновенье, тот, кто обязан ежесекундно драться за свою жизнь в естественном отборе. И он — обитатель… Чего он обитатель?? Могу ли я понять, где он живёт, как он живёт? Какова цель его жизни? Совпадает ли она с моей целью? В конечном итоге это главное — нет ли конфликта между нами?

А может мы с ним всего лишь маленькая частица чего-то ещё большего?

Я пытаюсь представить себе зависшую над поверхностью Земли кинокамеру, какой бы фильм получился, если бы делала она один снимок в столетие или тысячелетие, на протяжении миллионов лет? Горы сглаживаются в холмы, которые расплываются равнинами, и вновь начинаются громоздиться скалистыми отрогами, или плескаться океанской волной…

Таинственная непонятная жизнь… А мы, всё живое, всего лишь лёгкий едва просматривающийся туман на её поверхности — её кровь, её пульс, её клетка, вдруг возомнившая себя вершиной мироздания и мучающаяся в непонимании своей цели.

Ни кто не будет отрицать единства экологической системы, её взаимообусловленности, гармонии её взаимосвязей, но что представляет её развитие во времени? Какой ход мысли должно определить понимание этого? Ведь вся экологическая система, каждый вид её составляющий, масса непостижимых почти мистических взаимосвязей её — это ведь тоже жизнь! Огромное существо, корчащееся на поверхности планеты уже сотни миллионов лет.

Слабые… Едва заметные движения в невообразимой глубине. С трепетом вслушиваюсь я в них — мерные слова непонятного пока языка вечности. Чеканен их слог, величественно неторопливое их звучание, к кому обращены они? Как будто, приникнув к замочной скважине, подслушиваю я обращённую к кому-то мудрость. Меня и привлекают и пугают они, как приглашение в чудо, как обещание чуда…

Они едва слышны в суете повседневности, но невообразима сила их. Из своего немыслимого далека, ожигают они вдруг на закате сердце неведомой печалью, и порождает она сомнение и вопросы — толи я делаю..? Так ли живу..?

Я знаю, не только во мне звучат эти слова. Я вижу их в немом вопросе, застывшем во взгляде прохожего, в отчаянии с которым бросаются в пьянство, в попытке заглушить его разгулом… в непобедимом стремлении найти своё призвание… В неистребимом поиске смысла жизни… В неистовом желании доказать самому себе собственную значимость…

Они зовут в пропасть… Но без них жизнь… Без них живут животные. Там нет сомнений. Там нет стремления к счастью.

Иногда в такие мгновения мне кажется — ещё секунда, ещё миг, и я что-то пойму в этих словах, что-то необычайно важное спешно тревожное, что позволит понять таинственный смысл самого обычного, что свяжет его воедино… Как будто надорвётся полотно, на котором старательно выписаны красками реальности детали окружающего, и увижу я за ними шестерни таинственного механизма, приводящего всё в движение… Наивно это, как иллюстрация из детской книги с монахом, заглядывающим под небесный купол. Но не дано мне понять странный этот язык… Захватывает меня суета повседневности, и не хватает мне этой секунды, мгновения… И остаётся мучительное ощущение опоздания, безвозвратной потери…

Огромна и страшна власть эмоций над нами, теребят и тревожат непрерывно они нашу душу.

И начинаю я мечтать о минуте спокойного созерцания в сельской тиши. И возникает у меня безумная мечта о колодце, мечта о неспешном не суетном, но напряжённом труде по копанию колодца.

Когда сам от начала до конца копаешь колодец, достигая конечного итога — припадая иссохшими от жажды губами к свежайшей воде… Самому это не значить в полном одиночестве, это не возможно, конечно необходим напарник. И как разведчики не всякого брали с собой в поиск, так и я пытливо всматриваюсь в глаза людей — смог бы я с ним копать свой колодец? Способен он терпеть и ждать воды из самых глубин… Колодец становится для меня символом — той свободной темой, где я хочу найти себя. Эта свободная тема есть у каждого человека, только находит она самое неожиданное выражение от коллекции марок и пивных бутылок до восхождения к недоступным вершинам или гор, или науки, или… «Пока дышу — надеюсь!» — сходные пословицы есть во всех языках, а свободная тема, это и есть надежда чего-то достичь, чего-то, что пока не ясно и самому, но что обещает избавить от тоски неизбежного… Надежда на это поддерживает жизнь и придаёт силы.

Жизнь устроена так, что молодость ждёт от жизни чего-то прекрасного совершенно не понятного, но чарующего и интригующего этим. Но проходит один, другой десяток лет и человек, вдруг осознаёт, что собственно, а на что же он может надеяться? Лучшие годы уже позади, а впереди наступление старости, болезней и в итоге… Мрак отчаяния, овладевает человеком ощущение мухи, бьющейся о стекло — воля так близка, но…

Ужас всего этого не в самой мысли о смерти. Нет, смерть, как и мысль о ней ещё не пугает человека, ужас идёт из глубины подсознания… Когда всякое желание, всякая мысль о действии очень быстро натыкается на итог… И зарождается в душе отчаяние и безысходность. И опускаются руки, и тускнеет взгляд…

Вот я и ожидаю от своего колодца… Чего