Великая Церковь в пленении - С. Рансимэн

Этот документ был составлен 29 мая 1722 г. Он был отправлен Арсению, который теперь находился в Москве, вместе с письмом от 30 мая, с просьбой передать копии с писем патриархам, царю и русскому Св. Синоду. В то же время были отправлены письма с просьбой о содействии непосредственно русскому Синоду и императорскому великому канцлеру, графу Головкину (которого они называли Галовскин, от 31 мая). Письма были вручены протосинкеллу Иакову, который 9 сентября сообщил о своем благополучном прибытии в Россию. Арсений написал 9 декабря письмо, в котором говорил, что документы переданы по назначению, и в России все идет благополучно. Кроме того, он выслал несколько богослужебных книг, за которые неприсягнувшие благодарили его письмом от 28 января 1723 г., воздавая должное архимандриту Геннадию, оставшемуся в Лондоне, очевидно, в качестве священника новой православной церкви. В феврале Феодосий, архиепископ Новгородский, от лица русского Св. Синода обратился к неприсягнувшим с просьбой прислать двоих из своей среды в Россию для обсуждения вопроса в Синоде. Тогда неприсягнувшие обратились к Арсению с просьбой позволить его родственнику Варфоломею Кассано, который находился в Англии, сопровождать делегатов в качестве переводчика.

Затем дела пошли хуже. Оказалось нелегко найти делегатов, желающих и могущих поехать в Россию, особенно ввиду того, что переговоры должны были проводиться в тайне от Британского правительства. В июле 1724 г. они были вынуждены извиняться перед Арсением и русскими за задержку. Между тем они получили из Константинополя копию с «Исповедания веры» Досифея с сопроводительным письмом, подписанным каждым из восточных патриархов, в котором говорилось, что там содержатся начала их веры и уже нечего больше добавить. В «Исповедании» были четко изложены положения касательно почитания святых и икон, а также пресуществления. Затем пришло известие о смерти царя Петра в январе 1725 г. Его жена и преемница, Екатерина I, более не проявляла интереса к этому делу.[499]

Вскоре последовал окончательный удар. Томас Пэйн, капеллан Левантийской компании в Константинополе, узнал об этой переписке и доложил архиепископу Кентерберийскому Вэйку. Архиепископ написал в сентябре 1725 г. письмо Хрисанфу Иерусалимскому, о котором он знал, что тот поддерживал дружбу с Арсением. Поблагодарив его от души за копию с труда Адама Зерникава по вопросу двойного исхождения Св. Духа, которую патриарх послал через британское посольство в Оксфорд, он сурово предупредил его, что Арсений и его друзья затеяли интригу с маленькой раскольнической группировкой в Англии, которая никоим образом не представляла Англиканскую церковь. Он добавил, что его «верный пресвитер Томас Пэйн» должен информировать Его блистательное преподобие о настоящем положении дел в Англии.[500]

Этим письмом дело и закончилось. Восточные патриархи никогда не проявляли энтузиазма; русские тоже потеряли к нему интерес. Католический пережиток Британской церкви был оставлен в изоляции. В самом деле, общий характер Английской церкви в XVIII в. не был таков, чтобы проявлять симпатию к греческому Православию. Книга д–ра Ковела о Греческой церкви была опубликована в 1722 г. Хотя и не вполне враждебная, она подчеркивала небрежение и продажность греческого духовенства и разочаровала немногих оставшихся английских филэллинов. Должно было пройти более столетия, чтобы пришло возрождение экуменизма в этом направлении.

Рассматривая ситуацию с высоты прошедших столетий, мы можем видеть, что все попытки объединения православной и протестантской Церквей были преждевременными. Единственной общей основой была их враждебность к Риму и страх перед ним. Но протестанты, даже англикане, были очень щепетильны во всем, что могло быть обозначено как суеверие. Они освободились от суеверий Рима не для того, чтобы связать себя с Церковью, которая, казалась им, точно так же порабощена иконам, мощам и монастырям. Более того, хотя они отталкивались от Рима, в их богословии все еще присутствовала схоластическая основа. Они требовали ясно выраженных определений и логических аргументов, даже в тех случаях, когда они имели дело с вопросами благодати. Православные, с их мистицизмом, приверженностью к апофатическому подходу и уважению к своим древним традициям, принадлежали к другому миру, который Запад не мог понять. Попытки протестантов предлагали православным возможность пересмотреть все свое отношение к религии. Но никто из православных в действительности не желал этого, за исключением Кирилла Лукариса и его учеников; и, несмотря на все его положительные качества, его усилия были обречены на провал. Православные хотели использовать протестантов, но не объединяться с ними. С началом XVIII в. Запад потерял интерес к православной вере и лишь объявлял ее недостойной, мракобесием и т. п. Были уменьшены усилия даже римских миссионеров. Православным грекам осталось только снова обратиться внутрь самих себя, или же искать помощи от православной державы, традиционно еще более враждебной к Западу, чем они сами — империи Святой Руси.

Глава 8. Константинополь и Москва

Самым выдающимся достижением древней Византийской церкви было крещение Руси. Не последнюю роль здесь сыграли политические расчеты русских князей; с византийской стороны политический момент также присутствовал. Но это было и результатом искреннего миссионерского духа; византийские церковные деятели всегда сохраняли особую привязанность к своим русским крестным детям, в то время как для русских Византия долгое время оставалась источником цивилизации и света.

В конце Средних веков отношения Византии и Руси начали меняться. На Руси установилось монгольское иго, длившееся с середины XIII до середины XV вв.; оно затормозило развитие русской культуры. Русь была отрезана от большей части Европы, а ее собственное внутреннее развитие было нарушено. Образованный класс, только начавший там появляться, исчез. Различные княжеские дворы, хотя и враждовали между собой, но обеспечивали жизнеспособность и развитие ремесел — и они были разорены. Когда монгольская волна схлынула, на Руси был один великий князь — князь Московский, жестокий деспот, двор которого был больше похож на двор монгольского хана, чем константинопольского императора. Хотя были налажены торговые контакты со странами Балтики, но только Церковь была хранительницей культурных традиций в «темные века» и своими связями с Константинополем сохраняла связь с Европой. В то же время Византия быстро склонялась к упадку, а к началу XV в. Московская Русь начала освобождаться от монгольского ига. С сокращением пределов византийской ойкумены в России было больше православного населения, чем во всем греческом мире. Великий князь Московский неизбежно начал удивляться, почему главой православной ойкумены является не он, а обедневший константинопольский император, о чем свидетельствует строгое письмо патриарха Антония к великому князю Василию I.[501] Между тем русские стали более православными, чем греки — в том смысле, что они более строго относились к другим видам христианства. Римская церковь для них означала враждебных поляков, венгров и шведов по западным границам. Они страстно негодовали по поводу преступлений Четвертого Крестового похода, хотя он не имел к ним прямого отношения. Запад ничего не сделал, чтобы защитить их от монголов; и теперь они освобождали себя без его помощи, и даже вопреки его враждебности. В результате Россия не испытывала симпатий к тем византийцам, которые искали помощи на Западе и были готовы заплатить за нее ценой церковной унии. Византия по–прежнему сохраняла непосредственную власть над Русской церковью. Случайно или преднамеренно, каждый русский митрополит был, вероятно, назначен константинопольским императором; другие митрополиты, поставленные великим князем, должны были проходить утверждение со стороны Константинопольского патриархата.[502] Последним из этих константинопольских ставленников был Исидор Монемвасийский, который, будучи митрополитом, был одним из самых активных сторонников Флорентийской унии. Когда он вернулся в Россию, вся Русская церковь и народ отвергли его дело, и он был вынужден покинуть страну. Не только он сам разочаровал их, но чувствовалось, что и византийцы, которые назначили его и приняли унию, рассматривались как изменники православию. Когда через год Константинополь подпал под власть турок, вся Россия была уверена, что это было Божественным наказанием за отступничество.[503]

Падение Константинополя полностью изменило ситуацию. Русские уже испытали разочарование в греках. Теперь, в результате их вероотступничества, в Царьграде, императорской столице, больше не было святого императора; хотя святейший патриарх и возвратился в истинное православие, он был рабом «неверных» хозяев. Один за другим были уничтожены или переведены на вассальное положение православные правители византийского ареала, пока, за исключением отдаленного и изолированного грузинского царя, великий московский князь не стал единственным независимым православным монархом в мире. В то время как другие православные цари гибли, его власть постоянно росла. Монгольское ханство было в упадке. Московский князь все более объединял русских под своей властью, пока в 1480 г. Иван III не провозгласил себя независимым от Золотой Орды и владыкой всея Руси. Впоследствии князь стал носить титул царя.[504]