Разреженный воздух - Ричард К. Морган

осилил пару эпизодов, просто для того, чтобы посмотреть. Несколько часов моей бодрствующей жизни, которые я теперь не верну назад. Мне просто нужно несколько прямых ответов, а также вернуть Мадекве целой и невредимой. Если так все и случится, никого не нужно будет убивать.

– А если Мадекве больше не цела и не невредима? Что ты будешь делать тогда?

Я посмотрел вниз, на поверхность пруда, и увидел свое темное и искаженное отражение, которое сверлило меня взглядом в ответ. Я ничего не ответил. Декейтер вздохнул и произнес:

– Ну, так я и думал.

* * *

Густаво проводил меня обратно, не шибко стараясь скрыть искреннее профессиональное недоверие. Мы шли по вестибюлю, и тут гарнитура уловила мерцание запущенных алгоритмов распознавания. Мой липкий друг-попутчик со станции сгрудился у стойки регистрации и всерьез разговаривал с одним из сотрудников. Он с таким небрежным апломбом не смотрел в мою сторону, что, когда мы проходили мимо, мне захотелось ему поаплодировать.

– Так вы, ребята, круглосуточно торчите у Милта? – поинтересовался я у своего сопровождающего.

Не сбавляя шага, Густаво, прищурившись, взглянул на меня:

– Думаю, он бы посвятил тебя в курс дела, если бы захотел.

– Полагаю.

– Тебе нужно такси?

Я покачал головой.

– Я остановился в «Особняках Лутры», это на другом конце города. Пройдусь.

– «Особняки Лутры». Точно. – Его губы даже не дернулись, когда он это сказал, но можно было заметить, как по лицу скользнуло презрение.

Мы подошли к широким дверям вестибюля – в витражном стекле мелькали многоуровневые оранжевые пятна – и вышли на бледный, словно пробивающийся сквозь пергамент свет марсианского дня. Тихий полдень на главной улице, тихое небо над головой. Движение на дорогах по плотности напоминало движение в небольших городках, мимо по тротуарам пробегали редкие пешеходы, освещаемые слабым полуденным солнцем. Висящие над дверью увлажнители, любезно предоставленные отелем, изливали теплые облака водяного пара, отчего засушливый воздух обжигал не так сильно. Болтавшаяся в мутном облаке терпеливая кодовая муха увидела свой шанс, спикировала, пожужжала у моего уха и воткнулась в щеку.

Я хлопнул рукой по месту укуса и с радостью услышал слабый хруст экзоскелета этой мелкой твари. Похоже, ее замедлила влажность. Густаво от моего движения отскочил на метр в сторону, выставил для защиты руки, явно возмущенный. Я наградил его усталым взглядом.

– Кодовая муха, – я показал ему руку с расплывшимся на ладони черным кровавым пятном. – Поверь мне, если бы я решил ударить тебя, ты бы этого не заметил.

Он смущенно опустил руки. Фыркнул.

– Крутой, да?

– Спроектированный, – рассеянно ответил я, вытирая следы посторганического побоища о дверной косяк. – Ты большой человек, Гус, и в довольно хорошей форме. Но у меня все встроено на уровне генов.

Я дружелюбно кивнул ему, вышел из-под облаков увлажнителя и оказался на улице. Вокруг меня разрастался бонсай-центр Колыбель-Сити – небольшая группа башен скромной высоты, большая часть которых лишь недавно дополнила скудный жилой фонд эпохи Поселения. В воздухе витала пара дирижаблей с привязанными бранегелями, но другого воздушного трафика я не заметил. К западу на высоте ста метров от земли красовался портрет Ракель Аллауки, по-матерински суровые черты лица явно отштукатурены боевой раскраской. Над ее скромным и незаметным декольте парила выведенная красными буквами надпись: «ТО, ЧТО СДЕЛАНО В ОКРУГЕ ШЕЛЬФ, ПРИНАДЛЕЖИТ ОКРУГУ ШЕЛЬФ». Обведенная красной помадой улыбка приглашала сесть за стол переговоров, но суровый взгляд велел держать руки так, чтобы она могла их видеть.

Налетевший порыв ветра оставил на зубах пленку из мелкого песка.

Проверив разок, не следит ли за мной кто – если и следили, то ни я, ни Осирис этого не заметили, – я повернулся и влился в поток пешеходов, направлявшийся в центр под пристальным взглядом Аллауки.

Глава двадцать шестая

Нина Учарима жила в недавно выросшем многоквартирном доме на западной окраине города, но там со мной не захотела встречаться. Вместо этого мы остановились в известной ей курительной с видом на Мембрану – захудалом, плохо освещенном местечке, расположенном на смотровых уровнях переоборудованной башни, когда-то с нее вели наблюдения за бурями. Самое то, чтобы повдыхать дым и поглазеть на старомодное световое шоу в небе. Я добрался туда на полчаса раньше времени, проглядел поэтажный план, просканировал редкую вечернюю толпу и не увидел ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться. Нашел себе столик на балконе, взял трубку с вишневым вкусом. Учарима опоздала на двадцать минут и с порога принялась мне лгать.

– Тот снимок, что мне прислал Дек, устарел, – резко заявила она, сняла потрепанного вида куртку для работы в условиях высокогорья, бросила ее на стол и села напротив меня. – Когда его сделали, у тебя было гораздо больше мяса на лице и гораздо меньше, ну, понимаешь, седых волос.

– Спасибо.

– Вот почему я опоздала. – Она жестом попросила передать ей мундштук трубки через стол. – Я дважды обошла это место, но не сразу тебя распознала. Вейл, верно?

Я кивнул, проигнорировав ложь – я был начеку и знал, что она ни разу не проходила мимо балконных окон, – и протянул ей трубку. Проследил за тем, как она делает затяжку, в то время как в левом углу гарнитуры Рис сама сверила изображение с моей собеседницей и запустила программу распознавания поведения. Как и Павел Торрес, Нина Учарима относилась к классическому нагорному типу – молодая, длинноногая и худощавая, одета так, чтобы все это продемонстрировать: рабочие шорты обрезаны чуть ниже промежности, полупрозрачные черные колготки, массивные ботинки на плоской подошве. Под свободной серебристой футболкой угадывались широкие плечи, а из-под рукавов с высоким вырезом выглядывали крепкие, стройные, мускулистые руки. В черных крашеных волосах попадались пряди таких цветов, словно их позаимствовали из какого-то бурного обмена энергией в Мембране. Спутанная масса волос окутывала лицо, смягчая очертания жестких андских скул, разреза рта и выступающего подбородка. Радужка глаз за большими линзами гарнитуры с пиратской прошивкой была ярко-зеленой, в уголках глаз собрались морщинки – следствие того, что их владелица была вынуждена наблюдать за течением жизни в Нагорье. Высокие и, скорее всего, искусственно увеличенные груди образовывали многообещающие холмики под незнакомым мне логотипом на футболке: высокая мрачная фигура, словно плащ волочащая за собой облака пыли, и словно процарапанная надпись «Приговорен к аду Разлома – Приближается буря».

– Итак, – сдержанно произнесла она и выпустила длинную струю дыма. – Дек сказал, что ты хочешь поговорить о Торресе. Что хочешь знать? Трахалась ли я с ним?

– Можем начать с того, почему ты с ним трахалась. Ты кажешься довольно сообразительной, а он, судя по