Колумбийская балалайка - А. Логачев

— Это были последние слова команданте Педро, как он сам себя называл. Он погиб. — Астремадурас опустил голову. — Я позже узнал, как все произошло. Когда огонь добрался до полицейского участка, Педро Носа-лес выпустил из камер заключенных, и саблешрамый со своими дружками, задержанные мною в автобусе, схватились с команданте Педро, пытаясь отобрать у него оружие. Но Педро Носалес был не из тех, кто пасует перед преступниками. Они все остались там, под сгоревшей и рухнувшей крышей. Он был настоящим полицейским, сеньор, можете мне поверить, и замечательным человеком.

Выдержав небольшую паузу, Астремадурас вернулся к отчету о своей поездке в Текесси. Он рассказал о том, как Агустино куда-то подевался по дороге к пожару, о том, как русских окружили на какой-то крыше, но они ускользнули и оттуда, спустившись в клубах дыма по канату, о том, как русские захватили пожарную машину и на ней, никем не остановленные, добрались до ратуши, как проникли в ратушу и заперлись изнутри.

— Ратушу, сеньор, возвели перед войной Колумбии с Эквадором, ее строили с расчетом, что в случае необходимости она станет последним рубежом обороны жителей Текесси. Толстые стены, узкие окна-бойницы, расположенные высоко над землей. Только одно широкое окно в кабинете мэра, но и оно забирается бронированными ставнями, способными выдержать обстрел из пушек. Об этом мне сообщил пекарь Геринельдо Моралес, с которым мы беседовали за углом одного из домов, выходящих на площадь Сан-Луис-Потоси. Он же сообщил мне, что ратушу строили, думая и о пожарах. Ее поставили так, чтобы в случае пожара огонь не смог бы добраться до нее и городской архив остался бы цел. «Эта шайка европейцев может долго сопротивляться, — сказал Геринельдо Моралес. — Но ей не выстоять против вертолетов и танков нашей национальной гвардии».

После этого я отправился на поиски Диего Марсиа. Я помнил о вашем поручении, сеньор, и у меня оставался единственный шанс его выполнить. Я нашел Диего Марсиа на той же площади Сан-Луис-Потоси. Он разговаривал с кем-то по спутниковому телефону, просил помощи, и, как я понял, эту помощь ему пообещали.

«Я должен задокументировать показания этих людей по поводу происшествия с судном „Виктория“, приписанным к порту Ла-Пальма, — сказал я ему. — Поэтому я согласен пойти в ратушу парламентером, заодно попробую уговорить этих людей сдаться».

«Они не сдадутся и про судно наврут тебе, панамец», — отмахнулся от меня Диего Марсиа.

«Меня это не волнует, — разыграл я тупое чиновничье рвение. — Мое дело составить отчет, чтобы иметь на руках бумаги, доказывающие, что я в Текесси занимался делом. Я положу отчет на стол начальству, и пускай оно само думает, как быть».

«Я уже говорил с русскими по рации… они захватили там, в ратуше, одну из наших раций. Они заявили, что в дальнейшем будут вести переговоры только с русским консулом. Но, — тут Диего Марсиа призадумался, — если тебе не дорога твоя жизнь… Пожалуй, можно. Слушай, панамец, выясни, жив ли дон Мигель Испар-теро, и попробуй уговорить русских нам его выдать в обмен на боеприпасы, продовольствие, водку, наркотики — или что они там захотят получить в обмен. И вообще, опишешь нам обстановку в ратуше».

Так я вместе с детективом Кастилио отправился через площадь Сан-Луис-Потоси в городскую ратушу. Не скажу, чтобы мне было страшно, сеньор, но, признаюсь, было не по себе. Ведь на этой пустой, открытой площади я был самой лучшей мишенью, какую только может себе вообразить снайпер в самых смелых фантазиях. Но обошлось, русские сеньоры и сеньориты не стали убивать панамского полицейского. Наоборот, они открыли нам с детективом Кастилио дверь.

Нас тут же обыскал человек в футболке, на которой было нарисовано всего одно слово из русских букв. Другой человек, женщина с рыжими волосами, в это время держала нас на прицеле. Правильно держала, стоя так, чтобы ее напарник в случае чего не оказался на линии огня. Потом нас повели наверх.

Да, я вам скажу, эта ратуша могла послужить крепостью. На второй этаж вела узкая, крутая лестница, и с площадки второго этажа один защитник мог бы сдерживать толпу разъяренных воинов, вынужденных подниматься гуськом. И все лестницы в ратуше были такие. Я убедился: здесь можно успешно держать оборону, забираясь все выше и выше, до самой башни с часами.

На площадке второго этажа я заметил возле лестницы две кадки с цветами и бронзовую полуметровую статую команданте Симона Боливара. И я оценил простоту и эффективность замысла русских: сбрось вниз эти предметы — и лестница тут же превратится в непроходимый заслон.

Сеньор Мигуил Сукнов встретил меня в приемной перед кабинетом мэра. Сеньор Сукнов ел чипсы, запивая их минералкой. Его слова переводила сеньорита с молодым, но усталым лицом. Очень симпатичная сеньорита с кругами под глазами.

Я передал ему ваши слова и протянул выданные вами ксерокопии документов.

«Уважаю, — сказал мне сеньор Сукнов. — Тебя и твоего многоуважаемого сеньора (про Влиятельное Лицо бизнесмен Сукнов ничего не говорил, Астремадурас сам добавил его имя, добавил не из подхалимажа, а чтобы вдруг не обидеть столь почтенного человека). Притащиться за мной черт знает куда. Лезть под пули, зажав в зубах бланки фруктового контракта… Это сильно. Да, все верно, мне сейчас еще только и не хватало торговать бананами крупным оптом. Самое время».

И с этими словами он подписал документы.

«Но учти, если со мной что случится в этой драной Колумбии, мои партнеры могут оспорить подпись на основании сделанной мною пометки», — сказал сеньор Мигуил Сукнов, отдавая мне бумаги. Вы видели эту пометку, сеньор?

Влиятельное Лицо кивнуло. Сеньор Сукнов указал час, число и год подписания контракта, а также место подписания — город Текесси.

— Напоследок он сказал мне: «Если хочешь, оставайся со своим другом с нами, мы зададим перца этим ко-лумбусам». Но я вежливо отказался. А потом, вспомнив напутствие Диего Марсиа, спросил, жив ли дон Мигель Испартеро, а также мэр этого города, и нельзя ли их на что-нибудь обменять. «Передай лесным братьям вот что, — сказал сеньор Сукнов. — Дон этот — слишком ценный заложник, чтобы его менять. И вообще, про дона мы будем говорить только в присутствии русского консула. А мэра — пожалуйста. Так и передай: мэра в обмен на продовольствие. Два ящика тушенки и бочонок питьевой воды. Мы выйдем на связь через час. Все, чао, привет Панаме и твоему глубокоуважаемому сеньору. Ждите, вернусь в отель за вещами. И смотрите, чтоб ничего не пропало. А то… Впрочем, сам видишь, что с вами будет, если у меня пропадет хоть носок».

Мы с детективом Кастилио снова прошли через площадь, и никто не выстрелил нам в спину. Мы свернули за угол, и я почувствовал, как с души у меня свалился огромный камень. Я выполнил поручение, я закончил расследование по исчезновению катера «Виктория», установил судьбу капитана Энрике, я мог возвращаться домой. Домой! Если б вы знали, как к тому часу мне осточертела Колумбия!

Заново переживая захлестнувшее его тогда чувство, Астремадурас непроизвольно взмахнул рукой, словно бросая через голову комок бумаги. И тут же устыдился своей горячности. Конечно, второй человек полицейского участка должен быть сдержаннее. Смущенно поерзав ста пятьюдесятью килограммами в шезлонге, он приступил к заключительной части отчета:

— Диего Марсиа, выслушав меня, сказал: «Про консула я уже знаю, мэра пусть оставят себе, а вот то, что русские готовятся к длительной осаде, — это ценные сведения. Иди, панамец, думаю, тебе здесь нечего больше делать». Но в тот момент я не мог уехать. Я должен был дождаться развязки, дабы рассказать вам, сеньор, что стало с бизнесменом Сукновым. И потом, я не мог уехать из города, охваченного столь страшным бедствием. Да и просто наблюдать за развитием событий в такой час я не мог. Поэтому мы с детективом Кастилио стали помогать местным жителям бороться с пожаром. Мы уехали только вечером, когда огонь уничтожил все, что смог уничтожить, и, насытившись, постепенно затихал, уходил в землю. Местный житель подбросил нас на грузовике до шоссе, по которому ходят автобусы дальнего следования. Нас — это меня, детектива Кастилио и Агустино.

Астремадурас все-таки кое о чем умолчал. Например, о том, что Агустино объявился лишь к вечеру. И тащил на спине огромный мешок. Тому, кто знает Агустино с детства, не пришлось ломать голову над тем, что у него в мешке и чем занимался этот парень во время пожара. Но зачем засорять слух Влиятельного Лица столь гнусными подробностями?..

Астремадурас замолчал. Он закончил свой отчет. Ведь полицейский начал его как раз с того, чем все закончилось, чтобы сеньор не мучился, какой финал его ждет — хороший или плохой. Астремадурас замолчал.

Влиятельное Лицо взяло со столика бокал с кальвадосом, прищурившись, посмотрело сквозь кальвадос на солнце.