Реверс - Сергей Лукьяненко

Тот заявился с рассветом, настороженный, как ищейка, готовый заметить любую небрежность нового работника и ткнуть в нее носом. Осмотрел бидоны, заглянув в каждый, сосчитал их и сказал: «О!» Заметил изменение режима работы пресса, ковырнул ногтем жмых и снова сказал «О». Обратил внимание на чистоту и сказал «О-о!», уважительно подняв вверх сардельку пальца.

– Очень хорошо, очень!

И благосклонно выслушал соображения насчет дальнейших усовершенствований. Однако ничего не сказал и жалованье умелому работнику не прибавил. Над Габахом вставало солнце, похожее на вывалянный в пыли яичный желток. Когда хозяин пинком и бранью поднял с матраса спящего, Макс тут же занял его место. Не успел дневной давильщик приступить к работе, как Макс уже спал. Ему снилось, что он свободно проходит из мира в мир, и это так же легко для него, как легко маслу протечь сквозь сеточку.

Между ним и стеной висел Проход, только никто его не видел.

– Значит, карамельные жуки, – задумчиво проговорил юный Старец, теребя изображающий бородку пушок. – Очень полезные насекомые, очень. Хочу таких. Следующая партия – мне, договорились? Хорошо заплачу. Хотя если они тут размножатся… Плохо. Не в наших традициях. Народ держится за старые обычаи, а Старец – десятикратно, потому народ его и поддерживает. Всякий болван воображает, что в стародавние времена жилось лучше, чем теперь, тьфу! – Юноша сморщился. – Приходится соответствовать.

– Рабочих особей выпустить на противника, а матку и приплод уничтожить, – пожал плечами Сергей. – Делов-то… И никакой экологической катастрофы.

– Тогда улей одноразовым получается… Но все равно – давайте. Куплю.

– Жуки точно будут, если будет Макс, – сказала Ева. – На Земле мы не знаем локализаций, выводящих прямо сюда, так что путь до Оннели долог и небезопасен для человека нашей профессии. Думаю, прямой Проход с Земли мог бы открыть сюда только Макс. В Гомеостате он должен был стать универсальным проводником небывалой силы.

– Это только предположение, – покачал головой юный Старец. – И потом, у меня нет вашего Макса.

– Мы знаем, что нет. Вчера он предположительно был в Пулахте, а где сегодня, кто знает? Предугадать его перемещения невозможно, придется идти по следу. Мы отстаем от него больше чем на сутки.

– Надеетесь, что он еще в Оннели?

Ева вздохнула.

– Надеемся… Старец.

Юноша хихикнул.

– Ничего, называйте меня Старцем, я привык. Мое настоящее имя вам знать незачем. А насчет вашего Макса – зря надеетесь. Если вы рассказали правду – а врать мне я никому не посоветую, – то ваш Макс, скорее всего, покинул Оннели. Конечно, ему лучше всего было бы скрыться до поры где-нибудь на хуторе, а еще лучше у меня, но он ведь взрослый младенец, если я правильно понял. Всего третий день в незнакомом мире – ну точно младенец, кто же еще? Любопытство погонит его дальше – может, в Аламею, может, в Сурган, может, в Краймар, а то и в самый Клондал. Двинулся бы он из Тупсы на север или на восток – тут еще могли бы быть варианты, но уж если он заявился в Пулахту, то, надо думать, неспроста. Спорю на что угодно, его уже нет в Оннели.

– Ты отпустишь нас? – осторожно спросила Ева.

– Не только отпущу, но и дам провожатых – если, конечно, мы придем к соглашению. Мне нужно ручное автоматическое оружие, это раз. Легкие минометы – это два. Само собой, нужны боеприпасы к тому и другому. Медикаменты – это три. Несколько ульев с карамельными жуками – четыре. Для начала пока хватит. О дальнейшем поговорим позже. Платить буду частично государственными казначейскими билетами, частично золотом. Можете прямо в Оннели обратить их в нужные вам товары. Но много не запрашивайте, рассержусь!

– Мы не связываемся с оружием, – покачала головой Ева. – Чересчур рискованно. Но если у нас будет Макс…

– Макс, Макс!.. – раздраженно бросил юноша. – Сколько мне еще слушать про этого вашего Макса? Имя-то какое… тьфу! У вас пока нет Макса. Желаю удачи в его поисках, но я реалист. Что вы можете предложить мне без Макса?

– Медикаменты – да. А по оружию – лишь техническую документацию и образцы. Кроме того, самолет пограничников, что упал в озеро. Я думаю, его можно поднять. В худшем случае можно спасти и использовать газогенераторный двигатель.

– Самолет и так мой, – махнул рукой юноша. – Не предлагай мне то, чего у тебя нет. Значит, говоришь, техническая документация и образцы?.. Ладно, годится и это, если никак нельзя иначе. Изделия мне скопируют, я умею убеждать. Что еще можете мне предложить?

– Хороший театральный грим с Земли, – сказала Ева. – Старец… в смысле, тот, что ушел отдыхать, должен быть убедительнее. Так, как есть, – халтура для невзыскательных зрителей, уж прости.

Ай да Ева, подумал Сергей. И она заметила!

– А тут взыскательных зрителей и не бывает, – ухмыльнулся юноша. – Народ темный, крестьяне из глубинки. Но да, ты права. Значит, еще и грим. Буду ждать. С дедами вообще беда, – пожаловался он. – Этот дед уже четвертый за три года. Ничего, послушный, только борода никуда не годится. Первый был хорош, да убили его. Я тогда совсем мелкий был, ну и допустил по глупости промах, не уберег… Второй оглох на старости лет как пень, перестал слышать, что я ему шепчу, околесицу нес, ну я ему и дал отставку. А третий сам умер, от старости. Недолговечный народ эти старики. А главное, приближенных каждый раз менять приходится – ну, тех, кто поумнее. И жалко бывает, а ничего не поделаешь. Мне-то до старости еще ой-ой сколько, а Старец народу нужен… Слушай, а может, мне загримироваться? Говоришь, земной грим хороший?

– Да, но требует умения обращаться с ним, – встрял Сергей. – Можно, правда, накрыть голову капюшоном, но вот голос… Ты извини, но тренироваться надо.

– Это точно, – вздохнул юноша. – Ладно, оставим пока как есть. Надоел мне этот ревматик, сил нет. Горшка за собой вынести не может, а кому выносить? Мне, конечно. Он – Старец, я – служка… – Он подмигнул, давая понять, что его слова не надо принимать всерьез.

– Можно я задам еще один вопрос? – сказала Ева. – Только обещай не обижаться, ладно? В каком возрасте ты… ну это… начал карьеру Старца?

– В четырнадцать. А что?

– Просто немного странно, что ты выбрал эту дорогу.

– А куда мне было деваться? – с обидой сказал юноша. – Понимаешь, я гений. Это не хвастовство, это факт. Когда остался без родителей, просился к железнодорожникам – не взяли. Просился к пограничникам – тоже не взяли. Учиться в университете – и мал еще, и денег нет. Нигде меня не брали, разве что в батраки. Ну, постранствовал я немного, пригляделся к жизни и понял, чего в ней не хватает: справедливости. И пускай справедливость у каждого своя – у меня она такая, что народ доволен. Я мешаю властям обижать его. Тут, конечно, пришлось найти нужный образ – кто послушает шкета? Первый год был самым трудным, ну а дальше дело пошло. Власти меня боятся, знают, что я могу с ними сделать, если захочу, а пограничники мне в Оннели не нужны, торговать мешают, долой их. Правда, тех ужасов, что мне приписывают, на самом деле и десятой части не было…