Творения. Часть 1 - Афанасий Великий

мы, что будут они посрамлены и постыжены своими столь явными неправдами, – и потому разсудили молчать. А между тем, и после того, как Афанасий столько потерпел, после переселения его в Галлию, после пребывания его вместо своей стороны в стране чужой и весьма далекой, после того, как ему, если бы не встретил человеколюбиваго Царя, приходилось почти умереть от их клевет, хотя всем этим удовольствовался бы всякий, самый раздраженный и лютый враг, – они не чувствуют стыда, напротив же того, снова возстают на Церковь и на Афанасия, и негодуя на возвращение его, отваживаются на новыя, бо́льшия прежних злодеяния, легкомысленно возводят на него обвинение и не боятся написаннаго в Священном Писании: свидетель лживый не без муки будет (Притч. 19, 9), и: уста… лжущих убивают душу (Прем. 1, 11). По сему самому мы не в силах уже молчать, дивимся же их лукавству и ненасытному соревнованию в составлении заговоров.

Вот, снова не перестают тревожить царский слух доносами на нас, не перестают писать губительныя письма к истреблению епископа, врага их нечестию. Снова писали на него царям, опять хотят составить против него заговор, обвиняя его в небывалых кровопролитиях; опять намереваются нанести ему смерть, обвиняя его в мнимых убийствах. Ибо и тогда довели бы его до смерти клеветами своими, если бы не было у нас человеколюбиваго Царя. Скажем короче: опять стараются изгнать его в заточение, притворно оплакивая бедствия заточенных, как будто им сосланы они в заточение. Оплакивают они то, чего мы вовсе не делали, но не довольствуются тем, что сами против него сделали, хотят же присовокупить вновь худшее прежняго. Столько-то они кротки, человеколюбивы и благонравны, лучше же сказать (и это будет сказано верно), лукавы и жестоки, и внушают к себе уважение страхом и угрозами, а не благочестием и скромностию, приличными епископам! Каких выражений не употребил бы ни один из светских деловодцев, такия осмелились они расточать, когда писали к Царям и обвиняли Афанасия в стольких убийствах и кровопролитиях не перед градоначальником и не перед кем-либо высшим, но перед тремя Августами. Не задержала их отдаленность путей, только чтобы наполнить доносом своим все высшия судебныя места, ибо действительно, возлюбленные, написанное ими есть донос, и донос самый тяжкий, потому что представлен в самое высшее у людей судилище. И что иное будет концом этих изследований, как не смерть по мановению царской воли?

4) Итак не Афанасьевы, но их дела достойны слез и сетования, их иному справедливее будет оплакивать, потому что о них-то и печалиться надобно, как написано: не плачите мертваго, ниже рыдайте о нем: плачите плачем о исходящем, яко не возвратится ктому (Иер. 22, 10). Все их послание не иное что имеет целию, как смерть, если дозволят – готовы они умерщвлять, посылать в заточение. Ибо имели уже дозволение боголюбивейшаго родителя Царей наших, который и удовлетворил их раздражительность, вместо смерти назначив изгнание.

А что такия дела не свойственны и простым христианам, редко видимы даже у язычников, и тем менее, приличны епископам, обязанным других учить справедливости, – это, думаем, усматривает ваша о Христе совесть. Ибо как запрещающие другим делать доносы сами стали доносчиками, и притом царям? Как учащие миловать несчастных не успокаиваются и по заточении нашем? По признанию всех, это было общее заточение нас епископов, и все мы себя признавали изгнанниками, как теперь признаем, что вместе с Афанасием возвращены мы отечеству и вместо прежних о нем сетований и слез получаем великую радость и милость, которую да сохранит Господь и да не попустит Евсевиевым приверженцам похитить у нас! Если бы и справедливый делали на него донос, то было бы это предосудительно, потому что в противность правилам христианства, после искусительнаго изгнания снова возстав, обвиняют в убийствах, кровопролитиях и других преступлениях и такия вещи о епископах доводят до царскаго слуха. Когда же во всем этом они лгут, во всем клевещут, и ни в устах, ни в посланиях, нет у них правды, сколько от них зла, или какими людьми признаете их?

Итак, приступим уже к делу и разсмотрим сделанные ими ныне доносы. Ибо через это откроется, что нехорошо они поступали, лучше же сказать, неправду говорили, когда и прежнее разглашали на Соборе и в суде, да и теперь подвергнутся опять осуждению за то же самое.

5) Стыдно нам оправдываться в подобных вещах, но, поелику дерзкие доносчики готовы на все и выставляют на вид, что по возвращении Афанасьевом были убийства и кровопролития, то просим терпеливо выслушать наше оправдание, хоть будет оно и длинно, потому что требует того само дело.

Ни Афанасием, ни ради Афанасия не было совершено никакого убийства (когда доносчики доводят нас, как сказали мы выше, до такого постыднаго оправдания); кровопролития и заключения в узы чужды нашей Церкви. Афанасий никого не предавал в руки исполнителю казни, и темница, сколько от него это зависело, никогда не была им потревожена. Наши святилища как всегда, так и ныне чисты, украшены единою Христовою кровию и благочестивым служением Христу. Ни пресвитер, ни диакон не был умерщвлен Афанасием, он не был виновником ни убийства, ни заточения. И о, если бы и с ним не делали этого, заставляя изведать это действительным опытом! Никто из-за него не был послан отсюда в заточение, кроме самого Афанасия, епископа Александрийскаго, который изгнан был ими и котораго по освобождении из заточения снова стараются они оклеветать в том же или еще и в худшем, поощряя язык свой на всякие лживыя и смертоносныя речи. Ибо вот, наконец, ему приписывают действие судей, и хотя в послании явно признаются, что о некоторых сделаны приговоры египетским епархом, однако же не стыдятся опять приговоры эти ставить в вину Афанасию, который тогда не был еще в Александрии, но находился на обратном пути из заточения и был в Сирии. Только должно ли вводить в оправдание и это в дальней стране его пребывание, когда никто другой не подлежит ответственности в том, что сделал градоначальник или епарх Египта? Ибо, если бы Афанасий был и в Александрии, то какое отношение имели бы к нему действия епарха? Впрочем, Афанасия и на месте не было, и что сделано епархом египетским – делалось не по церковным, а по другим побуждениям, как увидите из записи, которую, узнав написанное ими, полюбопытствовали мы видеть, и послали к вам.

Посему, когда и теперь оглашают сделанным, что не им и не ради его сделано, и свидетельствуют об этом, как бы удостоверившись