Цена крови - Брейсвелл Патриция

– Вы видели мою сестру во время путешествия сюда? – Но самый важный для себя вопрос он задал потом, словно вспомнил об этом с запозданием: – Вы видели королеву?

– Видел, поскольку король поручил мне доставить послания для Эммы. Поговорить с ней от его имени и заверить ее в своей приязни. Ваша сестра и королева обе должны присоединиться к нему в Уорчестере. Когда я покидал Хедингтон пять дней назад, приготовления к отъезду шли полным ходом, хотя…

Он вдруг запнулся на полуслове, и Этельстан обернулся, чтобы посмотреть, что привлекло его внимание. В залу вошел Эдмунд и теперь широким шагом направлялся к ним с угрюмым выражением на лице.

– Простите меня, – сказал Эдмунд, – но это срочные новости. Датчане напали на Сент-Олбанс и теперь направляются на Беркампстед.

– Беркампстед! – глядя на Эдмунда, охнул Эльфех, словно не веря своим ушам. – Получается, они пошли на запад?

– Да, на запад, – твердо сказал Эдмунд. – Наши люди поймали одного из их разведчиков, и им удалось вытащить из него кое-какие сведения. Может быть, конечно, он врет, но я так не думаю. – Он сделал паузу, как будто не горел желанием делиться с ними тем, что могло оказаться дезинформацией.

Этельстан нетерпеливо бросил:

– Ну, давай уже!

– Торкелл намерен сжечь Оксфорд, чтобы отомстить за датчан, которые погибли там во время резни на день Святого Брайса[11].

– Боже всемилостивый, – прошептал Эльфех. – Их сожгли там восемь лет назад. Неужели это мщение никогда не закончится?

– Только не в этом мире, архиепископ, – ответил Эдмунд. – Обиды никогда не прощаются, а жестокость – не забывается.

– Значит, если они направляются на Оксфорд, – сказал Этельстан, – они, скорее всего, пойдут через Эйлсбери.

Эдмунд согласно кивнул:

– А оттуда – на Хедингтон, потому что там находится мост через Черуэлл.

Но Этельстан уже думал о том, что необходимо сделать в первую очередь. Он повернулся к Эльфеху:

– Так говорите, Эдит и королева сейчас находятся на пути в Уорчестер?

– Эдит действительно намеревалась покинуть Хедингтон в самое ближайшее время, – ответил Эльфех, и лицо его внезапно сделалось серым. – Однако незадолго до моего отъезда в Лондон заболела одна из нормандских помощниц королевы. Вы знаете эту женщину – целительницу Марго. Эмма не могла оставить ее и поэтому планировала остаться в Хедингтоне с небольшим отрядом своих воинов.

«Проклятье», – подумал Этельстан. Таким образом, королева со своими людьми оказалась прямо на пути датской армии, не зная о грозящей ей опасности.

Он разослал гонцов, вызывая к себе своих командиров, поскольку с ними нужно было посоветоваться и составить новый план. Через несколько часов, обсудив ситуацию и выработав направление действий, мужчины наконец отправились спать. Уже выходя из залы, Этельстан вынул письмо, которое Эльфех привез ему от отца. Он прочтет его позднее и только для того, чтобы узнать, какое наказание грозит ему за невыполнение приказа короля оставаться в Лондоне.

Глава 25

Дело шло к вечеру, и Эмма догадывалась, что за стенами дворца по-зимнему ясный день уже начинает тускнеть, уступая место сумеркам. В комнате же дневной свет был приглушен: ставни были плотно закрыты, а в полумраке горело всего несколько свечей, словно напоминая всем присутствующим, какая великая тьма ожидает их всех. Утешало ее только то, что из новых для нее людей, оставшихся внутри частокола, большинство из тех, кто мог прийти, собрались сейчас здесь не по ее приказу, а из уважения к женщине, которая в окружении королевы много лет была целительницей и мудрым советчиком.

Лишь один раз до этого она оставалась на ночное бдение у постели умирающего, и было это возле двенадцатилетнего сына короля. Тогда она очень жалела ребенка, которому уже никогда не стать мужчиной, жалела все его юношеские мечты, которым не суждено осуществиться. Но теперь все было по-другому. На этот раз она жалела себя.

Знакомое до мелочей лицо любимой няни под белым чепцом казалось сейчас еще бледнее, чем подушки, которыми была обложена ее голова. Марго крепко спала, и Эмме порой казалось, что вот сейчас та сядет на кровати и начнет выговаривать ей за то, что она накинула на плечи лишь одну шаль и накрыла голову таким тонким головным платком.

«Я торопилась, Марго, – стала бы оправдываться она, – а тебя не оказалось рядом, чтобы подыскать что-нибудь более подходящее».

Седые волосы Марго были такими, какими Эмма часто видела их ранним утром, – они были аккуратно заплетены в две длинные косы, которые лежали поверх укрывающей ее простыни. Но сейчас на лбу у нее виднелся крест из пепла, а на руках были матерчатые перчатки – знак умирающего. Вот так она спала бóльшую часть дня, только сейчас было видно, что каждый новый вдох дается ей с трудом. Голос, который часто советовал Эмме, а иногда и отчитывал ее, очень скоро умолкнет навеки, и она уже скучала по своей мудрой советчице.

Справа от нее, в ногах кровати, священник в отблесках пламени свечей, стоявших по обе стороны от него, читал псалмы из своей маленькой книжечки. Эмма не была уверена, что Марго слышит его, что она в состоянии понять молитвы утешения, которые тот бормотал на языке, освоенном ею уже на склоне лет. Она предпочла бы, чтобы священник помолчал, и тогда она могла бы пошептаться с Марго на языке, для нее гораздо более знакомом; однако у смерти существуют свои ритуалы, которые нужно уважать. В такое время, как сейчас, командование в свои руки берет священник, даже если это происходит в покоях короля.

Глядя, как поднимается и опускается грудь Марго при каждом вдохе, промежутки между которыми становились все длиннее, она вдруг поняла, что, хотя она и все остальные пришли сюда помолиться, смерть в конечном итоге остается делом очень личным, путешествием, которое можно совершить только в одиночестве. В этом смысле она очень напоминала рождение ребенка.

Воспоминания о повивальной бабке и целительнице, для которой процесс рождения детей стал главным чудом всей ее жизни, текли через ее сознание полноводной рекой. Именно Марго утешила и успокоила Эмму, когда ее первый ребенок погиб в луже крови во время выкидыша, – тогда Марго помогла ей преодолеть страх, что у нее может больше никогда не быть детей. Когда она долгие часы мучилась, рожая Эдварда, Марго попеременно то умасливала ее, то запугивала, не давая впасть в отчаяние, и с помощью своего голоса и даже тела поддерживала ее, когда казалось, что боль становится невыносимой. Марго принимала в этот мир Годиву, а несколько недель назад отдала верещащую краснолицую Этельфлед в руки Эдит. Она была среди них чудесной труженицей, и Эмма понимала, что ощутит эту потерю в будущем острее, чем все остальные, которые уже пришлись на ее долю.

Она закрыла глаза и стала молиться, говоря себе, что на все воля Божья и что с этим нужно смириться, но в этот момент у нее за спиной тихо открылась и затворилась дверь комнаты. Она пыталась найти нужные слова, чтобы попросить духовной поддержки, столь необходимой ей в этот момент, когда настойчивый мужской голос прошептал ей на ухо:

– Наши разведчики докладывают, что с востока приближаются всадники, миледи. Мы пока не знаем, кто это такие, но они могут быть передовым отрядом датской армии. Если только они не проедут мимо и не последуют прямо на Оксфорд, они появятся здесь в течение часа.

По телу ее пробежал ток, как сигнал тревоги, и в тот же миг в памяти вспыли мучительные картины и запахи кровавого побоища. Что ей делать теперь? Вчера пришло сообщение, предупреждавшее, что датчане направились из Беркампстеда на запад, но все равно ее с неприятелем разделяли гряда холмов Чилтерн и долгие дни тяжелого пути по снегу и слякоти. Она не думала, что войску датчан удастся преодолеть это расстояние быстро. По ее расчетам, это займет по меньшей мере неделю, давая ей передышку, и поэтому она не отдала своим людям приказ готовиться к отъезду.