Индия и греческий мир - Евгений Викторович Старшов

своей империи, он все еще был греческим царем». Профессор Рэпсон тонко подметил, что порой Менандрова Афина носит черты его супруги Агафоклеи, но суть не в этом. Подтверждением, скажем так, некогда существовавших греческих образцов на индийской земле является уникальная статуя Афины из Национального музея в Лахоре, однозначно созданная по их «образу и подобию». Правда, она стоит, не «шагает», но одна из ее рук приподнята (некогда она держала копье, часть древка которого сохранилась); на голове – типичный для Афины греческий шлем (правда, без гребня), одежда – также явно греческая: длинный хитон и туника до колен, над печами удерживаемая зажимами, а под персями подпоясанная; на этой подпояске некогда висел меч. Что ж ней негреческого? Бактрийско-парфянская прическа «валиком» со спускающимися прядями, ожерелье, ну и, конечно, прикрытая тканью индийская чувственность – ярко выраженные дынеобразные перси, на которых отчетливейшее сквозь ткань видны огромные ореолы в форме цветков и соски; видны пупок с приятной жировой сладкой живота, довольно широкие бедра, лицо пухлое, с правильными чертами. В общем, классический пример индийской трактовки греческих образцов, которых мы приведем порядочно: это явно не богиня-девственница эпохи Перикла, это все та же небесная соблазнительница апсара или якшиня, которую обрядили греческой богиней.

Эту странную черту индийского искусства мы уже отмечали в предисловии – взять образец, осмыслить и преобразить, порой до неузнаваемости. К примеру – атланты; правда, в отличие от привычных нам «прямостоящих» балконо- и фасадодержцев, индийские, по большей части, сидят, подогнув одну ногу и упершись стопой другой ноги, согнутой в колене: впрочем, и здесь можно подобрать некоторые античные аналоги – кто-то подобный гигантского размера есть на барельефе в Афинах, и отчасти может подойти знаменитый Атлант Фарнезе со сферой на плечах, хоть он и не сидит. Некоторые из них вполне мужественны, мускулисты – как бородатый атлант из Сикри; а вот вислоусый и пучеглазый атлант из Буткары только внешне пытается походить на Геракла, и даже шкуру львиную на себе для этого носит – однако мускулы его переданы более похожими на жировые складки (это не наше предвзятое мнение, так полагает и специалист по индийскому искусству Г.А. Пугаченкова); кроме того, странный атлант еще и крылат. Но это все еще, как говорится, полбеды: встречаются атланты вообще в форме пузатых, уродливых карликов со злобными лицами – и таких большинство. Античные эроты также в Индии эволюционировали, изрядно пожирнев. Учитывая, как «разнеслись» вширь бывшие греческие богини, остается только списать эти факты на то, что для индийцев идеал красоты – в полноте. Пусть читатель задумается, ведь большая часть древнегреческой скульптуры являет нам нагих мужчин и одетых женщин со скромными формами (обнажение Афродит, нимф и т. п. – уже признак грядущего эллинизма). Это потому, что идеальным античные греки считали именно мужское тело, и приписываемый им западным «голубым лобби» гомосексуализм вовсе ни при чем; женское, с преобладанием плоти, почему-то коробило эстетический вкус грека, вот все их древние богини, кариатиды и пр. – одеты.

Женская неприкрытая полнота – вкус Востока. Еще Пьер Левек подметил, что чем «восточнее» по происхождению эллинистические Афродиты, тем они более плотны, упитанны, широкобедры и т. д. Это мы отчетливо видим и в искусстве Гандхары. Например, в скульптурной группе из Тахти-Бахи, предположительно изображающей пару Фарро и Ардохшо или Куберу и Харити, а может, и просто дионисийский мотив. Женщина в хитоне являет собой примерно тот же тип эллинистической богини плодородия, какой был описан нами в предисловии, из музея Корфу – с хлебной мерой на голове и рогом изобилия в левой руке (куда она тянется правой, лучше не писать). Широка, круглолица, грудаста, довольна. Радуют глаз крутобедрые индо-греческие женщины в античных одеяниях с рельефа со сценой пиршества из Национального музея в Лахоре, а также гневная Сумагадха, избивающая аскета на рельефе из Сикри из Национального музея Пакистана в Карачи. Г.А. Пугаченкова так описывает эту сцену, проводя параллели с греческим искусством: «Вся сцена, где воссоединено несколько событий, полна порыва. Великолепна Сумагадха с прекрасно разработанной обнаженной спиной, на которую ниспадают кудри прически, – поза и нагота ее напоминают сражающуюся амазонку, только оружие – не меч, а палка». Действительно, после этих слов автору вспомнилась копия фриза Галикарнасского мавзолея с изображением Амазономахии, выставленная в небольшой экспозиции на руинах этого чуда света в турецком Бодруме (оригинал в Британском музее). Одна из амазонок весьма походит на Сумагадху – уже безоружная, прикрытая лишь слегка по поясу каким-то ошметком, который и одеждой не назовешь, яростно напирает на врага крепкой грудью, замахнувшись кулаком и вместе с тем готовясь лягнуть…

Г.А. Пугаченкова так пишет по этому вопросу: «В гандхарской скульптуре женщины предстают в расцвете женственности и пышных форм. Можно выделить здесь три разновидности. Одни изваяния – их меньше – восходят к эллинистическому прототипу, закрепленному еще в греко-бактрийское время: статные, с мягкими формами зрелого тела, обрисованного драпирующейся туникой, подхваченной под грудью, – такими они предстают в рельефах “дионисийского” цикла, в… статуе “Афины из Лахора” и полуобнаженном торсе из Шахри-Бахлол. Для них присуща классическая поза “уравновешенного покоя”, которая была одним из достижений греческого ваяния в его поисках гармонии человеческого тела. Другие женские изображения – а они преобладают в гандхарских рельефах – следуют индийским понятиям о женской красоте. Пластическим воплощением их были якшини – полуобнаженные, пышнотелые, в чувственных поворотах, подчеркивающих гибкость стана, с крутыми бедрами и тяжелыми чашами грудей, между которых ниспадают массивные ожерелья. Эти вычурные изгибы тела, перекрещенные или раздвинутые ноги в тяжелых браслетах напоминают позиции доныне сохранившихся древнеиндийских ритуальных танцев. Подобный тип женской красоты запечатлен в классической литературе Индии, как например, в следующем отрывке из “Панчатантры”:

Газелеоких жен, чья добродетель – грех,

прославленных повсюду

Упругостью грудей, живым сияньем глаз, прелестными устами,

Кудрявой головой, размерностью в речах, великолепьем бедер,

Пугливостью своей и чарами в любви…

Третий тип, передающий реальные или идеализированные портреты знатных адорантис (поклоняющихся Будде, дарительниц и т. п. – Е.С.) как бы синтезирует два предыдущих. Это дамы в костюмах и головных уборах местной моды кушанской и гуптской эпох, участвующие в сценах почитания Будды. Сам этот акт требует той смиренности облика, которому отвечает классическая поза “уравновешенного покоя” и скромный полуоборот слегка склоненной головы. В лучших образцах перед нами предстают подлинные портреты реальных женщин тех далеких времен – с передачей этнического тина, индивидуальных черт, особым, а не подчиненным стандартным нормам внешним обликом, а иногда и запечатленной в их лицах психологическом характеристикой».

Но ранее мы имели случай отметить,