Царствование императора Николая II - Сергей Сергеевич Ольденбург

с ним вдали, за десяток тысяч верст от источников нашей силы. Но Россия могуча. В тысячелетней ее жизни были годины еще более тяжелых испытаний, еще более грозной опасности, и каждый раз она выходила из борьбы с новою силой, новою мощью…

Со всею Россией верю, что настанет час нашей победы и что Господь Бог благословит дорогие мне войска и флот дружным натиском сломить врага и поддержать честь и славу нашей Родины».

Глава десятая

Усиление России к началу второго года войны. – Русская смута и японские деньги. – События 9 января. – Растерянность на верхах. – Слово государя к рабочим (19 января).

Убийство в. к. Сергия Александровича. – Манифест 18 фераля и рескрипт Булыгину. – Бой под Сандепу; отъезд ген. Гриппенберга из армии. – Мукденское сражение.

Проекты церковной реформы. – Указ 17 апреля о веротерпимости. – Поход 2-й Тихоокеанской эскадры. – Цусимский бой. – Рост революционного движения. – Вопрос о продолжении войны. – Военное совещание 24 мая. – Посредничество Рузвельта. – Условное согласие государя на переговоры. – Шансы русской победы в 1905 г.

Майский земской съезд. – Прием государем делегации (6 июня 1905 г.) в Петергофе. – Революционные вспышки: Лодзь; Одесса; «Потемкин Таврический». – Инциденты «обратного характера»: Баку, Н. Новгород, Балашов. – Японский десант на Сахалине. – Витте во главе русской делегации в Портсмут. – Меры для продолжения войны. – Свидание в Бьерке; соглашение 11 июля; его смысл и значение.

«Полевение» на земском съезде. – Петергофские совещанияо Гос. думе и закон 6 августа.

Портсмутская конференция: требования японцев; пессимизм Витте; твердость государя. – Обращение американского посла к государю. – Принятие японцами русских последних предложений. – Разочарование в Японии. – Роль государя в завершении войны.

Первый год войны приближался к концу. Он принес России немало разочарований – отчасти потому, что только немногие сознавали реальные трудности борьбы. Наиболее тяжкие удары постигли флот, тогда как армия оставалась нетронутой. К началу 1905 г. в Маньчжурии было сосредоточено около 300 000 человек. Сибирская дорога пропускала уже по 14 пар поездов в день (вместо 4 в начале войны).

Россия при этом почти не ощущала экономических и финансовых затруднений в связи с войной. Урожай 1904 г. был обильный; промышленность снова увеличила свое производство. Налоги поступали как в мирное время; а золотой запас Гос. банка возрос за год на 150 миллионов р.[65] и превышал количество банкнот в обращении.

Военные расходы (составившие за первый год войны около 600 миллионов р.) были покрыты отчасти свободной наличностью казначейства (бюджетными остатками прошлых лет), отчасти займами.

Подписка на оба внешних займа в несколько раз превысила сумму выпуска[66]. Кредит России стоял высоко: она занимала по 5–6 проц., тогда как Японии, несмотря на все ее успехи, приходилось фактически платить 7–8 процентов.

Время работало в пользу России; на втором году должен был сказаться ее более мощный организм – более мощный и в военном, и в финансовом отношении. Япония, раньше пустившая в ход все свои силы, еще была впереди; но Россия начинала нагонять ее. Предстоял еще один трудный момент: армия, осаждавшая Порт-Артур, должна была в феврале появиться на фронте и дать Японии опять временный перевес. Но к весне или лету 1905 г., при нормальном развитии напряжения сил обеих сторон, русская чаша имела большие шансы «перетянуть».

Это сознавали и те, кто совсем того не желал: «Если русские войска одержат победу над японцами, что в конце концов совсем уж не так невозможно, как кажется на первый взгляд, – писал некий Н. О-в в “Освобождении”[67], – то свобода будет преспокойно задушена под крики ура и колокольный звон торжествующей империи».

Только диверсия в тылу русской армии, только внутренние волнения в России могли предотвратить такой исход войны.

Но к концу 1904 г., несмотря на сильное политическое возбуждение в интеллигенции и в земских кругах, ничто, казалось, не предвещало серьезных революционных потрясений. Что у нас есть? – спрашивало «Освобождение»[68], с некоторым преувеличением подсчитывая силы «освободительного движения»: «Вся интеллигенция и часть народа; все земство, вся печать, часть городских дум, все корпорации (юристы, врачи и т. д.)… Нам обещали поддержку социалистические партии… За нас вся Финляндия… За нас угнетенная Польша и изнывающее в черте оседлости еврейское население».

Активное недовольство существующим строем сказывалось всего сильнее в нерусской части населения – к общим причинам прибавлялось недовольство «обрусительной» политикой – и особенно в еврейских кругах, болезненно ощущавших лежавшие на них правоограничения[69]. Но первый удар был нанесен не с той стороны…

Внутренние волнения в России были необходимы Японии как воздух. Несомненно, она дорого дала бы, чтобы их вызвать. Имела ли она возможность это сделать и в какой мере она это делала? Тогда, в 1904–1905 гг., одно такое предположение вызывало в русском обществе только презрительное негодование. В настоящее время это уже никому не кажется столь невероятными.

Следует различать два понятия: неверно было бы утверждать, что революцию делали за иностранные деньги. Люди, отдававшие все свои силы делу революции, готовые отдать за нее и жизнь, делали это не ради получения денег от кого бы то ни было. Но в известной мере революция делалась на иностранные деньги: внутренние враги русской власти (вернее – часть их) не отказывались от помощи ее внешних врагов. Об одном факте такого рода, относящемся к зиме 1904–1905 гг., открыто пишет в своих воспоминаниях руководитель боевой организации с.-р. Б. В. Савинков[70]. «Член финской партии активного сопротивления, Конни Циллиакус, сообщил центральному комитету, что через него поступило на русскую революцию пожертвование от американских миллионеров в размере миллиона франков, причем американцы ставят условием, чтобы эти деньги пошли на вооружение народа и распределены были между всеми революционными партиями. Ц. К. принял эту сумму, вычтя 100 000 фр. на боевую организацию». (В «Новом Времени», писал далее Савинков, весною 1906 г. утверждали, что это пожертвование сделано не американцами, а японским правительством, но нет оснований сомневаться в словах Конни Циллиакуса)[71]…

Это пожертвование, конечно, не было единственным; правда, указания на значительно более крупные суммы не были документально доказаны; но надо иметь в виду, что ни дающие, ни берущие не были заинтересованы в огласке. Английский журналист Диллон, определенный враг царской власти, написал в своей книге «Закат России»: «Японцы раздавали деньги русским революционерам известных оттенков, и на это были затрачены значительные суммы. Я должен сказать, что это бесспорный факт». О том же свидетельствует в своих мемуарах б. русский посланник в Токио, барон Р. Р. Розен.

В такой обстановке внезапно разразилось в С.-Петербурге рабочее движение невиданной силы.

В столичной рабочей среде уже лет десять активно действовали социал-демократические кружки, и число их сторонников было довольно значительно, хотя, конечно, они оставались меньшинством. «Зубатовские»