Глубина в небе (авторский сборник) - Вернор Виндж

Фам уже знал, как собирать информацию в технологическом обществе, даже таком, на чьем языке он еще не мог говорить бегло, даже в таком, где за ним следят. За четыре недели он выяснил, какой картель может владеть этим «может-быть-существующим» устройством. Знал имя магната этого картеля: Гуннар Ларсон. Картель Ларсонов не включил это устройство в торговые списки. Его не было на столе – и Фам не хотел упоминать о нем в присутствии других. Поэтому он организовал встречу с Ларсоном с глазу на глаз. Это имело бы смысл даже в глазах теток и дядей Фама со средневековой Канберры, хотя технические тонкости, легшие в основу встречи, были бы для них совершенно непостижимы.

Через шесть недель после посадки на Итре Фам Нювен шел один по самой шикарной открытой улице в Дирби. Рассеянные облака напоминали о недавнем дожде, ярко отсвечивая серым и розовым в светлых сумерках. Солнце только что погрузилось в самое сердце Тригве. В короне гигантской планеты осталась красно-золотая дуга памятью об ушедшем в затмение солнце. Диск планеты-гиганта занимал на небе десять градусов. В полярных его широтах сверкали синие молнии.

Воздух был сырым и прохладным, ветер нес какой-то природный запах. Фам шел ровным шагом, туго натягивая поводок, когда рычащие хунды хотели исследовать что-нибудь в стороне от променада. Легенда требовала, чтобы он все делал медленно, любовался видом, вежливо помахивая аналогично одетым людям, проходящим мимо. В конце концов, что еще делать на открытом месте богатому и ушедшему на покой местному жителю, как не любоваться закатом и показывать своих элитных хундов? По крайней мере, это говорил человек, вышедший с ним на контакт.

– Охрана в Хаскерстрейде не слишком плотная. Но если у вас нет повода там находиться, вас может остановить полиция. Возьмите несколько призовых хундов. Вполне законная причина оказаться на променаде.

Фам охватил взглядом дворцы, выступавшие тут и там из листвы по сторонам променада. Дирби, кажется, местечко спокойное. Здесь есть охрана… но если достаточно много народу захотят его снести, это может быть сделано в одну ночь пожара и бунта. Картели играют в жесткие коммерческие игры, но сама цивилизация переживает самые спокойные и счастливые свои времена… Может быть, «картели» и не то слово. Гуннар Ларсон и некоторые другие магнаты имели вид глубокой, древней мудрости. Ларсон, конечно, здесь бесспорно главный, но слово для его ранга значило что-то большее. Фаму был известен термин «король-философ». Да, но Ларсон – бизнесмен. Может быть, его титул означает «магнат-философ». Ну, ладно.

Фам дошел до усадьбы Ларсона. Свернул на частную тропу, которая по ширине почти не уступала променаду. Выдача наголовных дисплеев поблекла, и через несколько шагов остался только естественный вид. Это было неприятным, но не сюрпризом. Фам шел так, будто это имение принадлежало ему, даже позволил хундам испражниться за двухметровой стеной цветов.

Пусть магнат-философ увидит, как глубоко я уважаю всю эту таинственность.

– Прошу вас следовать за мной, сэр, – прозвучал за спиной спокойный голос.

Фам не дал себе вздрогнуть, повернулся и небрежно кивнул говорившему. В красноватых сумерках оружия не было видно никакого. Высоко в небе, за два миллиона километров отсюда, переливались на лице Тригве цепочки голубых молний. Фам присмотрелся к своему провожатому и трем другим, которые прятались в тени. Одеты они были в форму корпорации, но нельзя было ошибиться в их военной повадке, в том, что на глазах у них были скорлупки.

Он позволил им взять хундов. Это тоже его не огорчило. У этих четырех здоровенных созданий вид был злобный и плотоядный. Может, их изменили генетически на отсутствие злобности, но чтобы Фам полюбил этих тварей, одной прогулки в сумерки мало.

Фам и оставшиеся охранники прошли чуть больше сотни метров. Он успел заметить изящно повернутые ветви, точно посаженный между корнями деревьев мох. Чем выше социальный ранг, тем больше эти ребята рвутся к сельской природе – и тем более совершенной полагается быть каждой детали. Наверняка на этот «лесной парк» столетиями наводили маникюр, чтобы изобразить нетронутую дикую природу.

Тропинка вывела в сад на склоне холма, выходивший на ручей, впадавший в пруд. При свете красноватой дуги Тригве можно было разглядеть столы и маленького человечка, который поднялся его приветствовать.

– Здравствуйте, магнат Ларсон!

Фам сделал полупоклон, который раньше он отметил как приветствие среди равных. Ларсон ответил тем же, и Фам почему-то понял, что он ухмыляется.

– Здравствуйте, капитан флота Нювен. Садитесь, пожалуйста.

Есть культуры, в которых торговля не может начаться, пока каждый не устанет до смерти от пустой болтовни. Здесь Фам этого не ожидал. Ему надо вернуться в гостиницу через 20 Ксек – и для них обоих будет хорошо, если другие картели не сообразят, где был Фам Нювен. Но Гуннар Ларсон, кажется, не спешил. Иногда молнии Тригве выхватывали его из темноты: типичный уроженец Итре, но очень старый, с поредевшими белокурыми волосами, сморщенной бледной кожей. В сверкающем молниями сумраке они просидели больше двух килосекунд. Старик вел болтовню об истории Фама и прошлом Тригве Итре. Черт, может, это он на меня злится, что загадил его цветы? А может, на Итре так принято. Светлая сторона была в том, что Ларсон отлично говорил по-анимски, и Фаму этот язык тоже был хорошо знаком.

В усадьбе Ларсона было до странности тихо. В городе Дирби обитал почти миллион народу, и хотя чудовищно высоких зданий не было, в тысяче метров от элитной секции Хаскерстрейд урбанизация была полной. Но здесь самым громким звуком была пустая болтовня Ларсона – и плеск водопадика на холме, который теперь слышал Нювен. Изогнутый дугой свет Тригве отражался в пруду. Какие-то большие создания всплывали к поверхности, и свет рябил. Кажется, мне начинает нравиться световой цикл Итре. Еще три недели назад Фам ни за что бы не поверил, что такое возможно. Дни и ночи были длиннее, чем в любом ритме, который Фам мог бы счесть приемлемым, но полдневные затмения давали передохнуть. А через некоторое время перестаешь замечать, что почти в каждом цвете есть примесь красного. На этой планете была какая-то уютная защищенность; эти люди уже тысячу лет сохраняли процветающий мир. Может быть, это и есть мудрость…

И вдруг, не прерывая потока тривиальностей, Ларсон спросил:

– Значит, вы думаете узнать секрет локализаторов Ларсона?

Фам знал, что его удивленное выражение не укрылось от глаз собеседника.

– Сперва я хотел бы узнать, действительно ли такая вещь существует. Слухи очень умозрительные… и очень неопределенные.

Зубы старика блеснули в улыбке.

– Да, они существуют. – Он повел рукой вокруг. – Они переносят мои глаза повсюду. Они превращают ночь в день.

– Понимаю.

Старик не носил скорлупок. Может быть, он догадался о сардонической гримасе Фама?

Ларсон тихо засмеялся.

– Да, да! – Он коснулся виска. – Один из них вот здесь. Остальные с ним согласуются и точно стимулируют мой зрительный нерв. С обеих сторон это требует большой тренировки. Но если у вас есть достаточно локализаторов Ларсона, они эту нагрузку выдерживают. И могут синтезировать вид в любом выбранном мной направлении. – Он почти незаметно шевельнул рукой. – Фам Нювен, выражение вашего лица мне ясно, как день. А с помощью локализаторов, севших пылинками вам на руки и шею, я могу заглянуть даже глубже. Я могу слышать биение вашего сердца, частоту вашего дыхания. Если сосредоточиться… – он склонил голову набок – можно оценить даже кровоток у вас в мозгу. Вы искренне удивлены, молодой человек.

Губы Фама стиснулись в злости на себя. Этот старик больше килосекунды его калибровал. Будь это все в кабинете, вдали от этого сада и тихой темноты, Фам был бы более насторожен. Сейчас он пожал плечами.

– Ваши локализаторы несравненно интереснее всего остального, что существует на данной стадии цивилизации Итре. Я был бы очень заинтересован приобрести некоторые образцы – и даже более заинтересован в программной базе и заводских спецификациях.

– С какой целью?

– Она очевидна и несущественна. Важно то, что могу дать вам в обмен. Ваша медицина хуже, чем на Намчене или Кьелле.

Кажется, Ларсон кивнул.

– Она хуже, чем была до Катастрофы. Мы так и не восстановили старые секреты.

– Вы назвали меня «молодой человек», но сколько лет вам самому, сэр? Сто? Девяносто?

Фам и его персонал очень внимательно изучили Итрийскую сеть, оценивая местную медицину.

– Девяносто один ваших тридцатимегасекундных лет, – сказал старик.

– Так вот, сэр, я прожил сто двадцать семь лет. Это не считая анабиоза, разумеется.

И все еще выгляжу молодым.