Стоянка поезда – двадцать минут. Роман - Юрий Мартыненко

В послевоенную пору и позже кому могло прийти в голову, что рухнет Советский Союз безо всякой войны и «гитлеров»? Ниспадёт и рассыплется марксистко-ленинская идеология? Само понятие коммунизм закатится неведомо за какие политические плинтусы, обретя нарицательный смысл? По-новому начнут рушиться экономические устои страны Советов, выстроенные тоже после разрушительного 1917 года, когда до основания новая власть разрушила старый мир дореволюционной монархической, как теперь бытует мнение, процветающей царской России.

«Не зря говорят, маленькие детки — маленькие бедки», — размышлял Василий, вспоминая, как росли и взрослели дочери Лида и Юля. Засопливят или затемпературят — вот беда так беда! Переживаний выше макушки! Сколько соплей — столько и волнений! Выросли дочки — выросли хлопоты. Главные из них связаны с тем, как определится-определится взрослая жизнь? Какие ребята выпадут в женихи? Почему-то Василию казалось, будь у него с Анной парни, было бы спокойнее. Хотя, как сказать? Закончилась девятилетняя война в Афганистане… Теперь на Северном Кавказе забурлило… Лида пишет домой чаще, чем Юлька. Младшая дочь закрутились с зятем в своем бизнесе, едрит его в корень. Бабка на днях проговорилась, что им пришлось продать машину. Опять долги. Это что же за бизнес такой, когда кругом одни бесконечные долги? Значит, не всё так просто в этом самом бизнесе, на котором помешались в России, поди, добрая половина населения. Одна половина — продавцы, другая — покупатели. В этом, что ли и заключается смысл рыночной экономики, о котором трындят день-деньской по телевизору и пишут в газетах? И финансовые пирамиды тоже бизнес? Скорее, он для одного проходимца и мошенника, под которым тысячи обманутых вкладчиков.

Умение обходиться минимальным, отказывая себе в удовольствии вкусно поесть и нормально одеться — становился привычным образом жизни российских пенсионеров. Увы, но жить бедно становилось привычкой для человека труда. Одежду и обувь донашивают ещё с тех времён, когда ходили на работу. Отдыхать пенсионеры никуда не ездят. Что такое море, даже и не вспоминают. Так что отдых — на крыльце…

— Ну, как ты? — вошла в комнату бабка. Она вернулась из магазина с матерчатой сумкой в руке. — Хлеб опять подорожал, — она вынула буханку. — Полегчало хоть?

— После таблетки стало легче. Почти не болит, — соврал Василий, чувствуя, как колет в груди.

— Вот и хорошо. На ужин чего сварить?

— Свари, что сама хочешь.

— Картошку-толчёнку с малосольными огурцами поедим?

— Поедим.

— Дуся жалуется, что капусту шибко черви жрут. Все листья в дырках. У нас, кажись, ничего. Тюфу-тьфу, не сглазить. От блошек, говорят, хорошо самосад спасает, если его рядом с капустой высаживать.

— Нам самосад без надобности.

— А хорошо всё-таки, отец, что ты некурящий. Вон сколько денег на дым у людей переводится, — она помолчала, добавила в раздумье: Что-то давно от девок писем не было.

— Напишут. Щас, поди, чернила разводят.

— Реже стали о делах своих рассказывать.

— Может, и новостей особых нет, потому и не пишут?

— Новостей нет, но просто бы весточку дали.

— О чём?

— О том, что изменений нет, но всё хорошо у них там, в городе.

— Не бери, мать, близко к сердцу, что письма редко приходят. Всё у них там нормально. Не переживай.

— Успокаиваешь меня. А всё равно на душе спокойней, когда письмо приходит. Чего молчишь-то?

— А что говорить? Я всё сказал.

— Ладно, пойду картоху чистить.

«Чернила разводят… Шутит, и то ладно. Значит, ничего. Значит, полегчало», — подумала бабка, и на душе немного отлегло.

* * *

После недавнего письма из родительского дома Юлька не знала, что ответить и что посоветовать?

Мама сообщала, что отец сильно приболел. Мучают боли в груди. Осколок не даёт покоя. В прошлую субботу истопил баню, но париться не смог. Поплескал на себя водицы и пришёл. Толком-то и не помылся. Раньше, когда помоложе был, врачи твердили в один голос, что нельзя трогать. Опасно, потому что осколок рядом с сердцем. Не так давно побывал опять в больнице. Теперь те же врачи в один голос говорят другое. Мол, надо было, дедушка, раньше думать, когда организм крепче был. А теперь, вроде, уже и поздно операцию делать. Никакой хирург за неё даже и не возьмётся ни в районе, ни в области. Что же теперь дедушке делать? Ложиться и помирать? И верь после этого врачам. Некоторые, правда, не исключают возможность хирургического вмешательства, не гарантируя, впрочем, положительного результата. Озвучивают кругленькую сумму, которую всей деревней за год не собрать. Даже при условии ни есть, ни пить, ни в уборную ходить…

— Что делать? Что делать? — повторяла Юлька, понимая, что они со Славиком не в состоянии помочь.

«Не задался бизнес, чёрт бы его побрал, — с отчаянием размышляла по ночам, потеряв сон, Юлька. — И чего мы не так делали?»

Кажется, Славик не хуже остальных партнёров во всех отношениях, однако, не всем везёт в предпринимательстве. Иные просто и легко становятся на ноги. Со стороны кажется, без особой натуги, другие напрочь вылетают из обоймы, растеряв последние деньжата, которые будто ушли в песок. Они же со Славиком ещё и умудрились вляпаться в чёрный банковский список.

«Может быть, не стоило увольняться из армии? Ведь другие-то служат? Не вся армия ушла в запас. Хотя, кто его знает, как было лучше поступить? Задним числом хорошо рассуждать. Знал бы, где упадёшь, соломки бы постелил, — рассуждал Вячеслав Шмель, вспоминая слова жены о том же. Бессонной ночью лежал он спиной к Юльке. — Если бы врачи дали точную гарантию, то можно было бы продать остатки бизнеса».

Он признался в этом как-то в минуты её отчаяния. Хотя он не был чётко уверен, от чего у неё больше отчаянья: оттого, что отцу срочно требуется очень дорогая операция или оттого, что бизнес зашёл в тупик? Зная взрывной и вздорный характер своей половинки, Вячеслав помалкивал, опасаясь высказать свои сокровенные мысли по поводу сложившейся ситуации. Сейчас для «полного счастья» не хватало ещё потерять душевное семейное равновесие. Раскачав семейную лодку, можно запросто улететь за борт, рискуя захлебнуться в водовороте жизненных проблем.

Лида переживала по поводу болезни отца не меньше.

— Если что, мать заберём к себе, — сказал как-то Гоша, не зная, как успокоить супругу, но тут же осёкся под ее укоряющим взглядом.

— Что, если что? — после некоторой паузы спросила Лида, глядя в глаза мужу. — Что ты такое говоришь при живом человеке?!

— Да я просто.

— Ничего себе просто!

— Я от всей души.

— Ничего себе от души! Ладно. Проехали. И куда заберём? В однокомнатную квартиру?

— Ну, чего ты? Не сердись. Я, правда, от всего сердца, — он