Крылья в багаже. Книга вторая - Марина Васильевна Ледовская

мне. Мы встретили его неподалеку и предложили сняться в кино, но он был глуховат и вряд ли понимал, в чем дело, когда я пытался объяснить. Он продолжал мне рассказывать о своей жизни. Этот замечательный старик создавал ту самую нужную здесь родственную атмосферу. Я тогда, как и сейчас, снимаюсь в свое удовольствие. И, конечно, ради Майкла. Кажется, это меня просто испортило. А вообще, я рад, что на данном этапе своей жизни могу потратить массу времени за гроши на один фильм, а другой будет высокобюджетным. Мне интереснее сами проекты, как и Вам, Никола?

— Да, интерес для меня на первом месте, хотя ваш уровень профессионального мастерства невероятно высок. А про известность я и не говорю.

— Известность? Помилуйте, — покачал головой Актер, — пока мы здесь, в Италии, Вы видели, чтобы хоть один человек узнал меня и попросил автограф?

Буквально в следующую секунду женские голоса заставили их обернуться. Две молодые хорошенькие женщины смотрели на Актера во все глаза, нет, они не ошиблись, узнав эту статную фигуру, широкие плечи, уверенную походку и английскую речь. Некоторое время шли за ним и его спутником, тоже, кстати, очень интересным мужчиной и даже похожим на него. Не родственник ли?

Актер приветливо улыбнулся женщинам. Они стали наперебой что-то быстро говорить по-итальянски, получили по автографу, с гордостью назвав свои имена, запрятали листочки в свои сумочки, дружно сказали «чао», скрылись из виду.

— Никола, вижу-вижу Вашу улыбку, — заметил Актер, — наверное, эти две итальянки — единственные, кто видел что-то с моим участием. Поверьте, в этой стране к моей популярности относятся гораздо прохладнее. А знаете, что они сказали? «Вы, сеньор, не похожи на секс-символ». Забавно, правда?

Они прошли еще несколько улочек, стало темнеть. Николай подумал о том, что он любит ночные города, когда ты один на один с городом.

Ему вообще нравилось все, что он успел увидеть за дни своего пребывания в Генуе: зелень парков и садов, море, скалы, великое множество цветов — не напрасно Лигурийское побережье прозвали Цветочной Ривьерой, средневековые башни и замки, мраморные дворцы и соборы; аквариум — крупнейший в Европе морской зоопарк, фонтаны, памятники великих итальянцев. Ощущалась какая-то особая атмосфера, свой дух, сохранившийся с давних времен: удивительное обилие старины, от которой и поныне веет великолепием, в сочетании с бойкой жизнью портового города. В таком городе, как Генуя, просто невозможно не родиться художником. Корсо им был, он впитал в себя всю прелесть и красоту этих мест, его творчество рождалось где-то здесь, оно вдохновлялось этим городом.

— Перед обаянием Генуи были бессильны даже классики, — словно в подтверждение мыслей Николая сказал Актер, продолжая рассказ, — Гюстав Флобер писал так: «Я полюбил неповторимую Виа Аврелия, улицу удивительной красоты… Хожу по мрамору. Здесь все сделано из него: ступени, балконы, дворцы….». Кстати, для Ваших, Никола, соотечественников Лигурия тоже становится популярной. Одна из причин, на мой взгляд: сказывается «генетический» интерес к тем местам, где предпочитали проводить долгие зимние месяцы русские аристократы, писатели, художники. Впрочем, здесь и своих художников великое множество. Вы говорили, что Ваш учитель тоже занимался живописью?

— Да, он был весьма талантлив, я видел его полотна. Однако по ряду причин синьор Корсо был вынужден уехать отсюда и поселиться в Британии. Но он всегда скучал по своей Италии, особенно любил вспоминать Геную, говорил о ней с особым трепетом и нежностью. Теперь я его понимаю.

Николаю вдруг захотелось рассказать об Учителе все, что он помнил, окунуться в те годы, прочувствовать их именно здесь, в Генуе, где многое стало таким ясным и близким.

Актер слушал внимательно, время от времени кивал, давая понять, что проявляет искренний интерес и участие. Николай ловил себя на мысли, что за последние дни этот человек становится ему ближе, словно их души и правда были родственными. Его рассуждения, взгляды на мир, его принципы… Во время их бесед он говорил о вещах, таких знакомых и понятных Николаю, что, казалось, знает о всех его мыслях, надеждах, чаяниях…

Решили прогулку завершить посещением одной из тратторий старого города. Это было миленькое семейное заведение: уютный зал, гостеприимный владелец. Заказали по рекомендации последнего «минеброке по-генуэзски», овощной суп с соусом песто. Николай уже знал, что соус песто, содержащий в своем составе базилик, оливковое масло, чеснок, кедр и сыр, — основа лигурийских блюд. Актер посоветовал ему попробовать еще фокаччу и фаринате, лепешки с начинкой из местного сыра Рекко. А вино было просто изумительным! «Rossese» — красное, хозяин траттории сказал, что производят его в Западной Лигурии.

Пока Актер бойко разговаривал по-итальянски с владельцем траттории, Фертовский принялся рассматривать появляющихся посетителей. Вошел высокий мужчина, явно из породы тех, кто в молодости имел у дам оглушительный успех, но с годами стройность тела исчезла, появился округлый животик, походка потеряла легкость и пружинистость, лицо оплыло, размыв яркость черт, волосы поредели, а в оставшихся проглядывала седина. Но ему все еще хотелось быть неотразимым и пленять, он пококетничал с хозяйкой, сделал заказ и вальяжно откинулся на спинку стула.

Николай посмотрел на него еще раз, еще…Что-то неуловимо знакомое, эти жесты, это лицо, его мимика. Его вдруг осенило.

Стареющий Казанова неожиданно поднялся со своего места, так и не доев, резко бросил деньги за заказ на стол и направился к выходу.

— Я покурю снаружи, — сказал Николай Актеру, тот кивнул, все еще беседуя с хозяином траттории.

— Постойте! — крикнул Фертовский, быстро догнал итальянца.

— Что вам от меня надо? Разве мы знакомы? — боязливо крикнул итальянец. То, что он, услышав окрик Николая, сразу отозвался по-английски, только убедило последнего — он не ошибся. Николай быстро заметил, как тот на него смотрел, и, конечно, подумал, что это очередной муж искушенной им дамочки. А сам итальянец выглядел испуганно.

— Вы Джузеппе Винели? — спросил Николай. Итальянец отшатнулся от него.

— Чего Вам надо?

— Мне необходимо поговорить с Вами, — твердо сказал Фертовский, — это касается событий двадцатитрехлетней давности.

— Ах, так, — быстро успокоился итальянец. Он понял: явной опасности нет, к тому же этот, судя по произношению, англичанин, неагрессивен и слишком молод для событий, о которых он говорит, чтобы участвовать в них как потерпевшая сторона.

— Вы тогда жили в Лондоне, да?

— Жил, — подтвердил он, — точнее, работал там. Были времена, — вздохнул, очевидно, вспоминая самое приятное.

— Среди Ваших знакомых была женщина.

— Среди моих знакомых было много женщин, — самодовольно вставил итальянец. Николай поморщился, неприязнь к нему только усиливалась. Еще тогда, будучи подростком, он возненавидел человека, с которым «спуталась его мать» — так выразился отец. Теперь это чувство ничуть