Бархатные коготки - Сара Уотерс

— Простите, я, кажется, забыла ваше имя. — И пояснила Ральфу: — Мы вроде бы знакомились.

Я прокашлялась.

— Мисс Астли. Мисс Нэнси Астли.

Флоренс кивнула, Ральф взял мою руку и сердечно пожал.

— Очень рад знакомству, мисс Астли. — Он указал на мою щеку. — У вас синяк под глазом.

— Жуткий, правда?

Ральф ответил добродушной улыбкой.

— Может, из-за этого ушиба вы и потеряли сознание. Вы так нас напугали.

— Мне очень жаль. Вы, наверное, правы, из-за ушиба. Меня ушибли на улице, стремянкой.

— Стремянкой?

— Да, работник со стремянкой меня не заметил, резко повернулся и…

— Ну и ну! А я-то думал, такое только на сцене бывает, в комедии!

Я слабо улыбнулась, опустила глаза и принялась за бутерброд. Флоренс, как мне показалось, несколько настороженно меня изучала. Младенец чихнул, Флоренс утерла ему нос платком, и я произнесла нерешительно:

— Какой хорошенький!

Оба родителя тут же обратили к младенцу одинаковые, глупо-умильные улыбки. Флоренс чуть отстранила его и приподняла, чтобы на него падал свет, и я удивилась: мальчик был на самом деле хорошенький, ничуть не похожий на мать, темноволосый, с тонкими чертами и пухлыми розовыми губками.

Ральф склонился и погладил сына по дергающейся головке.

— Он красавчик, только сегодня все клюет носом. Мы оставляем его на день с девушкой, которая живет напротив, а она наверняка добавляет ему в молоко настойку опия, чтобы не пищал. Нет, — добавил он поспешно, — я ее не ругаю. Чтобы заработать, ей приходится брать много младенцев, а от них шум стоит такой, что можно оглохнуть. И все же лучше бы она этого не делала. Вряд ли это полезно ребенку…

Мы это обсудили, немного полюбовались младенцем и снова замолчали.

— Итак, — вернулся к прежней теме Ральф, — вы приятельница мисс Дерби?

Я покосилась на Флоренс. Она опять принялась укачивать младенца, но все так же задумчиво.

— Да, верно, — ответила я.

— И как она поживает?

— Хорошо; ну вы же ее знаете!

— Значит, все по-прежнему?

— В точности. Никаких изменений.

— Выходит, она все там же, у Понсонби?

— Все там же. Делает добрые дела. И все так же, знаете, играет на мандолине.

Я робко прошлась по воображаемым струнам, Флоренс бросила качать ребенка и холодно сощурилась. Я поспешно перевела взгляд на Ральфа. Он улыбнулся моим словам.

— Мандолина мисс Дерби. — Это воспоминание как будто забавляло его. — Сколько бездомных семейств насладилось ее звуками. — Он подмигнул. — Я уж было о ней забыл…

— Я тоже.

Это вмешалась Флоренс, и в ее голосе не было иронии. Я принялась старательно жевать корку. Ральф снова улыбнулся и очень доброжелательным тоном задал вопрос:

— А где вы познакомились с Фло?

Я поперхнулась.

— Ну… — начала я.

— По-моему, — продолжила за меня Флоренс, — это было на Грин-стрит, так ведь, мисс Астли? На Грин-стрит, близ Грейз-Инн-роуд?

Я опустила тарелку и поглядела на Флоренс. На мгновение меня обрадовала мысль, что она не совсем забыла девушку, которая так дерзко пялилась на нее тем давним июньским вечером. Но глаза ее смотрели холодно, и меня бросило в дрожь.

— Ой-ей-ей. — Я закрыла глаза и схватилась за лоб. — Похоже, мне все-таки не совсем хорошо.

Ральф шагнул было ко мне, но замер: не иначе как его остановил многозначительный взгляд Флоренс.

— Ральф, Сирила, пожалуй, пора отнести наверх, — спокойно распорядилась она.

Ребенок перешел из рук в руки, хлопнула дверь, на лестнице зазвучали шаги, в верхней комнате скрипнул пол. Наступила тишина; Флоренс опустилась в кресло и вздохнула.

— Скажите, мисс Астли, отчего вам становится плохо всякий раз, когда доходит до объяснения, что вас сюда привело? — спросила она усталым голосом. У меня язык присох к небу. — Мне не верится, что вас действительно направила сюда мисс Дерби.

— Это не она. Мисс Дерби я видела лишь однажды, на Грин-стрит.

— Тогда кто вам сказал, где я живу?

— Другая дама из конторы Понсонби. То есть она мне не говорила, но адрес лежал у нее на столе, и я… я его увидела.

— Вы его увидели.

— Да.

— И решили явиться…

Я закусила губу.

— Я попала в затруднительное положение. Вспомнила о вас… — «Вспомнила, какой вы были доброй, не в пример теперешнему», — чуть не вставила я. — Дама в конторе сказала, что вы работаете в доме для одиноких девиц…

— Все верно! Но это не дом для одиноких девиц. Это мой дом.

— Но я одинока, у меня совсем никого нет. — Голос у меня дрогнул. — Я так одинока, что вы и вообразить себе не можете.

— Вы в самом деле очень переменились с последней нашей встречи, — чуть помедлив, проговорила Флоренс.

Я опустила взгляд на свое мятое платье, безобразные ботинки. Потом всмотрелась в Флоренс. Она, как я теперь заметила, тоже изменилась. Она сделалась старше, похудела, и худоба ей не шла. Волосы, которые мне запомнились очень кудрявыми, были собраны на затылке в тугой узел. В темном платье самого простецкого фасона Флоренс выглядела так же невзрачно, как миссис Хупер с Фелисити-Плейс.

Я набрала в рот воздуха, чтобы голос не дрожал.

— Что я могу поделать? — спросила я просто. — Идти мне некуда. У меня нет ни денег, ни дома…

— Мне очень жаль вас, мисс Астли, — неловко отозвалась Флоренс. — Но в Бетнал-Грин полным-полно отчаянно нуждающихся девушек. Чтобы устраивать их всех у себя, нужно располагать замком! А кроме того — я ничего о вас не знаю.

— Пожалуйста. Всего на одну ночь. Если б вы только знали, сколько раз я стучалась в двери и меня не впускали. Если и вы выгоните меня за порог, мне останется только дойти до ближайшей реки или канала и утопиться.

Она нахмурилась и принялась грызть ноготь; присмотревшись, я обнаружила, что все ногти у нее обгрызены.

— Что именно с вами произошло? — спросила она наконец. — Мистер Баннер думает, вы… вы вышли из тюрьмы.

Я помотала головой и устало объяснила:

— По правде, я жила с одним человеком и меня выкинули на улицу. Вещи мне не отдали (а какие у меня были роскошные вещи!), и я осталась совсем нищей и беспомощной…

Мой голос перешел в хрип. Флоренс глядела молча, потом спросила (несколько настороженно, как мне показалось):

— И кто был этот человек?

Тут я заколебалась. Если сказать правду, как она к этому отнесется? Раньше я считала ее розовой или близкой к тому, но теперь… Быть может, я ошибалась и она была обычной девушкой, а на лекцию меня пригласила просто из дружелюбия. Или она любила девушек, а потом от них отказалась — как Китти. Я поняла, что требуется осторожность: ведь если бы лесбиянка с синяком под глазом постучалась в дверь Китти, ее вряд ли ждал бы приветливый прием. Я прижала ладони к вискам.

— Один джентльмен, — ответила я спокойно. — Я полтора года жила в доме одного джентльмена в Сент-Джонс-Вуде. Он, — (мне вспомнилось выражение миссис Милн), — задурил мне голову всякими посулами. И кучу всего напокупал. И вот… — Я подняла глаза. — Вы, наверное, считаете меня распутницей. Он обещал жениться!

Безмерное удивление в лице Флоренс постепенно уступало место жалости.

— Так вот кто подбил вам глаз, — сказала она. — Этот парень, а вовсе не стремянка.

Я кивнула и тронула свой синяк, потом пригладила волосы, вспоминая.

— Это был настоящий дьявол. Набит деньгами, ни в чем не знал отказа. Как и вы, он увидел меня однажды на балконе в брюках. Он… — я покраснела, — он требовал, чтобы я переряжалась мальчиком, надевала моряцкое платье…

Флоренс испуганно вскрикнула, словно в жизни не слышала ничего ужасней.

— Хуже этих богачей никого нет, поверьте! Есть у вас семья, чтобы к ней вернуться?

— Они… они от меня отказались из-за этой истории.

Флоренс покачала головой, подумала и скользнула взглядом по моей талии.

— А вы… вы не в положении? — спокойно спросила она.

— В положении? — Я ничего не могла сделать: Флоренс словно бы совала мне в руки готовый текст пьесы, оставалось только его зачитывать. — Я была в положении, — я уперлась взглядом в колени, — но теперь нет, он ведь меня избил. Потому-то, наверное, мне и стало сегодня плохо…

Лицо Флоренс странно подобрело; она кивнула, по горлу ее пробежала судорога — я поняла, что Флоренс мне поверила.

— Если вам действительно некуда пойти, то, думаю, эту ночь — но только одну — вы можете провести у нас. А завтра я дам вам несколько адресов, где можно получить койку…

От облегчения я едва снова не лишилась чувств.

— А мистер Баннер возражать не будет?

Мистер Баннер, как выяснилось, и не думал возражать; как и прежде, он проявил больше дружелюбия, чем его жена, и готов был терпеть любые неудобства, лишь бы мне помочь. Мы уселись за стол (когда я явилась, супруги как раз собирались пить чай), и именно мистер Баннер поставил передо мной тарелку и положил в нее жаркое. Я поежилась, и мистер Баннер принес мне шаль. Он же заметил, как я хромала, выходя из туалета, велел мне снять ботинки и принес тазик подсоленной воды, чтобы размочить волдыри. Наконец (и это было самое поразительное) он достал с верхней полки книжного шкафа жестяную табакерку, скрутил две аккуратные сигареты и одну из них предложил мне.