Стоянка поезда – двадцать минут. Роман - Юрий Мартыненко

обнял её за плечи. — Не сердись. Тебе не идёт.

— Да я понимаю, — миролюбиво ответила Лида. — Не поедет мама никуда из деревни. Даже, если бы у нас несколько комнат было. Да и что мы об этом говорим? О папке надо думать, пока не поздно…

— Может, его в какой военный госпиталь показать? Туда, где ветераны лечатся? — с надеждой в голосе предложил Гоша.

— Показывали уже. Что толку?

— Почему?

— Сказали, что такие операции делают только в Москве. При условии, если врачебный консилиум даст добро.

— И чем это не вариант? Вскладчину со Шмелями наскребли бы денег на дорогу. Ты говорила, что там бесплатно делают?

— Да, говорила. Бесплатно, но там громадная очередь… А у Шмелей самих проблемы. Юлька прямо не признаётся, но видно ведь, что что-то пошло не так.

— А ведь, вроде, неплохо шли дела? Бутики не пустовали?

— В том-то и дело, что «вроде». Сунулись в финансовую пирамиду, пустили денежки на ветер. А теперь, я слышала, выстраивается новая схема для поиска лохов. Схема товарно-денежных пирамид. Официально называется сетевой маркетинг, а в простонародье — лохотрон.

— Как это?

— Да, я сама толком не знаю. Если коротко, то это будет выглядеть, примерно, так. Ты вступаешь в эту компанию. Берёшь товар за свои деньги и распространяешь его, но при этом ты должен найти трёх партнёров. Каждый из них ещё по три, то есть ищет ещё трёх дураков. И так выстраивается некая структура. Растёт одновременно объём вкладываемых в товар денег и объём распространяемого растущей сетью самих товаров…

— Понятно?

— Не совсем, но суть, кажется, ясна. Ладно, вернёмся, Лида к нашим проблемам. На билеты до Москвы-то не собрать, что ли?

— Не в этом дело.

— А в чём?

— Не поедет папка.

— Вот те раз. Опять двадцать пять!

— Не двадцать пять и не опять!

— Тогда что?

— Я уже разговаривала с ним на эту тему.

— И что? Как он сам-то на это смотрит?

— Никак не смотрит. Говорит, что, ну да, потом меня, мертвяка, из Москвы до Забайкалья обратно потащите.

— Ёлки-палки! Так и сказал?

— Прямым текстом. Ты ещё плохо знаешь папкин характер. Два раза он не повторяет…

— Как же быть? Ведь не простим потом себе.

— Ты опять за своё?

— Понимай мои слова, как знаешь, но вот просто сидеть и разводить руками не по-человечески.

— Как заговорил?

— Я, конечно, институтов не кончал. Говорю, как умею.

— Преступно стране своих защитников на произвол судьбы бросать… Я тоже институтов не кончала… А ты у меня самый-самый хороший, — Лида прижалась к плечу мужа.

— Я тебя люблю, Лида.

— Я знаю. Я тоже.

— Я тоже знаю…

— Значит, мы должны справиться?

— Конечно, справимся. По крайней мере, надо верить в лучшее.

— Но, Гоша, чудес на свете не бывает.

— Ты считаешь, что деду может помочь только чудо?

— Не знаю, но тот факт, что мы не в силах контролировать ситуацию, становится очевидным. И тешить себя пустыми надеждами бессмысленно.

— Нет, Лида, я не согласен. Ты совсем опускаешь руки.

— Опускай, подымай — что изменится-то? Что толку было, когда закрывали комбинат? Подымали руки, голосуя на собраниях, а толку? А вспомни-ка митинг!

— Это совсем другое. Сравнила тоже.

— А в чём, собственно, разница?! Что там от нас ничего не зависело, что теперь…

— Ну, ты скажешь — теперь. Теперь-то только от нас и зависит.

— Хорошо. Допустим, правда, всего лишь теоретически. Давай помечтаем.

— Давай, — согласился, облегчённо вздохнув, Гоша.

— Представим, что мы продали свою однушку, так?

— Так.

— Продали квартиру и Юлька со Славиком. Так?

— Так.

— Машину, как ты знаешь, они уже заложили.

— Знаю.

— Но допустим, что она у них ещё имеется, и её они тоже продали.

— Что дальше?

— Что дальше? А вот, что дальше. С вырученными деньгами мы едем жить в деревню к родителям. Крыш-то над головой нет? И что в итоге?

— Что в итоге?

— В итоге — деньги есть, езжай хоть до Москвы, но опять два момента. Два тупика. Первый. Папка ни за что за такие, такой ценой полученные деньги, никуда не поедет. Второй тупик. Где и кто ждёт и возьмётся за такую рискованную операцию? Ведь врачи твёрдо сказали, что гарантий никаких. Кто из докторов-хирургов возьмёт на себя такую ответственность?..

31

Генрих, привстав с кресла, движением руки попросил Вилли поставить на стоп-кадр в том месте, где русский ветеран продаёт овощи на перроне железнодорожной станции.

— Это где снято?

— За озером Байкал.

— А название территории?

— В обиходной речи Забайкалье, а в административном значении сейчас уточню, — Вилли вынул из барсетки, лежавшей рядом с видеомагнитофоном, коричневую записную книжку, полистал. — Читинская область. Можно продолжать?

— Да, сейчас продолжим просмотр, а здесь весьма любопытно, — Генрих внимательно и напряжённо всматривался в кадр…

— Что-то особенное заинтересовало? — с растущим любопытством спросил Вилли. Подойдя ближе, стал тоже внимательно вглядываться в кадр. — Снято на одной из железнодорожных станций, — пояснил он, вспоминая то похмельное утро, когда довелось ехать в компании добродушных русских вахтовиков. Прикольные ребята. Вспомнилась и девушка-попутчица. Кажется, из восьмого вагона. Вспомнились даже мужчина из соседнего купе их вагона, предлагавший утром баночку пива и странная дама с собачкой. Да, жизнь. Кто и где теперь из тех попутчиков? Жизнь. У каждого своя дорога. Свои беды и радости. У каждого человека свой внутренний мир и мир, в котором он существует.

— К сожалению, совсем короткий хронометраж этого эпизода, — заметил Генрих.

— Так получилось. Стоянка поезда всего двадцать минут. Надо было торопиться, чтобы отснять больше материала по этой станции.

— Двадцать минут — приличное время для стоянки. Почему такая большая?

— Я спрашивал проводников поезда. Они пояснили, что там меняется локомотивная бригада. Поезд «Россия» останавливается именно на таких больших станциях, где происходит эта замена. Между остановками громадные, по европейским меркам, перегоны. Поезд идёт по пять-шесть часов.

— Да, я понял.

— И как? — Вилли не терпелось узнать мнение о видеофильме. Хотя бы о первой его части, потому что вторая в целом посвящена Владивостоку.

— Довольно интересно, познавательно. Да, Сибирь почти не изменилась.

— В каком смысле? — удивился Вилли.

— Наверное, в смысле природы, — уклончиво ответил Генрих.

— Попутчики в поезде говорили о том, что за последние десятилетия произошли существенные сдвиги и в природе. К примеру, изменилась погода. Изменилась в том плане, что зимы стали менее суровее, а летом не так жарко, как раньше. Идут холодные дожди. Зимой убавилось снежных осадков. По этой причине многие русские забросили лыжи.

— Ты говоришь об изменениях на всей территории России?

— Нет, конкретно о Сибири. Так получилось, что больше довелось мне общаться, скажем так, во второй половине маршрута.

— Это, объяснимо.

— Чем же?

— Тем, что