Столыпин. На пути к великой России - Дмитрий Струков

1911 г. был вообще тяжелым для императора. В мае уходит в длительный отпуск Столыпин – естественно, Николай берет на себя функции управления правительством, что тут же, кстати, использовали В.Н. Коковцов и А.В. Кривошеин, чтобы, не вступая друг с другом в конфликт, разрешить вопрос о судьбе Крестьянского банка. Коковцов в деликатной форме объяснил царю, что столыпинский проект выделения Крестьянского банка из-под ведомства Минфина ставит его, Коковцова, вне контроля за рублевой массой в стране и в этом случае ему придется подать в отставку. Кривошеин пошел тогда на соглашение с министром финансов, чем вызвал впоследствии упрек от Столыпина в предательстве[667]. В оправдание своего непостоянства Кривошеин признавался Коковцову, что он подпал под влияние Петра Аркадьевича, соблазнившись решить эту проблему в обход Министерства финансов, росчерком царского пера[668]. Однако император, не желая допустить потери Коковцова, на которую тут же среагировали бы банки и Государственная дума, жертвует проектом премьера.

Все эти государственные дела, подмена своих министров, сопровождались для царя еще и заботой о недомогавшей царице. «Мой муж работал как негр целых 7 месяцев, – писала государыня Александра Федоровна 31 мая 1911 г. сестре Виктории, – я же почти все это время была больна»[669].

А между тем 1911 г. продолжал приносить императору все новые испытания. На этот раз лидер правых великий князь Николай Николаевич поставил в двусмысленное положение военного министра генерала Сухомлинова, который был сторонником П.А. Столыпина[670].

В 1911 г. генерал получил одобрение государя на проведение военных игр для командующих предполагаемых действующих армий. Когда командующие войсками съехались для этой цели в Петербург, император за час до игр присылает записку Сухомлинову об отмене предстоящих учений. Вместо тренировочных занятий великий князь Николай Николаевич пригласил генералов к себе на обед, оставив без внимания приказ военного министра. Сухомлинов приехал к царю с докладом и просьбой об отставке. «Государь сидел молча и даже не курил, как это он имел привычку делать во время докладов, – вспоминал состояние Николая при встрече министр. – …Государь слушал меня, опустив голову, и не произносил слов. Несколько минут мы сидели молча… на бледном лице его видно было такое страдание, что мне до слез стало жалко верховного вождя нашей армии. Страдали мы оба, а тот, кто всему этому был виновником, наверное, от удовольствия потирал руки и ждал известий о назначении нового министра. “Ваше величество… – в третий раз прервал министр молчание. – Я прошу Вас об увольнении потому, что другого выхода у меня нет, его и придумать трудно”. После последних слов Государь точно проснулся, оживился и, ласково взглянув на меня, сказал: “А вы придумайте – отпустить я вас не хочу”». Сухомлинов сумел все-таки найти достойный выход из великокняжеской интриги: предложил провести совещание по государственной обороне под своим председательством, при обязательном присутствии всех генералов. Только после совещания им разрешили разъехаться по своим местам. «Надо было видеть нескрываемую радость Государя, – описывал Сухомлинов состояние царя, – после разрешения щекотливой ситуации»[671].

Для неискушенного читателя эти примеры покажутся проявлением слабости и нерешительности императора. Что мешало ему уволить интриганов, заменить некомпетентных чиновников профессионалами своего дела? Как мы знаем, именно этого требовали почти все фракции Государственной думы, призывая к проведению зачисток в административном аппарате. В конце концов в 1917 г. Временное правительство осуществило эту идею. И что же? Его председатель Керенский писал (уже из эмиграции), что старый аппарат удалось разогнать за 72 часа, но итогом этого стало разрушение вертикали власти, а с ней и всей страны.

У Николая, как уже говорилось, был иной взгляд на бюрократию, он стремился не к замене одних на других, а к изменению сознания самих чиновников. Государь, безусловно, знал о чиновничьем беспределе, искажавшем образ монархии в общественном мнении. В то же время он понимал, что в обществе еще не выросла новая смена, не народились «богатыри мысли и дела»[672] и поэтому сами по себе кадровые перестановки ничего не решат. Пытаться же очистить управленческий аппарат посредством массовых репрессий – значит наказать не только виновных, но и подозреваемых. Вводить новую опричнину Николай не собирался.

Что же касается снисходительного отношения государя к некомпетентным управленцам, то в условиях кризиса элиты это было продуманным решением. Человек – по природе существо сложное, и один и тот же человек мог по-разному проявлять себя в разное историческое время и на разных должностях. Поэтому быстрое расставание с чиновниками было несвойственно императору. Так поступил государь в отношении С.Ю. Витте. Ввиду упорной оппозиции Сергея Юльевича по всем статьям государственного бюджета, тормозившей все государственные начинания и нужды страны, он был отстранен от должности министра финансов. Однако карьера Витте на этом не закончилась. Николай назначает его на пост председателя Кабинета министров. Государь отлично знал все его недостатки, но при этом ценил его несомненные таланты: бюрократические и дипломатические способности, изворотливость и многолетний государственный опыт. «Оставление Витте, – пишет историк Н. Обручев, – в составе правительства обусловливалось еще и тем, что в это время был недостаток в лицах, способных к занятию министерских должностей, – П.А. Столыпин не был открыт»[673].

В качестве еще одного примера осторожного подхода государя в кадровом вопросе можно привести случай с известным нам якутским губернатором И.И. Крафтом. Этот энергичный управленец часто по важнейшим вопросам развития края напрямую сносился с Петербургом, минуя своего непосредственного начальника – иркутского генерал-губернатора А.Н. Селиванова, что вызвало личный конфликт между ним и Селивановым, и Крафт, как нижестоящее лицо, подал прошение об отставке. Государь по достоинству ценил и Крафта, и его противника. «Мы с вами оживили Якутскую область, – говорил он Крафту во время аудиенции, – а на старика (Селиванова. – Д.С. ) вы не обижайтесь; он по-своему прав. Во Владивостоке в 1905 г. он мужественно усмирил бунт матросов. Ему тогда пуля пробила горло, но, слава Богу, он уцелел. Он еще понадобится мне и Родине. Вместо отставки вас придется перевести в другую губернию. Я об этом поговорю со Столыпиным…» В итоге Крафт был назначен губернатором в Енисейск. Что же касается Селиванова, то и он оправдал царские надежды: в германскую войну под его командованием в 1915 г. был взят Перемышль[674].