Скарлетт - Александра Риплей

— Я отпущу тебя.

— Тебе не нужна доброта, тебе нужна голая любовь. Безоговорочная любовь. Но ты ее тогда не хотела. Я весь выдохся.

Голос Ретта становился холоднее, в нем все сильнее чувствовалось безразличие.

— Пойми, Скарлетт. В моем сердце было любви на тысячу долларов. Золотом, а не в бумажках. И я все потратил на тебя, до последнего пенни. Я банкрот. Ты меня выжала, как тряпку.

— Я была неправа, Ретт. Извини. Я лишь пытаюсь что-то вернуть.

Мысли завертелись в голове Скарлетт. «Я могу отдать ему тысячи долларов из своего сердца, — думала она. — И он бы снова полюбил меня, потому что не был бы банкротом. Он бы получил все сполна. Если бы только ему все это было нужно. Я должна его заставить…»

— Скарлетт! — продолжал Ретт. — Нет возврата в прошлое. Не разрушай то немногое, что еще осталось. Пусть останется доброта. Мне от этого только лучше.

Она ухватилась за его слова.

— Да, конечно, Ретт, пожалуйста, будь таким же добрым, как и прежде, пока я не разрушила наш замок. Я не буду больше тебя терзать. Давай просто будем друзьями, пока не вернемся в Атланту. Мне будет этого достаточно. Мне так было хорошо за нашим завтраком. У тебя пятно на переднике.

Она благодарила Бога за то, что в этой темноте он не мог разглядеть ее лица так же, как и она его.

— Это все, что ты хотела узнать? — сказал Ретт, плохо скрывая облегчение. Скарлетт глотнула побольше кофе, чтобы успеть обдумать, что ответить. Но она смогла лишь притворно засмеяться.

— Да, конечно, глупо. Я чувствовала, что мне не светит. Но казалось, нужно все-таки попробовать. Я больше не стану тебя терзать, но не порть мне Сезона. Ты знаешь, как я люблю праздники. И если уж ты такой добрый, налей мне еще кофе.

После завтрака Скарлетт поднялась к себе, чтобы одеться. Было еще темно, но она была так возбуждена, что не могла и думать о сне. «Вот все и уладилось», — подумала она. Завтрак ему тоже понравился. Она в этом уверена.

Она надела коричневый дорожный костюм и зачесала назад волосы, закрепив их шпилькой. Слегка попрыскалась одеколоном, чтобы напомнить себе, что она все-таки женщина…

Она старалась пройти по коридору, как можно тише. Чем дольше будет спать Розмари, тем лучше. Почти рассвело. Скарлетт задула лампу. «О, дай Бог, это будет хороший день. Дай Бог не наделать ошибок. Пусть весь день будет таким же, как завтрак. И вся следующая ночь. Эта ночь — новогодняя».

Стояла особая предрассветная тишина. Стараясь не наделать шума, Скарлетт спустилась вниз. Ярко горел огонь. Должно быть, Ретт подбросил еще дров, пока она одевалась. Она с трудом могла различать темную тень, обрамленную падающим от окна серым светом. Он сидел в кабинете спиной к ней. Она на цыпочках подошла к его двери и осторожно постучала.

— Можно, я войду? — прошептала она.

— Я думал, ты легла спать, — сказал Ретт. Его голос был усталым. Она вспомнила, что он всю ночь провел, охраняя дом. И ее. Ей захотелось прижать его голову к своей груди и снять усталость.

— Не было смысла ложиться спать. С рассветом тараканы зашуршали, как сумасшедшие. Ничего, если я здесь посижу?

— Входи, — сказал Ретт, не глядя на нее.

Скарлетт вошла и тихо села. «Интересно, почему он так напряженно смотрит? Ждет нападения Клинча Докинса?»

Закукарекал петух и испугал ее. За окнами скользнули первые лучи рассвета. И так, картина, которую увидела Скарлетт, заставила ее закричать. Сожженный дом темнел своими неровными руинами, казалось, что он еще тлеет, а Ретт спокойно смотрит, как он догорает.

— Не смотри, Ретт, — умоляла Скарлетт. — Не причиняй себе лишней боли.

— Мне нужно было быть там. Я должен был их остановить.

Его голос, казалось, не принадлежал ему.

— Вовсе нет. Их там могли быть сотни… Они бы убили тебя и сожгли все вокруг.

— Они не убили Джулию Эшли, — сказал он как-то неуверенно.

Красный свет за окном переходил в золото, от чего отчетливее стали видны черные зияющие дыры каминов. Ретт отвернулся от окна и яростно схватил рукой подбородок, настолько яростно, что стало слышно, как шуршит под пальцами небритая щетина. Под глазами образовались синяки, видные даже в темной комнате. Черные волосы были в беспорядке. Он встал, зевнул и потянулся.

— Сейчас все спокойно, я могу прилечь. Вы с Розмари постерегите.

Он лег на лавку и сразу заснул.

Скарлетт наблюдала, как она спит.

«Я никогда ему не скажу, что люблю его. Это делает его слишком самоуверенным. Я никогда это не скажу…»

Глава 25

С утра Ретт был чем-то озабочен. Он просил Скарлетт и Розмари не мешать и уйти куда-нибудь. Он строил что-то вроде трибуны, чтобы на следующий день устроить здесь церемонию с речами.

— Рабочий люд не любит присутствия женщин на таких мероприятиях.

И мне не хочется, чтобы мама задавала мне вопросы, откуда девочки узнали так много не самых лучших слов.

Послушавшись Ретта, девушки отправились погулять в сад. Дорожки были довольно пыльные, и скоро черные туфли Скарлетт стали серыми. Как здесь все отличалось от Тары, даже земля. Ей все казалось ненастоящим: и пыль не была красной, и овощи были слишком большими, а многие ей не были известны.

Но сестра Ретта любила владения Батлеров с такой страстью, что даже удивляла Скарлетт. «Почему она так восхищается этим местом, как я восхищаюсь Тарой?» Розмари не замечала попыток Скарлетт найти знакомую ей землю.

Она была потерянной в потерянном мире: Данмор Лэндинг перед войной.

— Это место называлось «сад-невидимка» потому, что эта живая ограда вдоль тропинки скрывала его от людского глаза до тех пор, как ты в него не войдешь. Когда я была маленькой, я там пряталась, чтобы не идти мыться. Слуги бродили по тропинкам, кричали и не могли найти меня. Я себе казалась тогда такой умной. И когда мама меня находила в саду, она изображала удивление… я ее так люблю.

— У меня тоже была мама. Она…

Розмари ничего не слышала, кроме себя самой.

— Вниз по тропинке будет сверкающий пруд. Там плавали лебеди черные и белые. Ретт говорит, что, может быть, они вернутся. Для них там всегда все готово. Видишь заросли кустарника? Они специально посажены для лебедей, чтобы они могли там строить гнезда. Там был маленький греческий замок. Многие боятся лебедей из-за клювов и крыльев. Но наши позволяли мне даже плавать с ними. Мама читала мне «Гадкого утенка», сидя на скамейке. Когда я выучилась читать, я читала его лебедям…

— Эта дорожка ведет в розовый сад. В мае его запах чувствуется за милю… Там, вниз по реке, был огромный дуб с дуплом. Ретт его соорудил, когда был еще мальчиком. Затем я там играла. Я забиралась внутрь с книгой, брала с собой пирожных и могла там сидеть часами. Дуб гораздо лучше, чем беседка, которую мне сделал папа. Там все было игрушечным, игрушечная мебель, чайная посуда, куклы…