Рифтеры - Питер Уоттс

Она отходит от мембраны:

– Я понимаю, доктор Скэнлон. Поверьте мне. Но сейчас передо мной стоит ряд первоочередных задач. И пока я знаю, где вас найти. – Она снова отвернулась.

Ив, как мог, постарался не выдать голосом своих чувств:

– Мисс Роуэн…

И тогда в ней что‑то изменилось, появилась еле уловимая жесткость в позе, которая прошла бы незамеченной для большинства людей. Но Скэнлон увидел ее, когда Роуэн повернула к нему лицо. Крохотная дыра раскрывается в его желудке.

Он пытается придумать, что же ему сейчас сказать.

– Да, доктор, – произнесла она, и голос ее был чересчур ровным.

– Я знаю, что вы заняты, мисс Роуэн, но… сколько еще я здесь пробуду?

Она чуть смягчилась:

– Ив, мы все еще не знаем. Можно сказать, что это простой карантин, только исследования занимают гораздо больше времени, чем обычно. Оно со дна океана, в конце концов.

– Что это, вы можете сказать?

– Я – не биолог. – Она на секунду потупилась, а потом снова открыто посмотрела на него: – Но одно могу сказать вам точно: вам не следует беспокоиться, это не смертельно. Даже если у вас и есть эта штука, она не атакует людей…

– Тогда почему…

– По‑видимому, существуют какие‑то сельскохозяйственные резоны. Они больше боятся того воздействия, которое оно может оказать на некоторые растения.

Он обдумал сказанное и даже почувствовал себя лучше.

– А сейчас мне действительно надо идти. – Роэун, кажется, о чем‑то подумала, а потом добавила: – И больше никаких двойников. Я обещаю. Это было очень грубо с моей стороны.

ПЕРЕБЕЖЧИК

Она сказала правду о двойниках, но солгала про все остальное.

Через четыре дня Скэнлон оставил сообщение Роуэн. Еще через два – следующее. А пока ждал призрака, засовывавшего палец ему в задницу, чтобы тот пришел и побольше рассказал о доисторической биохимии. Но он так и не появился. Теперь и другие духи навещали его не слишком часто, а когда все‑таки приходили, то практически ничего не говорили.

Роуэн не ответила на звонки Скэнлона. Терпение обернулось неуверенностью. Неуверенность затлела убежденностью, а та стала медленно кипеть.

«Заперт здесь уже три гребаных недели, а она наносит мне десятиминутный визит вежливости. Десять вшивых минут, чтобы провякать „мои эксперты решили, что вы неправы“ и „это же азы, даже странно, что вы их не заметили“. А потом уходит. Сука, просто улыбается и уходит».

– А знаешь, что бы мне надо было сделать? – рычал он на телеоператора.

Стояла середина дня, но ему было уже совершенно наплевать. Никто не слушал, его здесь бросили. Может, и вообще позабыли о нем.

– Надо было пробить дыру в этой херовой мембране, пока Роуэн там стояла. Запустить то, что здесь летает, прямо ей в легкие. Спорим, это вдохновило бы ее на поиск некоторых ответов!

Он знал, что это всего лишь фантазия. Мембрана отличалась невероятной эластичностью и неимоверной прочностью. Даже если бы ему удалось ее прорезать, та бы заросла, прежде чем хоть одна газовая молекула проникла наружу. И все равно думать о такой возможности было очень приятно.

Хотя и недостаточно. Скэнлон схватил стул и метнул его в окно. Пленка поймала его обтягивающей перчаткой, облепила форму, позволила чуть ли не упасть на пол с другой стороны. А потом медленно выпрямилась, снова став двухмерной. Целехонький, стул перевалился обратно в камеру.

И только подумать, она еще имела дерзость читать ему лекции, тупые нотации про домашний арест! Как будто поймала на какой‑то лжи, когда он предположил, что вампиры останутся на месте и никуда не уйдут. Как будто подумала, будто он их прикрывает.

Да, он знал о них больше, чем кто‑либо, но это не значило, что он – один из них. Это не значило…

«Мы могли обращаться с вами получше», – сказал Лабин там, напоследок. «Мы». Словно говорил за всех. Словно, наконец, они приняли его. Словно…

Но вампиры – товар порченый, всегда им были. В том и состояла цель. Как мог Ив стать членом в подобном клубе?

Хотя теперь он точно знал одно. Он бы лучше стал вампиром, чем одним из этих сволочей наверху. Теперь это стало очевидно. Теперь, когда все претензии отпали и никто даже не заботился о том, чтобы с ним поговорить. Они использовали его, а теперь выбросили, так же, как и рифтеров. Разумеется, глубоко внутри он всегда знал об этом, но пытался отрицать, держал под спудом многих лет приспособленчества, добрых намерений и ошибочных попыток соответствовать.

Эти люди были его врагами. Всегда.

И сейчас они держали его за яйца.

Он крутанулся и ударил кулаком по диагностическому столу. Даже боли не появилось. Он продолжил, пока ее не почувствовал. Тяжело дыша, отдуваясь, с окровавленными, саднившими кулаками, он оглянулся вокруг, ища, что бы разбить.

Телеоператор проснулся и успел только зашипеть и заискриться, когда стул врезался ему в середину туловища. Какое‑то время одна из рук судорожно билась. Легкий запах горящей изоляции. И больше ничего. Лишь слегка покореженный, телеоп заснул над мусором изломанных парадигм.

– Совет дня, – прорычал ему Скэнлон. – Никогда не доверяй сухопутной крысе.

ЗЕЛЬЦ

ТЕМА И ВАРИАЦИЯ

Сквозь каменистое дно проносится дрожь землетрясения. Изумрудная решетка распадается изломанной паутинной сетью. Лазерные лучи вслепую отражаются в бездну.

Откуда‑то изнутри карусели доносится легкое недовольство. Усиленное осознание. Сместившиеся лучи шарят по илу, начинают выстраиваться заново.

Кларк видела и чувствовала все это прежде. В этот раз она наблюдает за тем, как призмы на дне вращаются и приспосабливаются, словно крохотные радиотелескопы. Одна за другой потревоженные спицы света возвращаются в исходное положение, параллельные, перпендикулярные, двумерные. За несколько секунд решетка полностью восстановлена.

Бесчувственное удовлетворение. Холодные чужие мысли возвращаются к исходной проблеме.

А чуть дальше приближается что‑то еще. Тонкое и голодное, отдающееся в голове Кларк еле слышным пронзительным воем…

– Вот же дерьмо, – жужжит Майк, ныряя ко дну.

Оно ударяет из тьмы над рифтерами, неразумно упрямое, размером с Кларк и Брандера вместе взятых. В глазах существа отражается свечение сети внизу. Оно ударяется о верх карусели, пасть раскрыта, отскакивает, половина зубов сломана.

У него нет мыслей, но Лени чувствует эмоции. Те не меняются. Раны никогда не сбивают этих монстров с толку. Следующая атака приходится на один из лазеров. Чудовище скользит вдоль крыши установки, заходит снизу, заглотив один из лучей, врезается в эмиттер и начинает дергаться в конвульсиях.