Македонский Лев - Дэвид Геммел

В его сознании тут же всплыла сцена: женщина извивается под ним, просит остановиться, умоляет его, его нож у ее горла, лезвие впивается в кожу, кровь сочится из нее…

Подстегнув своего коня, он галопом помчался к увитым розами воротам сада.

Уже подъезжая, он понимал, что остальные не позволят ему убить девчонку, пока сами не насладятся ей. Нет, он должен быть терпеливее. Его мысли удивили его, потому что раньше он никогда не думал, что в убийстве присутствует удовольствие. В битве, да; в войне, возможно. Как странно, подумал он. Натянув поводья, он соскочил со спины коня и прошел в ворота. Девушка сидела на коленях у розового куста. Она подняла голову.

Она была слепа. По какой-то причине его возбуждение стало еще нестерпимее, чувство власти возросло.

Он услышал, как остальные тоже спешиваются и перекрикиваются, глядя на девушку. Ее красота была неоспорима, скорее греческая нежели персидская, но Левкиону было все равно, из какого она народа.

— Кто ты? — спосила она, и голос ее прозвучал спокойно, но глубже чем он мог ожидать, и ее акцент выдавал дорийское происхождение. Спартанка или коринфийка, подумал он, и его обрадовало. Он бы не почувствовал такого удовлетворения от перспективы изнасиловать афинянку.

— Почему ты не отвечаешь? — спросила она, пока — без тени страха в голосе. Но он знал, страх придет. Он медленно вытащил нож и пошел к ней.

— Что ты делаешь? — закричал Пендар.

Левкион не удостоил его внимания и приблизился к девушке. Даже сквозь запах роз он чувствовал аромат ее волос. Протянув руку, он схватил бретельку ее платья и разрезал ее, срывая ткань с ее тела. Она отступила, обнаженная — и теперь появился страх.

— Прекрати это! — прокричал Пендар, пробежав вперед и схватив Левкиона за руку. Прежде чем он мог остановиться, воин развернулся и вонзил клинок в грудь своего друга. — За что? — прошептал Пендар, падая на Левкиона и соскальзывая наземь, своей кровью омыв бронзовый нагрудник Левкиона. На мгновение Левкион замешкался, пораженный; потом потряс головой и повернулся к другим наемникам. — Хотите взять ее? — спросил он их.

— Почему бы и нет? — отозвался Борас, плотно сбитый фракиец. — Она выглядит довольно сладкой. Наемники двинулись на голую девушку, Левкион шел впереди с вытянутым окровавленым ножом. Жрица стояла на месте. Она подняла свою руку, и Левкион почувствовал, как нож зашевелился у него в руке. Глянув на руку, он закричал — он держал гадюку, поднятая голова которой откинулась, обнажив готовые к удару ядовитые клыки. Он отбросил ее, услышав стук по камням.

— Что с тобой случилось, парень? — спросил Борас.

— Ты что, не видел? Змея?

— Ты спятил? Хочешь взять ее первым — или нет? Я так долго ждать не буду.

Низкий рык донесся из-за их спин.

Рядом с ними стояло чудовище. Оно имело голову льва и тело медведя, огромные плечи и длинные когти. Мечи покинули ножны, и воины атаковали чудище, которое не оказало сопротивления, когда их клинки вонзились в его массивную тушу. Оно упало в крови — и превратилось в их товарища, Метродоруса.

— Она ведьма! — вскричал Борас, отскакивая от нее.

— Да, ведьма, — сказала им слепая женщина, и голос ее был почти шипением. — А теперь вы все умрете!

— Нет! — раздался другой голос, и Левкион увидел старую женщину, ковыляющую по дорожке. Пройдя мимо мечников и опустившись на колени перед мертвым Метродорусом, она опустила руки на его раны и начала ворожить. Казалось, тучи побежали по небу наперегонки, потом застыли на месте. Ветер сначала усилился, потом умер, и воцарилась тишина. Левкион поднял голову и увидел орла, неподвижно зависшего в воздухе с распахнутыми крыльями. Ворожба продолжалась, и наемники смотрели, как раны Метродоруса затянулись. Неровное дыхание затрясло его тело, затем он застонал.

— Осмотри второго, — обратилась чародейка к слепой девушке.

— Они убийцы! Они заслужили смерти! — вскричала та.

Но старуха проигнорировала ее, и молодая жрица подошла к телу Пендара, положив свою руку на рану у него в груди. В молчаливом недоумении Левкион смотрел, как закрывается нанесенная его ножом рана. Пендар пробудился и взглянул на слепую целительницу.

— Они причинили тебе вред? — спросил он. Она покачала головой. — Я умираю?

— Нет. Ты здоров, — сказала она ему.

Левкион стоял в недоумении и моргал от солнечного света. Ветер вновь задул, и орел продолжил свой полет, а он подошел к Тамис. — Я не знаю… я никогда не… — но слова не шли.

Пендар поднялся и взял друга за руку. — Ты в порядке, Левкион?

Внезапно командир зарыдал. — Ты ведь знаешь меня, Пендар. Я никогда бы… не совершил подобного.

Тамис повернулась к Дерае, но ничего не сказала. Молодая жрица прошла вперед, взяв Левкиона за руку. — Идите отсюда в Тир, — холодно проговорила она. — Там найдете то, чего ищете.

— Мне жаль, — сказал он ей.

— Ничего важного не случилось, — заверила она его.

Пендар поднял с земли платье Дераи и накинул его на нее, связав разрезанные петли вместе.

— А ты, Пендар, должен вернуться в Афины, где твоя семья ждет тебя.

— Я вернусь, госпожа, — пообещал он.

Когда мужчины ушли, Тамис прошла к бассейну и плеснула себе в лицо холодной водой. Дерая села подле нее.

— Почему ты остановила меня? — спросила Дерая.

— Ты коснулась Левкиона, ты знаешь, зачем он пришел сюда. Дух Хаоса действовал через него.

— Но ведь я могла бы его убить.

— И кто бы тогда выиграл, Дерая? Кому бы досталась победа? Темного Бога не заботил Левкион. Ему было известно, что этот человек не смог бы тебя уничтожить, он лишь хотел проверить тебя. Мы не можем пользоваться его же оружием. Каждая подобная победа ведет к будущему поражению. Я знаю, потому что убивала людей. Левкион обретет любовь и счастье в Тире. Он породит сыновей, хороших, гордых мужей. Но этот день никогда не забудет.

— Как и я, — сказала Дерая с улыбкой. Тамис ощутила ее удовольствие и на краткий миг обрадовалась вместе с ней, прикоснувшись к ее душе как неслышный шепот. Спартанская женщина с удовлетворением вспоминала, как мужчины напали на своего же товарища. Она лелеяла свое воспоминание о силе.

Тамис поднялась на ноги и вернулась в свои покои. Она слишком устала и не заметила черной тени, которая сгустилась на стене, когда она села на кровать. Когда она наполнила свой кубок водой и пригубила его, когтистые лапы скользнули со стены за ее спиной, длинные и изогнутые. Вода тронула край больного зуба, и Тамис, застонав, встала. Солнце вышло из-за облака, и сноп света ворвался в окно, обозначив тень лап на кровати. Тамис отвернулась, когда когти метнулись к ее лицу. Она подняла руку, и свет забил из ее пальцев, собираясь в золотой щит. Лапы принялись бить по нему, и стена задрожала, а из нее выплыла огромная голова, словно камень был не плотнее дыма. Кожа демона была покрыта чешуей, зубы — остры. Медленно он пробирался в комнату, его невероятно большие лапы с когтистыми пальцами тянулись к старой жрице.