Трое против дебрей - Эрик Кольер

Как только это решение было принято, я начал осторожно присматриваться, чтобы найти кого-нибудь, кто умеет хорошо строить дома и не слишком дорого берет.

Я нашел нужного человека в Риск-Крике. Его звали Вес Джаспер. Он умел обращаться с топором, с молотком и пилить не хуже любого другого. Он был мастером на все руки. Он брался за любую работу, которая ему попадалась и обещала заработок. Он мог сесть верхом на самую норовистую лошадь в Чилкотине и ездить на ней, пока она не остановится от усталости. Он мог заарканить и связать бычка за семь секунд или выгнать из леса табун самых диких лошадей и загнать их в искусно спрятанный загон. Он умел плести лассо, уздечки из конского волоса и попасть в глаз рябчику на расстоянии шестидесяти ярдов. Хотя Джаспер был по профессии погонщиком скота, он не считал зазорным оставить лассо и взяться за топор. Итак, я нашел нуж ного человека. Мы целый вечер добродушно торговались о цене. Наконец он согласился и сказал, что, вероятно, сможет построить дом.

Пока мы не привезли весь лесоматериал с горы, Лилиан почти не принимала участия в обсуждении проекта. Но потом она стала проявлять к нему живейший интерес. Почти каждый день она хо дила на место, где должен был строиться дом, и что-то усердно измеряла, покачивая головой или кивая, улыбаясь или хмурясь, или просто садилась на бревна и смотрела в пространство. Наконец она сказала:

— Нам надо составить подробный план на каждый дюйм площади.

— Что ты имеешь в виду, какие планы? — Я беспокойно заерзал на стуле.

— А как ты собираешься расставить все по местам, если у тебя заранее не будет составлен план?

— Мы построили этот дом без всяких планов, и он был очень удобным. Зимой он такой же теплый, как поджаренный хлеб, а летом такой же прохладный, как лимонад из погреба.

— Но ведь у нас всего одна комната, — брови Лилиан под нялись, она говорила спокойно, но с ударением на слово «одна».

— Так что ты думаешь, что нам надо поехать в Ванкувер и нанять архитектора? — спросил я саркастически.

Лилиан не ответила. Она посмотрела на Визи, я — тоже. Визи отошел к окну и смотрел на улицу, засунув руки в карманы. «Ну и растет же парень», — подумал я, глядя на него. Он был ростом почти семьдесят дюймов и весил около семидесяти кило граммов. Он мог поднять и перебросить через седло оленя весом сто двадцать килограммов без всякого усилия или идти восемь часов подряд на снегоступах или обычных лыжах, ни разу не присев отдохнуть. У Визи не было дурной привычки, которой страдали мы с Лилиан, — он не курил. Я же курил очень много, Лилиан — умеренно. Вдвоем мы умудрялись за неделю выкурить двухсотграммовую банку табака (мы курили самокрутки). Я начал курить в четырнадцать лет, но Лилиан не курила до тех пор, пока мы не перебрались на Мелдрам-Крик. Здесь она как-то приучилась курить, ей это понравилось, и она не пыталась этого отрицать.

Мы никогда не говорили Визи: «Не надо курить». Табак и папиросная бумага всегда лежали на столе, и, если бы он взял бумажку, насыпал табаку, свернул цигарку и закурил, мы с Лилиан не сказали бы ему ни единого слова. Может быть, если бы Визи ходил в школу вместе с другими ребятами, все было бы иначе. Но Визи не ходил в школу, во всяком случае в такую, где были другие дети. Хорошо это или плохо, я не решаюсь сказать.

Визи отошел от окна, сел и сказал уверенно и спокойно:

— Мама права, такой большой дом должен иметь план, что бы все разместилось правильно.

— Ты же знаешь, что я не могу провести прямую линию между двумя точками, — сказал я.

— Зато Визи может, — быстро перебила Лилиан. — Не правда ли? — она вопросительно посмотрела на Визи.

— Я могу попробовать, — заметил Визи осторожно.

Жизнь в тайге была благоприятной для Визи с точки зрения физического развития и здоровья, но и в других отношениях она тоже была благоприятной для него. Он немного знал геометрию и не только имел компас, транспортир, угольник и счетную ли нейку, но, что самое главное, умел ими пользоваться. Таким образом, он и Лилиан вычертили план дома, а я сидел в кресле и делал вид, что читаю, хотя все время прислушивался к их разго ворам. Они шептались о том, что «стенной шкаф для одежды будет помещаться вон тут», или «спальня будет там», или «печка будет стоять вот здесь». Один раз я, не выдержав, посмотрел поверх газеты и спросил: «Ну как, еще не увязли?» Ответа не последовало.

Наконец планы были вычерчены, все линии были аккуратны ми и прямыми, и Джаспер со своей бригадой прибыл и приступил к постройке.

В начале осени 1945 года каждый охотник, у которого было хоть какое-то чутье, мог предвидеть, что цены на пушнину будут очень высокими. Это ощущалось даже в дыхании ветра, шеве лившего макушки деревьев. Мы расставили капканы задолго до снега. Мы не заряжали их, но подготовили к тому времени, когда мех «созреет» и придет пора раскладывать приманки.

В начале ноября выпало около четырех дюймов снега, и вслед за этим температура резко упала до —26°. Теперь все хищные пушные звери оделись в ценный мех, я разложил приманки и насторожил капканы. Визи тем временем должен был свезти бревна с горы. За дом надо было платить, и я был твердо намерен выжать из леса все нужные деньги до копейки. Лес не мог подвести меня.

Как я и предполагал, цены на пушнину резко взвились. Шкурки крупной норки стоили не меньше чем по шестьдесят долларов и так и держались. А поскольку у нас расплодилось очень много ондатры, вокруг было множество норок, которые на них охотились. За каждую ондатру давали не менее трех долларов наличными, а иногда и больше. Почти за каждую шкурку ильки с темным и шелковым мехом давали не менее ста пятидесяти долларов, а если поторговаться как следует, можно было получить и больше.

Во внешнем мире, где были благоустроенные дома и асфаль тированные улицы, деньги текли, как вода. А в самом сердце тайги охотники на лыжах обходили капканы, пробираясь сквозь метель, и молча проклинали мороз, который кусал их пальцы, когда они налаживали капканы. Но охоту они не прекращали.

Вот так без конца мы ставили капканы и без устали снимали шкурки. Мы становились на лыжи, когда на востоке было еще темно и ничего не было видно, и желали лосям и оленям доброго утра, когда они поднимались с лежки при нашем прибли жении. Мы возвращались домой при свете луны и звезд, замерзшие, усталые. Мы почти не могли разогнуть спины, так как целый день проводили, согнувшись над капканами, доставая добычу.

Наскоро поужинав, мы принимались снимать и распяливать шкурки при свете керосиновой лампы или свечи, если другого освещения не было. Однако тайга приказывала нам снимать, чистить и распяливать шкурки, ибо завтра нас ожидала новая работа. Когда рынок ощущает голод на пушнину, пусть ненадолго, цены на меха для него не имеют значения.