Серебряные крылья, золотые игры - Иви Марсо

новостями, которые удалось выяснить ― Бастен в темнице. Райан приказал слугам собрать его вещи для поездки в Старый Корос, но никто не знает ни цели поездки, ни того, как долго он будет отсутствовать. Сури все еще держит траур в восточной части Дюрена. К счастью, я избавлена от многомесячной скорби ― она положена только родственникам, а я, по иронии судьбы, не являюсь родственником Чарлина.

Но разве это так? Разве двадцать два года веры в это не сделали это правдой?

На следующий день после его смерти Серенит спросила меня об организации похорон. Поскольку предательство Чарлина лишило его статуса лорда, традиция предписывала похоронить его без церемоний в братской могиле для нищих.

Однако, ― продолжила Серенит, ― лорд Райан разрешит устроить небольшие частные похороны, если вы того пожелаете.

Все, чего я желаю, ― ответила я, ― это бутылка джина.

В тот вечер я сидела в одиночестве в своей спальне и поднимала бокал с пагубным напитком за Чарлина Дэрроу.

― Из наших сердец ― в руки Вудикса.

Грядущее отсутствие Райана предоставит редкий шанс, и Бриджит, Ферра и я шепчемся о планах и возможностях, как стая голодных койотов, при любой возможности.

Охранники запирают мои окна, но природа всегда находит способ проникнуть внутрь. Пауки проскальзывают сквозь щели. Поползень спускается в дымоход. Мышь пробирается сквозь стены.

Они оказываются даже лучшими информаторами, чем мои друзья-люди.

По сведениям мыши:

Семья называет тебя неверной женщиной.

И поползня:

На улицах царит недовольство. Горожане хотят освободить вас. Они рисуют бумажные фонарики с изображением тебя и охотника. В тавернах устраивают драматические представления о вас.

И пауки: Тк-тк-тк, сссссссссс, Тк-Тк-Тк-Тк…

Было время в моем детстве, когда я боялась пауков. Первые несколько недель в монастыре бессмертной Айюры, которые я провела в синяках и одиночестве, они вели себя не так, как другие животные, которые предлагали мне утешение. Пауки появлялись только по ночам, группами ползали по соломенному потолку, словно живая тень, нависшая над головой. Сотни черных глаз. Смотрели. Мигали. Ждали чего-то. Иногда они подбирались ближе, пытаясь заползти на меня, прежде чем я успевала их стряхнуть.

Вообще у насекомых не особенно развита способность к общению, но пауки издавали лишь зловещий гул: все их мысли звучали беспорядочно, как музыка ребенка, бьющего по клавишам пианино.

Однажды ночью, после того как Белая матрона до крови отхлестала меня по костяшкам пальцев молитвенной палочкой, я погрузилась в глубокий сон. Когда я проснулась, пауки облепили мои руки, издавая свои ужасные звуки. Я запаниковала, пока геккон на стене не сказал:

Не бойся.

Я ждала. Совершенно неподвижно. Когда пауки отступили, мои окровавленные костяшки были вычищены дочиста, паучья паутина покрывала раны, а их яд оказался мощным антисептиком.

Все это время они пытались мне помочь. Я не могла говорить с ними, как с другими животными, потому что не понимала, что пауки не говорят ― они поют.

Тк-тк-тк, сссссссссс, Тк-Тк-Тк-Тк…

Это означает что-то вроде ― опасность в воздухе.

В общем, нет ничего удивительного в том, что пока семья Валверэй занята тем, что клевещет обо мне, называя шлюхой, во все украшенные драгоценностями уши высшего общества, простолюдины Дюрена боготворят нас с Бастеном, очарованные трагической историей невольной невесты лорда, влюбившейся в своего телохранителя. Крылатая Леди и Одинокий Волк ― так нас называют. Может, Райан и мало думает о своих подданных, но я знаю, что жители этого города обладают силой.

Кто-то идет! ― Мышь ныряет под подушку за секунду до того, как в замке поворачивается ключ.

― Леди Сабина? ― Максимэн открывает дверь. В кои-то веки его строгое лицо успокаивает ― по крайней мере, он не смотрит на меня как на шлюху. ― Лорд Райан желает видеть вас в своих покоях.

Мое сердце падает.

Я прищелкиваю пальцами, чтобы мышь переползла ко мне на плечо, но Максимэн твердо говорит:

― Никаких животных.

Я нервничаю во время долгой прогулки по извилистым коридорам Сорша-Холла. Райан не отличается горячим нравом ― я бы предпочла, чтобы он был таким, чтобы мы могли устроить одну горячую разборку, а затем двигаться дальше. Нет, Райан из тех, кто терпеливо варится в своих обидах всю жизнь.

― Верховный лорд Валверэй? ― говорит Максимэн, останавливаясь в дверном проеме. ― Она здесь.

Когда Максимэн предлагает мне войти, я замираю, прежде чем сделать шаг. Я никогда не была в личных покоях Райана. Она вдвое больше моей спальни в башне, с одной стороны стоит массивная кровать красного дерева, а за углом ― камин с кожаными креслами и столом, на котором вырезана карта Астаньона; сейчас ее детали скрыты книгами и корреспонденцией, приколотой кинжалами.

Райан, облокотившийся на стол, захлопывает книгу, которую читал, и переводит на меня нечитаемый взгляд.

― Оставь нас, Максимэн.

Дверь захлопывается за мной, заставляя вздрогнуть. В камине вспыхивает полено, пугая меня.

Райан медленными, неторопливыми шагами обходит стол, приближаясь ко мне, и смотрит, как охотничья собака, сбившаяся со следа.

― Ты любишь его? ― В его голосе звучит редкая хрипотца.

Я пытаюсь сглотнуть, но горло пересохло. Наконец я отвечаю:

― Я… я не знаю, что такое любовь, милорд. Мне казалось, что я люблю Адана, похитившего меня.

Райан медленно качает головой, разочарованный моей очевидной ложью. Он прислоняется спиной к столу с картами, его глаза, острые и расчетливые, как лезвие.

― Ну что, любимая? Разве ты не собираешься умолять меня о его жизни? Отдашься мне в обмен на его свободу? ― Он небрежно отводит одно колено, открывая доступ к своим бедрам. И выжидающе смотрит на меня.

Мое тело дергается, словно в костер подбросили еще одно полено, хотя пламя уже горит ровно. Краем глаза я вижу кровать из темного дерева. Неужели Райан хочет именно этого? Переспать с ним, и Бастен будет спасен?

Сердцебиение учащается, и я делаю трясущийся шаг вперед, моя рука тянется к его поясу медленно, словно сквозь холодный мед. Пальцы дрожат так сильно, что