Русь и Орда Книга 1 - Михаил Каратеев

Ольга ничего не ответила, только зарыдала еще сильней. Глядя на нее с отеческой нежностью, Юрий Ярославич с минуту постоял молча, как бы что-то обдумывая. Потом сказал:

– Ужели же, прося руки твоей, он не открыл тебе свое истинное имя?

– Свое истинное имя? – воскликнула Ольга, внезапно обрывая рыдания и чувствуя, как все существо ее наливается леденящим страхом. – Нешто он не боярин Снежин?

– Нет, дочка. Это был сам карачевский князь Василий Пантелеевич. Я сразу же это уподозрил, а после мне и слуги сказывали, что, оставаясь наедине, стремянный Никита величал его князем либо Василием Пантелеевичем. И я рад, что

Господь вразумил тебя отказать ему, ибо сделать это мне было бы не столь ловко. Родниться же с изгоем нам не пристало и Узбек карачевский стол отдал князю Титу Мстчславичу козельскому, а сам Василий бежит теперь от ханского гнева не ведаю куда…

Юрий Ярославич хотел добавить что-то еще, но внезапно остановился, пораженный наступившей в горнице тишиной. Последних слов его Ольга уже не слышала, ибо находилась в глубоком обмороке.

Глава 38

Князь добрый и мудрый Константин Васильевич Суждальский княжил пятнадисяти лет, честно и грозно бороня отчизну от сильных князей и от татар.

По выезде из Мурома Василий и Никита решили, пользуясь хорошей погодой, продвинуться вперед как можнобыстрей, чтобы наверстать потерянную неделю. Для сокращения пути они, вопреки первоначальному намерению, поехали не по стародубской дороге, а вниз по левому берегу Оки, а затем лесом на Гороховец, стоящим на реке Клязьме уже в пределах Суздальского княжества. От Мурома до него было верст восемьдесят, и путники добрались туда еще засветло. Город, неоднократно пострадавший от татар и от княжеских усобиц, был мал и невзрачен, но обнесен крепким дубовым тыном, видимо обновленным совсем недавно.

Переночевав в Гороховце, по совету хозяина постоялого двора, они пустились отсюда прямой лесной дорогой к Волге и, оставив в стороне Нижний Новгород, к вечеру без всяких приключений прибыли в Городец, который находился уже по ту сторону великой русской реки.

Василий, в душе которого еще кипела горечь, всю дорогу был зол и сумрачен. Мысленно он уверял себя, что Ольга не стоит того, чтобы принимать все происшедшее близко к сердцу, или старался, не думая о ней, быть веселым и беспечным. Но не проходило много времени, как перед ним снова вставал волнующий образ муромской княжны, и тогда, внезапно оборвав начатый со спутниками разговор, он принимался нахлестывать своего жеребца, как бы стараясь ускакать от наваждения.

Едва они в Городце устроились на постоялом дворе, Никита, чтобы отвлечь Василия от мрачных мыслей, предложил идти на Волгу, купаться.

– Что же, пойдем, коли хочешь, – безразлично промолвил Василий, поглощенный своими невеселыми думами.

Выйдя на берег и отыскав песчаную отмель, они разделись и бросились в прохладную воду. После целого дня езды по августовской жаре купание было истинным наслаждена и они долго плавали и ныряли, гоняясь друг за другом н резвясь как дети. Повеселел даже Василий.

Выбравшись наконец из воды, они растянулись на пескеи несколько минут пролежали молча. Но Лаврушка, давно ждавший случая кое о чем расспросить князя и опасавшийся, снова впадет в мрачное настроение, вскорости нарушил молчание.

– Дозволь, батюшка князь, спросить тебя о чем-то?

– Ну, спрашивай, – благодушно ответил Василий.

– Вот поглядел я сегодня па энтот Городец: город будто невелик, а укреплен гораздо. И стены так поставлены, как ноне уже не ставят. Кто же это его строил и укреплял?

– Тут спокон веку был городок Радилов, должно быть поставленный еще первыми славянами, вятичами, – ответил Василий. – Достался он потом владимирским князьям, которые его изрядно укрепили против мордвы и булгар. С того времени он и прозывается Городцом Волжским.

– А ведь были же в Городце и свои князья?

– Были. Лет более ста назад великий князь Всеволод, прозванный Большим Гнездом, отдал Городец в удел сыну своему Юрию, который воевал отсюда мордву. Далее здесь княжили потомки того Юрия, и не было, кажись, на всей Руси князей пакостнее городецких. Они уже не с мордвой воевали, а со своими же братьями, не единожды наводили на Русь татар и у всех торчали как чирей на носу, покуда Городец не отошел к суздальскому князю.

– А Нижний Новгород давно ли выстроен?

– Нет, Нижний из молодых городов. Лет за сотню до наших дней поставил его тот же князь Юрии Всеволодович, против мордвы. Не прошло, однако, и десяти лет, как мордовцы разорили его начисто. Снова его отстроил Юрий Всеволодович и укрепил уже на совесть. Потом, когда Батый порушил почти все русские города, Нижний Новгород он почему-то пощадил. Хорошо пошла в нем и торговля: город стоит на двух великих реках и товары туда идут со всей Руси, с Орды и из Болгар. По сим причинам Нижний ныне разросся и далеко обогнал все соседние города.

– Кто же в нем княжит?

– Сперва он, как и Городец, был уделом Владимирского княжества, потом перешел к суздальским князьям. А в последние годы наложила на него лапу Москва, и ныне сидит там сын Ивана Калиты, Симеон. Только, видать, суздальский князь Константин Васильевич его оттуда выживет.

– Нешто столь силен этот князь?

– Он-то силен, да не столь ратью, как разумом своим. Нет ныне на всей Руси второго столь мудрого и доброго князя. Вот, к примеру, все князья, которые до него тут сидели, и знали, что воевать с мордвой, и через то не было всему этому краю от мордвы никакого житья. Константин Васильевич сумел с мордовцами так поладить, что теперьони ему первые друзья. Не только они его владений более не тревожат, но еще и русских поселенцев стали допускать на свои исконные земли. Пользуясь тем, Константин Васильевич испоместил среди мордвы уже многие тысячи русских людей. И кто бы тому мог поверить: живут по– добрососедски, роднятся друг с другом и мордва здесь быстро обрусевает. А в иных местах, в Муроме, к примеру, что делается – чай ты сам видел.

– Пошто же этот князь своих-то людей в чужих землях селит? Другие норовят людишек-то, откуда ни есть, к себе пригорнуть.

– Вот потому и селит, что умен: знает, что эти земли, коли он их обрусит, безо всякого кровопролития ему достанутся вместе со всеми людьми. А смердами он богат: переселенцы валят к нему со всех сторон, ибо нигде их не принимают так, как тут. Князь Константин дает им земли па выбор, – где душа твоя пожелает, там и садись, – только паши и сей! На многие годы он ослобоняет новоселов от всех податей и, доколе не встанут на ноги, помогает им, чем ни потребуется. И народ его крепко любит. А нижегородцам, вестимо, вдвое обидно: в самый раз, когда Суздальская земля дождалась хорошей жизни, их отдали под московского княжича, который, в угоду ненасытной прорве – своему отцу, жмет из Нижнего Новгорода все соки.

– Почто же нижегородцы не сгонят москвича и не передадутся снова Суздалю?

– Ежели бы Константин Васильевич того схотел, так бы и случилось. Но он далеко видит. Нижний Новгород ему, вестимо, нужнее всякого другого города, почитай, даже Суздаля, ибо он хочет ширить свою торговлю. Но коли он его силою захватит, – войны с Москвой не миновать, стало быть все, что он успел сделать для благоустроения своего края будет порушено. И он ждет. Иван Калита стар и хвор, долго он не протянет. По смерти же его Симеон сам уйдет из Нижнего, ибо он из братьев старшой и ему достанется московский стол. А тогда Константин Васильевич будет тут полным хозяином, да, может, еще и Москву прижмет. Ее – то боятся не потому, что она так уж сильна, а потому, что за спиною московского князя хан Узбек стоит. Однако после смерти Ивана Даниловича все может перемениться, и неизвестно еще, кому хан даст ярлык на великое княжение. Чего доброго, и Константину Васильевичу.

А выехав из Суздальского княжества, дальше мы какими землями поедем? – помолчав, спросил Лаврушка. Уже завтра поедем мы по рубежу Костромского княжества и, пожалуй, даже его чуток зацепим. А там выедем в Галицкое и по ему будем следовать до самой Вятской земли

– А велики ли те княжества?

– Костромское, думаю, будет, как наше Карачевское, с уделами, а Галицкое много побольше. Только, видать, их век на исходе: хотя там и сидят еще свои князья, но Москва на них крепко наложила руку, и пляшут они под дуду Ивана Даниловича.

– В Костроме, кажись, уже и плясать некому, – вставил Никита, – Сказывали люди, князь тамошний невдавне помер, а никому из наследников его Калита вступить на княжение не дозволяет. Видать, себе Кострому заберет. Ну, а далее на полночь, за теми княжествами что лежит? – допытывался Лаврушка.

– Лежит там Устюжская земля – вотчина ростовских князей, а чуть на заход – княжество Белозерское. Ну, а дальше, до самого Ледяного моря, тянутся владения Великого Новгорода, которые будут побольше, чем вся остальная Русь вкупе.