Агатангел, или Синдром стерильности - Наталья Сняданко

В сравнении с моими тогдашними представлениями, отрицательные метаморфозы старения сейчас выглядят почти незаметными. Вены на ногах подступают все ближе к поверхности кожи и скручиваются в болезненные узелки в ожидании каждого дождя, а если нажать пальцем — упрямо пружинят. Зато совсем не пружинит кожа под пальцами, она предательски податливая и тонкая. Еще немного — и сквозь нее совсем четко будут видны всякие островки и неровности, все эти коварные рифы, которые появляются так незаметно и уже не хотят отступать с завоеванных позиций. А потом однажды утром замечаешь, что уже не можешь повернуть голову на девяносто градусов, а только на какие-то семьдесят, и даже от этого перед глазами идут круги и что-то поскрипывает в позвоночнике, как плохо положенный паркет под ногами.

Единственное, чего становится раз от раза все больше — это серый цвет. Как-то вдруг я начала замечать, сколько вокруг меня серого: дома, лица, грязь на улицах и одежде, серым кажется даже цвет зубной пасты, хоть это и противоречит всем маркетинговым стратегиям. Серым кажется даже снег, иногда даже первый. Наверное, это какая-то фобия серого цвета, серофобия. А может, первая стадия синдрома стерильности? Дальше я начну убирать через день, потом каждый день, еще через какое-то время стану стерилизовать посуду. А затем не смогу работать в газете, так как журналистка, как известно, или грязная, или серая, то есть никакая.

Выдавливаю еще один прыщик, прикладываю к ранкам с капельками крови кусочек ваты, смоченный в растворе перекиси водорода, и в последний раз критически осматриваю себя в зеркале. Хватит расслабляться. Завтра мне исполнится тридцать.

Как мыслят следователи

Расследуя исчезновение Арнольда Хомосапиенса, Михаил часами расспрашивал меня о привычках, вкусах и особенностях характера всех сотрудников редакции, внимательно изучал статьи каждого, мгновенно отличая авторские материалы от «передранных» из интернета или переведенных из иностранных изданий, если кто-то позволял себе подписать такой материал своим именем. Периодически он приносил мне на подпись пустые бланки, куда потом, по его словам, вписывались протоколы допросов — «чтобы не отнимать у меня время», как он это объяснял. Больше я этих «протоколов» не видела. Возможно, один из таких пустых бланков и стал моим согласием на участие в проекте «Ukrainian peep-show».

Когда я прочитала в газете «Хальт!» про диктофон, который Михаил включал в кармане, снимая брюки перед актом любви, то вспомнила, как он рассказывал мне, что для излечения своей жены от наркомании попросил своего друга стать ее любовником. Мол, свежее чувство позволит ей победить зависимость. Цель достигнута не была, но и конфликта с другом не возникло. Меня еще тогда удивило спокойствие, с которым Михаил рассказывал об этом эпизоде. Быть может, у нас с ним просто разные взгляды на близость? Как, например, с Теобальдом, который считает, что многим бы понравилось наблюдение за ними скрытой камерой.

— А наши с тобой отношения — это тоже было задание? — наконец решилась спросить я, когда мы встретились впервые после той публикации в «Хальт!».

— Нет, ну что ты, — не задумываясь, ответил Михаил. — Как ты не понимаешь, я же для нас старался. За этот сериал, точнее, за твое согласие сниматься в нем немцы заплатили круглую сумму, я выгодно ее вложил, и вскоре мы с тобой сможем поселиться где-нибудь у моря и жить на дивиденды. Разве ты против?

— А почему ты меня об этом спрашиваешь сейчас, а не тогда, когда я «соглашалась»?

— Это должен был быть сюрприз, мне даже в голову не пришло, что ты можешь обидеться. Разве я что-то сделал не так?

— Я еду работать в Германию. Наверное, надолго, — сказала я.

— Куда? Зачем? А как же мы? А Жаклин, Колет, Жоржет и Амели? — спросил он.

— Кошек забрали Марк с Эвелиной, — ответила я.

Позже Снежана Терпужко написала мне, что после серьезного финансового расследования, проведенного в нашей газете, проект сначала хотели закрыть, а потом предложили сменить политические ориентиры и перейти в непосредственное, но неофициальное подчинение к определенным органам, название которых Снежана не решалась упоминать в письме. Теперь «КРИС-2» уже не был собственностью только ТиДвиБЗ(не). Оказывается, кулуарная борьба за издание велась не только между Нашей политической силой и ТиДвиБЗ(е). Желающих использовать газетную площадь с целью удовлетворения собственных политических амбиций было гораздо больше. Афера с иностранными «консультантами» послужила лишь удобным поводом, чтобы выведать компрометирующую «внутреннюю» информацию, которая есть в каждой украинской частной фирме. Да, наверное, не только в украинской.

О том, что мистер Арнольд работает не только на европейский благотворительный фонд, но и на известную отечественную структуру, Панько Овочевый узнал чуть ли не с самого начала пребывания голландца в Тигирине. Они с Соломоном Айвазовски решили подкупить мистера Арнольда и заставить его перейти на сторону Инвестора. Именно об этом и договаривались во время увиденной мной встречи в «Моцарте». Мистер Арнольд на все согласился, взял предложенную сумму (2000 долларов, найденные у него в номере после похищения), но продолжал собирать информацию, прежде всего финансовую, которая не должна была выйти за пределы редакции. Суммы, записанные в его блокноте, были гонорарами, которые он предложил пану Фиалко и пану Маргаритко за доступ к этой информации. Те якобы согласились, но просигнализировали Инвестору и по указанию руководства дали мистеру Арнольду «липовые» данные. А когда уже перед самым отъездом «консультанта» Панько Овочевый узнал, что утечка информации все-таки произошла, мистер Арнольд был похищен. Чтобы это случилось без свидетелей, Панько Овочевый позвонил мне на мобильный с регистратуры в «Интерэкстриме», и я поехала в больницу, а больше за передвижениями нашего гостя никто не следил, все праздновали. Тогда Панько Овочевый и Соломон Айвазовски отвезли куда-то мистера Арнольда. Куда именно, так и осталось тайной.

Снежану заподозрили в том, что именно она дала мистеру Арнольду компрометирующие бухгалтерские документы. Но, как утверждает сама Снежана, он получил их от Олежки Травянистого, а тот, в свою очередь, перепродавал информацию в соответствующие органы. Именно благодаря работе Олежки органы собрали на газету такое количество компромата, что смогли достаточно выгодно приобрести весь проект.

Все эти события остались в глубокой тайне, и о новом собственнике газеты никто, кроме нескольких посвященных, не знает. Для масс «КРИС-2» продолжает оставаться изданием достойным доверия, демократичным, независимым и влиятельным.

Сейчас «КРИС-2» проводит резонансную акцию «Свободная журналистика». В серии статей самые известные журналисты города рассказывают о своих конфликтах с властью и неофициальных методах их разрешения, наподобие взяток, обмена конфиденциальной информацией и других «услуг», которыми журналистам приходилось расплачиваться за последствия слишком смелых публикаций. Называются фамилии, даты, суммы. Впоследствии эти статьи планируют использовать против самих авторов, по крайней мере, так стало известно Снежане из определенных источников.

На страницах «КРИСа-2» регулярно печатаются «разоблачительные» подробности из жизни высоких чиновников и городской элиты, детально согласованные с соответствующими должностными лицами. Благодаря таким публикациям поддерживается имидж «оппозиционного и независимого» издания. Время от времени чиновники, а то и целые структуры, например отдел коммунального имущества, теплокоммунэнерго или ассоциация таможенных брокеров, подают на газету в суд. Организовывается громкий процесс, газета его проигрывает, обвиняет суд в продажности, выплачивает символический штраф и поднимает свой рейтинг в глазах общественности.

Инвестор теперь отказался от анонимности и с радостью дает интервью как владелец единственной оппозиционной газеты в стране, а также сменил имидж политика, ориентированного только на интеллектуальную элиту Теперь его часто можно увидеть в сюжетах местного телевидения рядом со старенькой бабушкой, у которой, скажем, в подвале завелась крыса или разбилось окно и которой не удалось решить эту проблему с соответствующими коммунальными службами. Инвестор произносит возмущенную речь и лично отлавливает крысу или вставляет окно.

Олежка Травянистый прошел курс лечения от клептомании, вернулся в «КРИС-2» и стал заместителем главного редактора.

В своих письмах (она никогда не пересылала их обычной или электронной почтой, а всегда передавала с кем-то из знакомых) Снежана предлагала продать перечисленные факты западным изданиям, которые выхлопотали бы ей за это политическое убежище. Мне предлагалась роль посредника и переводчика. Пытаясь оправдать в письмах к Снежане свой отказ, я никак не могла уловить, что чувствую при этом сама: страх перед вмешательством в такое резонансное дело, недоверие к Снежане (ведь ее информацию никак невозможно было проверить) или глубокое, хотя вряд ли правильное пацифистское убеждение, что вмешиваться в ход истории — дело кого-то другого. Насколько мне известно, Снежана продолжает искать человека, который помог бы ей в реализации проекта.