Выбор сердца - Ника Верон

— Тебе по-русски ответить или французский вариант озвучить? — прерывая собственные размышления, и оставаясь внешне совершенно спокойным, поинтересовался он, выдерживая при этом и максимально ровный тон. Выпад сейчас, чувствовал, ни к чему хорошему не приведет. Рита на взводе. Причем — максимальном. По всей видимости, нарисовала себе в воображении достаточно реалистичные картины его времяпрепровождения в период одиноких вечеров.

— Леша, я в курсе, что это — презервативы или как их там называют: резинки, — съязвила Коташова, продолжая расходиться, — И ты дальше будешь убеждать меня в том, что я — единственная в твоей жизни? А вечерами ты сидишь вот на этом самом диване, и скучаешь в полном одиночестве? Интересно, звонишь ты мне «до» или «после» приятно проведенного времени? Или сейчас прозвучит любимая фраза кобелей — «это не то, что ты думаешь»?

Выглядела на сейчас просто… шикарно. Никогда не думал, что маленькая женщина в гневе может вызвать волну желания, а не полного отторжения. Во всяком случае с Петровой уж точно, кроме ответного негатива, ничего другого не появлялось. А сейчас…

Появилось желание сгрести её в охапку, отнести в спальню. Или — уложить на этот самый диван и успокоить. По-мужски успокоить: поцелуями, лаской, сексом. Правда, на сколько в данном случае будет действенно, и без еще больших последствий — вопрос.

Откинувшись на спинку дивана, задержав на гостье задумчиво-изучающий взгляд, совершенно спокойно (в своей привычной саркастической манере), с расстановкой произнес:

— Да, это не то, что ты думаешь. Это вообще — не то.

— Правда? — брови ее мгновенно «взлетели» вверх. — Может, объяснишь тогда — что? — предложила Рита, рассыпая свою находку по тумбе, — Я не слепая и умею читать. И считать, — добавила тут же. — На коробке цифра двенадцать. В наличии — десять. А мне говорили, что в свои квартиры Алексей Константинов баб не водит.

Она продолжала грубить, а вот во взгляде читались… боль и непонятное ему презрение. Приговор ему уже, по всей видимости, вынесен. Нет, не ему, скорее — их отношениям. Как же она скора на расправу. И снова возник вопрос с её прошлым, о котором до сих пор ничего не знал. Что произошло там, лишив напрочь доверия к противоположному полу? А он, до определенного момента, свои проблемы считал глобальными!

— Рит, ты единственная женщина, ночевавшая в моей московской квартире, и с которой я занимаюсь сексом в этой. Мои квартиры — не публичные дома, — по-прежнему выдерживая ровный тон, заверил Константинов. А она не могла поверить в его абсолютное спокойствие! Если только было не все равно, что она сейчас чувствует. В таком случае получалось, что…

— А из них ты шарики надувал? — и вновь не получилось не съязвить. Да и феноменальное спокойствие Константинова выводило из себя. — Или, может, кстати, для Димки держишь? От Лады он здесь, случаем, не отдыхает?

А вот данный вопрос вызвал у Константинова сдержанную усмешку.

— Это будет последнее, что он сделает тайком от Лады, — отрицательно качнув головой, заверил Алексей вслух. — Не тот у него вариант. Там, действительно, не хватает двух, — поднимаясь, наконец, с дивана и неторопливо приближаясь к гостье, продолжал, — Ума не приложу, куда они делись. Может, хоть сейчас скажешь?

И кой черт не выбросил остальные, вернувшись из Калининграда? Там этого сделать не додумался. А здесь… Разбирая сумку, почему-то не дошел до мусорного ведра. Бросил в ящик ТВ-тумбы и забыл. И в какую проблему эта забывчивость сейчас могла вылиться…

— О чем? — не поняла Рита, вмиг успокоившись. А взгляд задержался на маленьких, рассыпанных по тумбе пакетиках.

— Когда мы первый раз тобой в одной постели планировали оказаться, я положил один под подушку, со своей стороны, — терпеливо пояснил суть своего вопроса Константинов. — Привычка, уж извини за откровение, у меня такая. Чтобы по ходу пьесы не подскакивать и не нестись за ними через пол квартиры, — добавил он, убедившись, что его слова не только слышат, но и правильно понимают, что сейчас было крайне важно. — В самый ответственный момент я его под подушкой не обнаружил. Думал, за кровать каким-то образом соскользнул. Со вторым получился такой же фокус.

— Ты мне до такой степени не доверял? — вновь с вызовом прозвучал её вопрос. — Или до сих по не доверяешь? Или мужской эгоизм срабатывает? И раз не первый…

— Так, стоп, женскую логику отключаем, — попросил он, сгребая в горсть пакетики, и на пару минут выходя из комнаты, чтобы отправить те в мусорное ведро. — Я уже не раз говорил относительно и первого, и второго, — продолжал он, возвращаясь в комнату. — Если ты сделала свой выбор, мне без разницы, какой у тебя там по счету. Хотя, хотелось бы быть вторым, или уж третьим, черт с ним. Карантин я ни тебе, ни себе устраивать не собирался и не собираюсь, если ты еще не поняла. Нормальный мужчина всегда, слышишь, всегда прежде всего думает о безопасности и здоровье женщины, — никак понять не мог, что за «каша» в её голове. Разобраться бы с прошлым. Наверняка, там есть ответы на многие практически необъяснимые реакции и действия в настоящем. Только вот как сделать это, если контакта по данному вопросу нет вообще никакого. — А уж любимой — тем более, — продолжал он. Не смотря на желание заключить в объятия, чувствуя взрывоопасное напряжение, намеренно сохранял расстояние. — Если хочешь, это в какой-то степени даже и забота. Мне посчастливилось родиться мужиком, но вряд ли ошибусь, предположив, что аборт — самая приятная процедура в жизни. Хотя, наверно, следовало как-то потактичнее выяснить, что ты используешь в качестве контрацепции. Прости, напрямую спросить не решился. А таблеток у тебя не заметил.

— Свою пустоту, — перебила она тихо.

— Пустоту? — не понял он сразу.

— Я родить не могу. По собственной глупости. Я…

Спешно отвернувшись, Рита плотно сжала губы, стараясь сдержать наворачивающиеся на глаза слезы. Проблема из прошлого. Не отпускающая и в настоящем. Столько лет прошло. Давно пора всё забыть, принять и жить дальше. Не получалось. И почти всегда — новый срыв, слезы на грани истерики. Только этого сейчас и не хватало…

— Тихо, — успокаивающе обняв, Константинов крепко прижал ее к себе. — Тихо, хорошая моя. Вот тут — тихо, — продолжал непривычно мягким тоном. — У меня тоже не все гладко с этим делом. Но процент серьезной опасности присутствует всегда. Как показала жизнь, сюрпризы случаются. Никитка нежданчиком через двадцать два года после Димки выскочил.

Её боль, кажется, чувствовал сам. Вот теперь сомнений не оставалось — было у неё это самое чертово прошлое. Только снова вопрос