Ароматы - Джоанна Кингсли

— Нет! — вырвалось у Марти.

Одним прыжком Жан-Люк оказался возле нее и прижал к себе. — Дорогая, — прошептал он. — Марти, моя любовь… Останься со мной…

— Я буду с тобой, пока ты этого хочешь, — ответила она, понимая, что он только испытывал ее, боясь потерять. Она нежно гладила его щеки, когда раздался стук в дверь. Жан-Люк открыл и вернулся к Марти с конвертом в руках. — Это тебе, — сказал он хриплым голосом. Это было послание Менаркоса: он приглашал Марти немедленно прийти в его каюту на ужин. Марти и Жан-Люк обменялись долгими пристальными взглядами. Он отвернулся первый. — Иди, — сказал он глухо. — Тебе ведь этого хочется?

Они снова посмотрели друг на друга, и Марти поняла, что он предоставляет решение ей, потому что не в силах противостоять Менаркосу.

Обнаженные плечи Марти сияли над черной тафтой низко вырезанного платья, рот алел, словно роза. Менаркосу он казался кровавой раной на лице Марти, и он не мог отвести от него глаз.

— Еще глоток кальвадоса, дорогая. Он старше вас.

Менаркос смотрел на губы Марти, пока она пила нежную и крепкую яблочную водку, потом перевел взгляд на ее полную грудь под черным шелком. Он представлял себе белоснежные полушария, темные соски, сгорая от желания кусать их, чтобы они покрылись красными кружками в капельках крови.

Она видела, как глаза мужчины раздевают ее. Марти привыкла к таким взглядам, они ей льстили. Но сейчас, наедине с Менаркосом, она чувствовала грозную опасность. Этот человек был словно ураган, который все сметает на своем пути.

За три дня она уже несколько раз видела приступы его ярости, — он впадал в бешенство иногда от одного неосторожного слова и с грозным ревом могучего водопада обрушивался на виновного. Марти увидела опасный блеск в его глазах и сжалась. Впервые в жизни она оказалась лицом к лицу с силами Зла.

— Покажи мне свои груди, — сказал Менаркос низким угрожающим голосом.

Марти бессильно откинулась на спинку кресла. Менаркос подошел к ней, взял за плечи и поставил на ноги. — Пойдем, — сказал он, показывая на дверь спальни.

Марти услышала легкий стук, и в комнате появился Жан-Люк, вошедший через потайную дверь. Она попыталась повернуться к нему, но не могла двинуться, словно загипнотизированная.

Жан-Люк посмотрел на нее, потом на Менаркоса, кивнул своему боссу и сказал — Извините. — Резко повернувшись, он вышел в ту же потайную дверь.

Менаркос выпустил Марти и лениво улыбнулся. — Ладно, оставь пока платье на себе. Допей своей кальвадос, — сказал он.

Она повиновалась, охваченная дрожью.

Жан-Люк вернулся в свою каюту. Он чувствовал гнев, отчаяние, страх, но больше всего — страх. Все случилось так быстро, что он не успел пустить в ход свое оружие — разоблачение.

Он предназначал Марти для Менаркоса, который питал слабость к полногрудым женщинам; для него он отшлифовал ее манеры, чтобы выдать за женщину из высшего общества. И его план сработал. Но он хотел опутать Менаркоса, а нанес удар себе. Почему он не предупредил Марти и отдал ее во власть чудовища? Она решила сама, но она не знала того, что хотел рассказать ей Жан-Люк. Он узнал о тайне своего патрона, посетив сумасшедший дом, куда была помещена его вторая жена. Жан-Люк хотел понять, почему от богатейшего человека в мире все его жены спасались бегством — в безумие, в смерть.

Роз-Мари, изящная английская леди с тонкими запястьями и лодыжками и непомерной для худого тела грудью, выдала Жан-Люку обе тайны Менаркоса.

— Дети, — шептала она боязливо, — к нему приводили детей. Потом их увозили в большом черном лимузине. Молчаливых, бледных как бумага, словно из них выпили всю кровь, с широко раскрытыми глазами. Благослови их Бог! Потом женщины. — Она схватила Жан-Люка за руку. — Потом я… Другая сторона монеты… Молодые женщины с большой грудью. Тушить об нее сигареты, резать бритвой…

Жан-Люк вырвал свою руку и сбежал. Он знал, что женщина признана безумной и в сумасшедший дом поместила ее собственная семья. Но в последующие годы ему пришлось вспомнить слова Роз-Мари, когда он видел, как к Менаркосу привозили мальчишек-школьников, и не все возвращались из его кабинета.

Жан-Люк никому ничего не рассказал. Менаркос обращался с ним как с младшим братом, обогатил его, защитил против закона. Но Жан-Люк был втянут во многие сомнительные сделки Менаркоса, и тот легко мог раздавить его.

Он был в ловушке и, зная правду о личной жизни Менаркоса, был вынужден таить ее многие годы. Он был уверен, что жены Менаркоса погибли не случайно, но приходилось признать, что этот человек сильнее закона. Жан-Люк надеялся, что сильная и самоуверенная Марти одолеет Менаркоса, и он будет управлять им через нее, а потом сможет покинуть темное царство и, отделавшись от них обоих, начать новую жизнь один. А может быть, вместе с Марти, которую он полюбил, хотя стремился разуверить себя в этом. Но план Жан-Люка провалился, Марти оказалась во власти Менаркоса словно муха в паутине, и Жан-Люк не мог освободить ее. Он уверял себя, что она пошла к Менаркосу добровольно, но в глубине души знал, что предал ее. Он не вернулся в свою каюту, а пошел в бар и осушал одну рюмку за другой, пока у него не закружилась голова. Тогда он встал, с трудом дошел до палубы и упал в кресло.

Он очнулся от тяжелого сна и услышал, что по палубе бегают люди, кричат, суетятся, бросают спасательные круги и спускают лодки. Вслушавшись, он понял, что Марти бросилась в морс.

3

— Наяда! Приплыла морская дева! — воскликнул Джордж Бэрклей, единственный сын лорда и леди Эгзитер.

— Замолчите, ради Бога! — сказала Марти, падая в его протянутые руки. Он дотащил ее до сухой части пляжа, положил на песок, снял спасательный пояс и попытался надеть на нее свой свитер. Он не разобрал, что она пробормотала: «Благодарю» или «Убирайтесь», но понял, что девушка не в обмороке, а просто ослабла от долгого пребывания в воде.

«Красивая девушка, — подумал он, — действительно похожа на наяду». Шлейф ее черного вечернего платья, обвившийся вокруг ног, казался хвостом русалки. Он потрогал ее руку — пульс учащенный. Дыхание выравнивалось, она закрыла глаза, словно погрузилась в сон. Длинные загнутые ресницы вздрагивали; он опустился на корточки, заглядывая ей в лицо. Наверное, она с «Аполлона», великолепной яхты, бросившей якорь невдалеке. Джордж видел ее во время своей утренней пробежки по пляжу, а потом, за завтраком, лакей сказал, что это яхта Менаркоса. Глаза приоткрылись.

— Приветствую вас в Торремолиносе, — сказал Джордж. — Надеюсь, вы приятно поплавали?

Марти улыбнулась. Этот спокойный английский голос звучал так, словно очутиться в морских волнах в вечернем платье было самой обычной вещью в мире.