Повелитель Вселенной - Памела Сарджент

Здесь, через два месяца после выступления в поход, среди пожелтевших холмов, окаймлявших соленое озеро, монголы и кэрэиты встретились со своими врагами-найманами.

Воины Баяруга пошли в конную атаку и были отброшены тяжелой конницей центра, а оба крыла начали окружение. Гремели боевые барабаны, лязгали мечи, смертоносно свистели тучи стрел и кричали умирающие, разбив вдребезги покой желтых холмов на целый день и на ночь, пока найманы не побежали. Зажатые между правым и левым крыльями своих врагов, многие из отступавших найманов пали. Показавший себя плохим полководцем, Баяруг бежал с поля боя, убедившись в неверности примет, в которые он верил.

К рассвету желтые холмы были усеяны трупами. Часть была унесена и похоронена. Тела найманов были раздеты и оставлены на месте. Торжествующее войско пело, плясало и ходило с отрубленными головами врагов на пиках. Черные птицы и гиены пиршествовали. В середине празднества Джамуха шепнул Тогорилу, что кэрэиты понесли больше потерь, чем монголы.

Войско захватило стан Баяруга и отправилось обратно тем же путем, ведя измученных лошадей и пленных. Во время ночлега тишину нарушали рыдания найманок и крики их детей. Войско оставило Алтай и пошло на запад, пока не достигло притоков реки Бэйдарик, которая текла на юг, беря начало в горах Хангэй.

Идя обратно, полководцы ждали удара, думая, что найманы перегруппируются и нападут. У реки они узнали от своих разведчиков, что какое-то найманское войско ожидает их выше по реке, и они не покинут чужие земли без боя. Они приказали разбить стан. Монголы стали южнее кэрэитов и отдыхали перед предстоящей битвой. Тогда-то Джамуха наконец придумал способ нанести удар своему анде.

— Хватит сражаться, — сказал Джамуха.

Тогорил сидел перед своей походной палаткой, грея руки у костра. Рядом находился его генерал Гурэн-багатур. Блики костра играли на морщинистом лице Тогорила, и Джамуха увидел человека, уставшего от войны. Такой вид обычно бывает и у того, кто вообще устал от жизни, но он знал, что Ван-хан все еще цепляется за жизнь.

— Осталось одно сражение, — сказал Гурэн, — и мы отправимся домой.

— Думаю, что нет, — возразил Джамуха, положив руку на колено. — Вы верите, что завтра Тэмуджин будет сражаться вместе с нами? Его честолюбие безгранично — он мечтает править не только монголами, но и кэрэитами.

— Как ты можешь так говорить? — спросил Гурэн-багатур. — Разве не он вернул трон моему хану?

— Ты думаешь, он это сделал из чистой дружбы? Он не хотел, чтобы правил кто-либо из союзников найманов. В сражении он дал нам принять главный удар на себя. Теперь он нашел способ вообще отделаться от нас.

Гурэн отхаркался и сплюнул.

— Ты клевещешь на хорошего человека. Если его люди получили меньше ударов, чем наши, то это означает лишь, что у него бойцы лучше.

— Я говорю правду о том, кто бросил меня, о своем анде и названом брате. Он устал от меня, потому что думал, будто я стою ему поперек дороги. Я — воробей, который живет на севере и чье чириканье ты слышишь даже зимой, а Тэмуджин — дикий гусь, который улетает на юг, когда ощущает дыханье зимы.

— Чириканье я слышу, — сказал Гурэн, — но оно больше похоже на шакалий визг.

Джамуха сделал вид, что не заметил оскорбления. Тогорил ему не прекословил.

— Почему, ты думаешь, он попросил тебя присоединиться к походу? Он надеялся, что ты потеряешь много людей и что даже сам ты, Тогорил-эчигэ, возможно, погибнешь. Я знаю, что он сделает теперь. Он тайно снесся с найманским генералом, предложив мир за наш счет. Он подождет, пока мы уснем, тихо снимется и оставит нас на расправу найманам.

— Этого не может быть, — сказал Тогорил.

— Может. Не он ли, назвав меня братом, бросил меня ночью? Ты думаешь, он не сделает того же с тобой, украв твою долю добычи?

Тогорил поскреб тощую седую бороденку.

— Не могу поверить в это, и все же… Тэмуджин всегда думал о выгоде, помогая мне. Когда мой сын Нилха наговаривает на него, я отказываюсь слушать, но теперь я гадаю, а не хотел ли Тэмуджин натравить меня на сына, столкнуть нас…

— Не слушай его, — проворчал Гурэн.

— Не послушаешь меня, — сказал Джамуха, — увидишь, что из этого выйдет. Тэмуджин собирается отделаться от нас обоих. Я не останусь здесь и не буду частью найманской добычи. Мои люди разожгут костры, чтобы ввести Тэмуджина в заблуждение, а потом уйдут. Я советую тебе сделать то же самое.

Тогорил склонился над костром.

— Но…

— Уходи, — сказал Джамуха. — Пусть Тэмуджин попадет в лапы к найманам. Зажигай костры и уходи.

— Может быть, ты и прав, и все же — оставить сына моего анды…

Старик был похож на лучника, который все не решался выстрелить.

— Я ухожу, — пригрозил Джамуха.

Тогорил сказал:

— Тогда и я должен уйти.

— Нельзя этого делать, — возразил Гурэн.

— Ты не повинуешься своему хану? — спросил Джамуха.

Гурэн вздохнул:

— Этого я не могу себе позволить. Я сказал, что думаю, а Ван-хан отказывается слушать. Теперь я должен подчиниться, как бы я ни сомневался. Слушаю твои приказания, мой хан.

64

Бортэ надеялась, что увидит мужа еще до осени. Ветер уже был пронзительный и холодный, небо низкое и серое, а он еще не вернулся. Тэмугэ-отчигин, оставленный, чтобы присматривать за главным станом, приказал всем двигаться на юг вдоль Керулена и поехал вперед с несколькими разведчиками.

Тэмугэ вернулся, когда с деревьев осыпались листья, и сказал Бортэ, что он узнал в лагере у Орхона. Хан, готовившийся схватиться с найманским войском у Хангэйского горного перевала, был брошен кэрэитами и людьми Джамухи. Тэмуджин избежал сражения, обогнув горы и уйдя на север, и теперь возвращался целый и невредимый.

Бортэ вскипела. Она думала, что встретит возвращающееся войско с радостью, но теперь в голову приходило одно — как близок к смерти был Тэмуджин, каким фальшивым и слабым оказался Тогорил. Она молча сидела на пире, которым отметили победу. Когда Тэмуджин пришел к ней в постель и с пылом, порожденным долгим отсутствием, ласкал ее, она не испытала того удовольствия, какое испытывала прежде.

Бортэ ожидала, что Тэмуджин заговорит о мести, но он распространялся о том, как будут распределены пленные найманы и военная добыча, а о войне не сказал ничего. Она попыталась расспросить его, как он накажет Ван-хана и Джамуху, ответом ей был холодный взгляд его глаз, предупредивший ее, что развивать эту тему не следует.

Через несколько дней после возвращения войска Бортэ с Тэмуджином поехали на ястребиную охоту, но в стан не вернулись. Слуги установили для них шатер у подножья горы. Охрана предоставила их самим себе, словно Бортэ все еще была новобрачной. Но даже когда Тэмуджин обнимал ее, нежно ласкал лицо, она дрожала от едва сдерживаемого гнева. Он забавлялся с ней, чтобы отдалить необходимое решение, делая вид, что, спрятавшись в маленьком шатре, он может избавиться от забот.

Наутро из стана Тэмуджина прибыл посыльный. Представитель кэрэитов приехал в стан вместе с Борчу и просил хана принять его. Бортэ услышала, как Тэмуджин сказал, что встретится с кэрэитом.

Тэмуджин принял посланника в шатре. Борчу его ждал снаружи вместе с другими. Кэрэит протянул руки и пробормотал официальное приветствие, а потом сел на подушку справа от Тэмуджина.

— Добро пожаловать, Гурэн-багатур, — сказал Тэмуджин. Бортэ попрыскала кумысом и подала кувшин гостю.

Гурэн-багатур выпил кумыс залпом.

— Ты оказываешь мне более теплый прием, чем я заслуживаю.

— Ты храбро сражался с найманами. Я не думал, что ты испугаешься еще одной битвы.

— Это я сделал не по своей воле, — ответил Гурэн, — пришлось подчиниться хану. Джамуха заморочил ему голову ложью, сказав, что ты снесся с найманским генералом и что мы можем рассчитывать только на его милость.

Тэмуджин сдвинул брови.

— Я с облегчением услышал, что вы ушли, — продолжал кэрэит. — Я говорил Ван-хану, что ты никогда не пожертвуешь нашими жизнями в обмен на мир, но он слушал лишь сказки этого джайрата. — Он задумался. — У Тогорил-хана есть причина сожалеть о своих действиях. Найманы напали на нас через три дня после того, как мы вас бросили. Великое множество наших людей убито и попало в плен, и противник сейчас совершает набеги на станы сына Ван-хана. Мы дорого заплатили за то, что сделали.

— Тяжко слышать это, — сказал Тэмуджин. Бортэ обрадовалась. — А мой анда… как он поживает?

— Он отделился от нас, пошел другим путем и избежал засады. — Гурэн неистово затряс головой. — Прости и за это. Джамуха — шакал. Он…

— Он — мой анда. Ты не должен говорить о нем со мной в таком тоне. Ван-хана легко переубедить, и мой анда знает, что он боится предательства. Джамуха знал, что ему надо сказать, чтобы заставить Ван-хана действовать, и, может быть, он всего лишь намеревался увести найманов от нас. Но если бы он сказал это Тогорилу, то Ван-хан, возможно, не захотел бы рисковать.