Юность Розы (сборник) - Луиза Мэй Олкотт

У Розы не было времени разобраться в своих новых ощущениях, потому что пришлось принимать поздравления мистера Токио, расточаемые со смесью китайской любезности и американской неловкости. Прежде чем новый гость взялся за шляпу, Джеми проорал с восторгом:

– Еще гости! О, какая толпа!

Тут посетители начали являться один за другим, и дамы мужественно оставались на своем посту до позднего вечера. Наконец тетя Джесси и засыпающий на ходу Джеми отбыли домой, а тетушка Изобилие отправилась в постель в урочный час. Доктор Алек возвратился довольно рано – его приятели не были светскими людьми, – но тут же уехал к тете Майре. Он привык к ее вызовам. Миссис Майра подозревала у себя множество смертельных болезней и наконец остановилась на болезни сердца. Время от времени она присылала сообщить, что умирает. Все уже привыкли к этому, поэтому доктор никогда не тревожился, хотя являлся к ней незамедлительно и прописывал какое-нибудь невинное лекарство с большой готовностью и терпением.

Роза была очень утомлена, но спать ей не хотелось. Она уселась перед камином в учебном кабинете в ожидании дяди или, может быть, Чарли, хотя не рассчитывала, что он придет так поздно. Вероятно, тете Майре действительно было нехорошо, потому что часы уже пробили полночь, а доктор Алек все не возвращался. Роза собиралась уже идти спать, когда легкий стук в дверь зала заставил ее вскочить.

«Бедный! Руки у него так озябли, что он не может попасть ключом в замочную скважину! – подумала она и выбежала навстречу, так как прислуга уже спала.

– Это вы, дядя?

Голос ответил «да», а когда дверь отворилась, вошел не доктор Алек, а Чарли. Он сразу, не снимая шляпы, упал на первый попавшийся стул, потер руки, щурясь, как будто свет ослеплял его, и проговорил резко и отрывисто:

– Я сказал, что приду… Я оставил товарищей, весело провожающих старый год. Но я обещал… А я всегда держу слово. И вот я явился! Ангел вы мой! Что, избавились наконец от посетителей?

– Тише! Прислуга спит. Пойдемте в кабинет, погрейтесь у огня, вы, кажется, очень озябли, – Роза двинулась вперед, чтобы подвинуть удобное кресло.

– Я мог бы и здесь посидеть. Где дядя? – Чарли шел за ней прямо в шляпе, засунув руки в карманы и неотрывно следя взглядом за белокурой головкой.

– Тетя Майра прислала за ним, он уехал довольно давно, – ответила Роза, добавляя в камин дров.

Чарли засмеялся и уселся на угол учебного стола.

– Бедная старуха! Чего бы ей не умереть, в самом деле? Она его совсем измучила. Дать ей вдохнуть немножко больше эфира, и она мирно отправится к праотцам.

– Не говорите так. Дядя говорит, что воображаемые болезни иногда труднее переносить, чем настоящие, – Роза с неудовольствием отвернулась.

До сих пор она не взглянула ему в лицо. После утренней сцены ей было чуть-чуть неловко. Но вдруг поза и внешний вид кузена поразили девушку так же, как и его речи. Роза переменилась в лице, что напомнило Чарли о неприличии его поведения. Он вскочил с места, поспешно сдернул шляпу и уставился на сестру каким-то пристальным, но в то же время рассеянным взглядом. Слова вылетали из него отрывисто и торопливо, словно Принцу трудно было остановиться.

– Извините… Я пошутил… Очень глупо, я знаю, и впредь не буду. Жар этой комнаты немного отуманил меня. Мне кажется, я немного простудился… Холодно… Я озяб, хотя ехал чертовски быстро…

– Надеюсь, не на вашей злобной лошади? На ней опасно ездить так поздно и одному, – Роза плавно отодвинулась к большому креслу, потому что Чарли нетвердо двинулся к камину, и предусмотрительно убрала с его дороги маленькую скамейку для ног.

– Опасность возбуждает, вот отчего я люблю ее. Ни один человек не посмеет назвать меня трусом… Только попробуй! Я ничего не боюсь, и лошади не покорить меня. Я сверну ей шею, если она заставит меня отказаться от моих убеждений. Нет… Я не то думаю… Не беспокойтесь… Все это справедливо, – и Чарли рассмеялся без тени веселости, чем окончательно смутил Розу.

– Приятно вы провели сегодняшний день? – Роза наблюдала, как он вытащил сигару и спичку и с трудом соображал, что именно нужно зажечь, а что раскурить.

– Сегодняшний день? О, великолепно! Я сделал сто тысяч визитов и отлично поужинал в клубе. Рэндал больше не мог петь, но я вылил на него стакан шампанского и заставил спеть мою любимую старинную песню: «Лучше смеяться, чем вздыхать…»

Чарли запел эту застольную песню, размахивая спичкой, словно это был стакан вина над головой Рэндала.

– Тише! Вы разбудите тетю, – воскликнула Роза таким повелительным тоном, что он запнулся и смущенно попытался оправдаться:

– Я хотел показать, как это надо петь. Не сердитесь, дорогая… Посмотрите на меня, как сегодня утром, и я больше не спою ни единой ноты! Просто я сегодня весел… Мы выпили за ваше здоровье, а они все меня поздравляли. Я, конечно, им говорил, что еще ничего не решено… Ах, как это я проболтался. Ну, ничего… Я часто попадаю впросак, а вы всегда меня прощаете. Простите же и теперь, не сердитесь, дорогая!.. – уронив вазу, он пылко рванулся к Розе, так что та вынуждена была спрятаться за кресло.

Злости не было, девушка была лишь крайне оскорблена и напугана, потому что поняла наконец, в чем дело. Ее лицо мертвенно побледнело, и Чарли, осознав свою оплошность, начал просить прощения.

– Мы поговорим об этом завтра; теперь слишком поздно. Уходите, пожалуйста, пока дядя не вернулся, – она старалась говорить спокойно, но дрожащий голос и горечь в глазах выдавали ее.

– Да, да, я уйду… Вы устали… Завтра я все приведу в порядок, – имя дяди на минуту отрезвило Принца и он неровной походкой направился к двери. Внезапно с улицы донесся звук копыт, Чарли остановился, оперся о стену и проговорил:

– Это Брут отвязался! А пешком я домой не дойду, у меня страшно кружится голова. Это все от холода, Роза, а не то, что вы подумали! Да, я еще и простужен, это все простуда. Пусть кто-нибудь из слуг меня проводит, лошадь теперь не догнать. Боюсь, меня хватится мама, когда вернется домой, – и он со смехом схватился за ручку двери.

– Нет, нет, никому не показывайтесь! Пусть никто ничего не знает! Останьтесь здесь до возвращения дяди, он вам поможет. О Чарли! Как вы могли! Вы ведь обещали мне! – с мучительным стыдом Роза подбежала к нему, оторвала его руку от ручки двери и повернула ключ, а затем, в ужасе от его бессмысленной улыбки, упала в кресло и закрыла лицо руками. Эти слезы могли бы отрезвить Чарли, если б не было слишком поздно. Юноша оглядел комнату блуждающими, стеклянными глазами, стараясь вернуть себе рассудок. Жар, холод, возбуждение и бесчисленные тосты сделали свое дело, сопротивляться стало невозможно, и, признав свое поражение, Принц с невнятным бормотанием качнулся к дивану и упал на него ничком. Так Чарли вступил в Новый год.

Роза безутешно плакала оттого, что нечто дорогое умерло для нее навсегда. Женщины часто мечтают об идеале и возвышают своей любовью самого обыкновенного, недостойного смертного. Разочарование тяжко отзывается в сердце молодой девушки, особенно разочарование в первой любви. Еще утром девушке казалось, что, исправив свои недостатки, именно этот кузен станет ее героем. Она с удовольствием представляла себе, как будет постепенно воспитывать в Чарли благородные качества. Увы! Сладкие грезы бесследно исчезли, а пробуждение оказалось тяжким. Сопящее на диване существо при всем желании Роза никогда бы не смогла окружить ореолом романтических мечтаний или одарить свойствами идеальной натуры.

Чарли тяжело дышал во сне, всклокоченный, с открытым ртом и покрасневшим лицом. Рядом валялась маленькая растоптанная роза. Какой жалкий контраст с тем блестящим молодым человеком сегодняшнего утра!

Многие девушки легко простили бы Прекрасному Принцу этот проступок, который в свете не считается преступлением, но только не Роза. Она со стыдом прикрыла глаза, чтобы не видеть, как человек превратился в животное. Девушка всегда презирала эту слабость в чужих людях, что уж говорить о близком человеке? Сердце ее наполнилось горечью, ум – мрачными предчувствиями. Итак, она плакала о Чарли, каким он мог бы быть, и оберегала Чарли, какой он был на самом деле. Не в силах справиться с собой, Роза прижала руки в груди и дотронулась до анютиных глазок. Цветы уже завяли, но сердцевина темных лепестков еще золотилась. Девушка тяжело вздохнула и подняла голову:

– Душевный мир понадобился мне скорее, чем я думала!

Послышались шаги дяди, Роза бросилась отворить дверь. Глазам опекуна предстало настолько расстроенное лицо, что он остановился и с беспокойством спросил:

– Боже, дитя мое! Что случилось? – а когда Роза молча указала на диван, прибавил: – Он ушибся? Болен? Умер?

– Нет, дядя, он… – Она не могла произнести ужасного слова и лишь прошептала: – Будьте снисходительны к нему! – и убежала в свою комнату, рыдая так, словно над их домом разразилось ужасное несчастье.