Дом у кладбища - Джозеф Ле Фаню

Тул мгновенно вскочил на ноги, поправил парик и встретил вошедших сугубо чинным, но несколько настороженным взглядом, что вызвало у членов клуба сдержанное веселье.

Мир и спокойствие деревенских обитателей спасло то, что О'Флаэрти готовился произнести небольшую речь, а в таких обстоятельствах рассудок если и служил ему, то лишь наполовину. И все же, отдавая себе отчет в некоторой щекотливости своего положения, фейерверкер усмотрел в общем гуле и лицах присутствующих нечто для себя обидное и сказал Деврё (достаточно громко, чтобы слышал Тул):

— Удостойте нас с прапорщиком Паддоком знать, что за комедиант здесь ломал комедию, а то мы, как ни жаль, немного опоздали.

— Выбирайте выражения, сэр, — взвился маленький доктор, который был задиристый петушок.

— В самом деле, какой ко-медиант, какая ко-медия, — вмешался Деврё. — Ко-медик, ко-медицина — вот как следует выражаться. Но позвольте мне поговорить о вещах более серьезных. Я имею поручение, лейтенант Паддок и лейтенант О'Флаэрти (Деврё отвесил каждому по поклону), от мистера Мэхони, который в недавних событиях выступал секундантом со стороны мистера Наттера; он лишен возможности присутствовать на нашей сегодняшней, весьма приятной — как все мы надеемся — встрече и поэтому просит принять его нижайшие извинения. Наш достопочтенный друг отец Роуч, у которого мистер Мэхони имел честь пребывать в гостях, сможет сообщить точнее, в чем заключается неотложное дело, вынудившее его уехать.

Отец Роуч посылал Деврё укоризненные взгляды, но, несмотря на это, бесчувственный капитан завершил речь жестом и поклоном в сторону достойного клирика, а затем тут же сел, оставив его в фокусе всеобщего внимания.

Правда заключалась в том, что тем утром, в неприлично ранний час, в жилище преподобного отца проникли хитростью бейлифы{106} — было их трое, поскольку вылазка почиталась небезопасной, — и схватили мирно почивавшего благородного Патрика Мэхони, к ужасу простодушной служанки, которая их впустила. Честный отец Роуч желал показать, что не намерен давать гостя в обиду. Заслышав шум, его преподобие сразу заподозрил причину (опасаясь такого же рода неприятностей, Пат бежал из графства Керри); он грузно выпрыгнул из постели, затем, не сумев найти в темноте одежду, схватил стихарь, который всегда лежал у изголовья, в шкафу на полке, и молниеносно облачился; при этом полетел на пол двух с половиной фунтовый кусок наилучшего бекона, запрятанный в складках священного одеяния — там он хранился, скрытый от домашних грабителей женского пола, и в часы веселья хозяин с гостем услаждали себя ломтиками этого лакомства.

К тому времени ставни в спальне бедного мистера Мэхони были уже открыты, и в сером утреннем свете в комнату угрожающе вплыла мрачная фигура отца Роуча, облаченного в стихарь. Бейлифы, однако, были парни отборные: широкоплечие, настоящие атлеты; устрашающий вид имели к тому же их дубинки. Veni, vidi, victus sum![40]{107} Один взгляд убедил святого отца в том, что все потеряно.

— Благослови тебя Бог, Пег Финиган! Это ты их впустила? — яростно прошипел его преподобие.

— Кто предъявитель иска? — осведомился, восседая среди одеял, благородный разбойник.

— Миссис Элизабет Вулли, вдова и душеприказчица покойного мистера Тимотеуса Вулли, портного с Хай-стрит в Дублине, — ответствовал корифей чиновничьего хора.

— Вулли… так я и знал, — простонал арестованный. — Ну и сидела бы себе в улье, чтоб ей провалиться!

И его повели, к огорчению добродушного священнослужителя, который старался, однако, держаться оптимистом и уверял, что все уладится и Пат Мэхони возвратится под его кров не позднее нынешнего вечера.

— Мне… в точности… неизвестна суть дела, джентльмены, — в мучительном колебании произнес отец Роуч.

— Во всяком случае, оно срочное, так ведь? — подсказал Деврё.

— Срочное… да, конечно… и…

— И на вызов невозможно было ответить отказом… он ведь поступил от дамы? Я знаю об этом с ваших слов, отец Роуч, — настаивал Деврё.

— От… от дамы… э… да, конечно.

— Дама эта — вдова? — осведомился Деврё.

— Несомненно, вдова.

— Ничего больше не добавляйте, сэр, — вмешался маленький Паддок, к несказанному облегчению преподобного отца, который вновь бросил укоризненный взгляд на Деврё и что-то возмущенно буркнул себе под нос. — Я совершенно удовлетворен, и лейтенант О'Флаэрти — беру на себя смелость предположить — тоже.

— Не собирается ли он что-нибудь сказать Наттеру? — задал вопрос Деврё.

— Вот именно, — шепнул Паддок, — надеюсь, он справится. Я… я сам набросал для него несколько фраз; но он не очень-то силен… говоря между нами, подготовка дается ему с трудом.

— Так вы бы снова прочистили ему голову. Паддок.

Паддок предпочел этого не услышать. Наттер, в ответ на лестную речь Паддока, в двух-трех словах заявил о готовности пойти навстречу противной стороне; «и черт меня побери, сэр, если я в настоящий момент знаю, что я сказал или сделал для него обидного».

Далее последовала исполненная великодушия, но не вполне членораздельная речь О'Флаэрти; суфлировал ему маленький Паддок, который, будучи ответствен за композицию этого примечательного образчика ораторского искусства, волновался не меньше самого витийствующего; слыша, как О'Флаэрти калечит его периоды, он «штрадал неопишуемо»; ему пришлось даже буквально придержать О'Флаэрти за руку и душераздирающе взмолиться: «Не шейчаш… проклятье… не шейчаш», а то бы неисправимый фейерверкер простер вперед свою костлявую красную руку, когда еще не настала очередь самого эффектного пассажа — впоследствии Паддок великолепно исполнил его персонально для Дика Деврё; начинался пассаж со слов: «И поэтому я приветствую…»

Состоялось образцовое примирение, а джентльмены — члены клуба, и в их числе Тул, более чем когда-либо недоумевали по поводу причин ссоры, ибо Паддок хранил секрет свято. И в душу О'Флаэрти снизошел мир и царил там почти десять месяцев, пока за разговором о войне с Америкой (О'Флаэрти горел желанием в ней участвовать) Клафф не спросил его, как ему нравится перспектива лишиться, стараниями индейцев, шевелюры заодно со скальпом. О'Флаэрти с минуту стоял столбом и мерил Клаффа сердитым взглядом, затем, не проронив ни слова, большими шагами поспешил к выходу, дабы спросить совета у Паддока, и тот, после краткого размышления, нашел, что слова Клаффа случайны и намеков не содержат.

Глава XXXVIII

СНЫ, ТРЕВОГИ И НЕЯСНЫЕ ВИДЫ НА БУДУЩЕЕ