Охотники за умами. ФБР против серийных убийц - Джон Дуглас

— Нет, и не хочу знать, — ответил психиатр. — У меня на это нет времени. К тому же я не желаю, чтобы что-нибудь негативное осложняло мои отношения с больным.

— Тогда я вам расскажу, доктор, — не отступал я. И, прежде чем он успел возразить, продолжал. Описав, как Томас Ванда — этот антиобщественный тип-одиночка — вступил в религиозную группу и однажды после собрания, когда все остальные разошлись, предложил непристойности приютившей общество молодой женщине. И когда та его отвергла, пришел в ярость. Таким субчикам никогда не нравится, когда их отвергают. Он сбил ее с ног, сбегал на кухню, вернулся с ножом и несколько раз ударил. Женщина умирала на полу, а Ванда обнажил пенис и, поместив его в открытую рану на животе жертвы, изверг семя.

Я считал это поразительным. Жертва уже походила на тряпичную куклу. Но тело было теплым и кровоточило. И Ванда бы неизбежно измазался в крови. Он даже не мог считать женщину безликой. И, тем не менее, сумел добиться эрекции и последующего оргазма. И' поэтому я настаивал, что он не совершал преступления на сексуальной почве, а убил на почве ярости. У него на уме был не секс, а злоба и гнев. Поэтому бесполезно кастрировать закоренелых серийных убийц, какой бы привлекательной ни показалась кому-нибудь эта мысль. Это их не остановит — ни физически, ни эмоционально. Насилия, безусловно, являются преступлениями злобы. А отрезав человеку яйца, вы не сделаете его добрее. — Этим я и закончил свой рассказ о преступнике.

— Вы отвратительны, Дуглас! — возмутился психиатр. — Вон из моего кабинета!

— Неужели? — парировал я. — А вы вот-вот собираетесь заявить, что Томас Ванда поддается лечению, а сами даже не представляете, с кем имеете дело, потому что не удосужились взглянуть ни на фотографии с места преступления, ни на протокол вскрытия, ни на само дело. Вы знаете, каким образом совершено преступление? Как оно было запланировано? Что ему предшествовало и как убийца повел себя потом? Каким образом удирал? Как пытался обеспечить себе алиби? Так откуда же вы знаете, опасен Ванда или нет?

Психиатр не ответил, и я понял, что в этот день у меня не стало на одного новообращенного больше. Но я чувствовал, что должен был это сказать. В этом заключался принцип работы моего подразделения. Проблема, как я давным-давно понял, заключалась в том, что контроль за успехом психиатрического лечения ведется со слов пациента. В нормальных условиях больной сам испытывает потребность искренне рассказать о своих мыслях и чувствах врачу. Рвущийся на свободу заключенный, напротив, говорит то, что хочет услышать психиатр. И если врач при^к нимает его слова за чистую монету, не сопоставляя с другими обстоятельствами, это может привести к полному краху метода. Взять хотя бы Монте Риссела и Эда Кемпера. Оба, отбывая сроки, лечились у психиатров. И у того и у другого был заметен «прогресс».

Беда в том, что молодое поколение психиатров, психоаналитиков и социальных работников полагают, что они могут что-то изменить, потому что их так научили в университетах. И, столкнувшись в тюрьме с типами вроде Эда Кемпера, хотят убедить себя в том, что они их действительно изменили. Однако не понимают того, что, оценивая преступника, они имеют дело с настоящим мастером оценки других. Очень быстро заключенный учится моментально догадываться, хорошо ли выполнил врач своё домашнее задание. И в том случае, если психиатр оказался двоечником, начинает принижать значение преступления и нанесенный жертве ущерб. Редко кто из убийц согласен выложить пикантные детали содеянного человеку, который о них пока ничего не знает. Поэтому в нашей работе так важна подготовка к предстоящим беседам и встречам.

А врачи вроде доктора Томаса Ванды часто не хотят настраивать себя против пациента и не вникают в то, что он сделал. Я постоянно говорю ученикам: если собираетесь понять Пикассо, изучайте его картины. Желаете узнать, кто такой преступник, вникните в то, что он совершил. Психиатры идут от личности и с этой точки зрения оценивают поведение. Мои люди начинают с поведения и делают выводы о личности. В этом между нами заключается разница. Существуют разные точки зрения на характер ответственности преступника. Психолог Стэнтон Сеймноу, сотрудничавший с покойным психиатром Сэмюэлем Иочелсоном и одним из первых начинавший изучение поведения преступников в госпитале святой Елизаветы в Вашингтоне, постепенно избавлялся от стереотипов и в своей проникнутой озарениями книге «Изнутри сознания преступника» писал: «Преступники думают совершенно не так, как отвечающие за себя обычные люди». Он считал, что их поведение в большей мере связано не с душевной болезнью, а с изъяном характера.

Доктор Парк Диц, который часто помогал нам в работе, в свою очередь отмечал: «Ни один из серийных убийц, с которыми мне приходилось встречаться и которых приходилось изучать, официально ненормальным не являлся. Но никто из них не был и абсолютно здоров. У каждого мы находили какое-то психическое расстройство, которое, как правило, было связано с сексуальной сферой и недостатками характера. Но, несмотря на это, они прекрасно понимали, что делали, сознавали, что поступать так плохо, и, тем не менее, совершали свой выбор». Не следует забывать, что невменяемость — официальное юридическое понятие, а не медицинский или психиатрический термин. Оно не означает, что кто-то «болен» или «не болен». Оно свидетельствует о том, что лицо отвечает или не отвечает за свои действия.

Кто-то может считать, что человек вроде Томаса Ванды является невменяемым. Это его право. Но наш опыт подсказывает: сколько бы таких типов ни было в мире, ни одного из них излечить не удастся. Стоит это понять, и они не будут так скоро выходить на свободу, чтобы снова и снова совершать преступления. Не забывайте, что Томас Ванда убил не впервые. В последнее время о понятии невменяемости преступника разгорались жаркие споры, но разговор этот отнюдь не нов. В англо-американской юриспруденции он восходит по крайней мере к XVI веку — к Уильяму Ламберту. Впервые возможность защиты с помощью установленной невменяемости официально сформулирована в деле М'Нагтена (иное написание: Мак-Нагтен) и одноименном правиле от 1843 года. Мак-Нагтен совершил покушение на британского премьер-министра сэра Роберта Пиля (Пиль, Роберт (1778–1850)премьер-министр Великобритании в 1834–1835 гг. и 1841–1846 гг. — прим. перев.) и застрелил его личного секретаря. Пиль, между прочим, был известен, в частности, тем, что основал лондонскую полицию. И лондонские копы в его честь по сей день прозываются «бобби».

После того как Мак-Нагтен был оправдан, общество пришло в такое возмущение, что лорд главный судья был приглашен в палату лордов, где у него попросили объяснений. Основная логика была такова, что обвиняемый считался невиновным, если состояние его рассудка не позволяло ему судить о неправомерности своих действий или понять их природу и свойство. Другими словами, если он не знал, плохо или хорошо поступает.

За долгие годы доктрина невменяемости развилась в то, что принято называть принципом «установления непреодолимого импульса», который утверждает, что подсудимый невиновен, если по причине психического заболевания он не в состоянии контролировать свои действия или отвечать за них перед законом.

Самому жаркому обсуждению он подвергался в 1954 году в апелляционном суде во главе с судьей Дэвидом Бейзелоном во время рассмотрения дела Дарем против Соединенных Штатов Америки. Тогда было установлено, что подсудимый считается невиновным, если преступление является следствием его психического заболевания или изъяна и совершено лишь благодаря этому заболеванию или изъяну. Формулировка по делу Дарем слишком широко трактовала понятие невменяемости, не оценивала разницы между плохим и справедливым и в силу этого не пользовалась популярностью среди сотрудников правоохранительных органов, прокуроров и судей. В 1972 году в другом апелляционном суде в деле Соединенные Штаты Америки против Браунера формулировка Дарем уступила место модели теста Американского института правосудия, которая возвращала судопроизводство к правилу Мак-Нагтена и принципу «установления непреодолимого импульса», утверждая, что психическое заболевание существенно снижает способность подзащитного оценивать своё поведение и соотносить его с требованиями закона.

Но, разбираясь в дискуссиях, которые зачастую превращаются в схоластические диспуты о том» сколько ангелов способны одновременно сплясать на острие иглы, не следует забывать еще одного фактора. И этот фактор — опасность.

Классическим примером продолжающейся битвы психиатров может служить состоявшийся в Рочестере в 1990 году суд над серийным убийцей Артуром Шокроссом. Он обвинялся в нескольких убийствах проституток, тела которых находили в лесу у реки Дженеси. Убийства продолжались почти год, и последние жертвы обнаруживали расчлененными. Подготовив детальный и, как выяснилось позднее, удивительно точный психологический портрет, Грег Мак-Крейри перешел к анализу изменения поведения «неизвестного субъекта». Когда полиция обнаружила расчлененный труп, он понял, что убийца стал возвращаться к телам, чтобы позабавиться с добычей. Грег убедил копов прочесать округу в поисках кого-нибудь из пропавших в последнее время женщин. Обнаружив труп и выставив рядом скрытую засаду, можно было выйти на самого преступника.