Последний хартрум - Женя Юркина

– Не дрожи так, больно не будет, – издевательски сказал удильщик.

Поддев лезвие под ленту, он одним движением перерезал ее и передал добычу главарю.

– Я обещал, что сохраню тебе жизнь, и слово сдержу, – проговорил он, пропуская сквозь пальцы ключ, будто фокусник – монетку. – Но если окажется, что ты солгала… Я отловлю тебя, как крысу, и тогда легкой смертью ты не отделаешься. Уяснила?

Флори кивнула.

Главарь дал безмолвную команду, бросив приспешнику повязку, которая опять лишила ее зрения. В кромешной тьме панический страх ожил с новой силой.

– Проверьте карманы, – приказал предводитель, и тут же грубые руки скользнули по бедрам, добрались до карманов и вывернули наизнанку. На пол посыпалось их малочисленное содержимое: деньги, купленный билет, мятная пастилка от Флинна. Деньги они поделили, а остальное выбросили.

Напоследок главарь проявил любезность и успокоил ее:

– Уж не обижайся, что мы тебя обчистили. Но надо тебя задержать. Прощай, пташка…

Ее развязали, затем подхватили под руки и куда-то повели. Она не чувствовала ног и не понимала, когда шагает сама, а когда ее тащат. Время тянулось медленно, как во сне. Флори пыталась прислушиваться к окружающим звукам, чтобы не теряться, однако в ушах глухо отдавались удары сердца. Удильщики шли молча, только дышали с присвистом и все тяжелее. Тащить пленницу по лабиринтам Марбра оказалось не так просто – им приходилось двигаться боком, протискиваясь в узкие проулки. Наконец ее отпустили, повалив на землю, и скрылись.

Когда она сняла повязку, шайка уже затерялась в лабиринтах города. Оглядевшись, Флори обнаружила себя в том самом тупике, где ее подкараулил Тодд. Теперь он был мертв, у нее отняли все деньги, и только одно оставалось прежним – брошенный чемодан лежал нетронутым. Очевидно, местные сюда не захаживали, иначе бы вещи давно растащили. С трудом поднявшись на ноги, она доковыляла до чемодана, опираясь на стену.

Флори хотела поскорее сменить одежду, снять с себя весь ужас, парализующий тело, избавиться от того, что напоминало о пережитом. Рубашка с оторванными пуговицами, которые валялись вокруг, ее кружевные манжеты, пропитанные кровью Тодда, запачканный воротник… Она пропахла потом, чужой кровью и прогорклым пойлом. Этот смрад въелся в кожу и волосы, остался в носу и горле, осел в груди свинцовой тяжестью.

Не стесняясь, что кто-то из прохожих застанет ее в исподнем, Флори стянула с себя рубашку с брюками и сбросила на землю. Затем, вооружившись носовым платком вместо мочалки и флягой воды, припасенной в дорогу, принялась мыться. Время клонилось к вечеру, воздух сделался холоднее, озноб пробирал насквозь, а она терла до боли, до красноты, до онемения, с таким остервенением, словно хотела содрать с себя кожу. Слезы застилали глаза, из груди вырывались судорожные вздохи, она не успокоилась, пока на теле не осталось ни одного бледного пятнышка. Тогда натянула свежее платье с длинными рукавами, закрыла чемодан и, обессиленная, села сверху. Истерика потихоньку стихла, а кроме нее, внутри ничего не осталось. Флори чувствовала себя опустошенной и потерянной. Она оказалась в незнакомом городе без денег, единственный омнибус до Пьер-э-Металя давно ушел, желудок скрутило от голода, а надвигающиеся сумерки сулили ночлег на улице.

Несколько минут Флори сокрушалась, но потом медленно осознала, что сдаваться рано. Она все еще жива, все еще может действовать, а в Пьер-э-Метале ее по-прежнему ждут. Подумав о сестре, Дарте и друзьях, она подхватила чемодан и решительно зашагала обратно к торговой площади.

Выйти из лабиринта на внешний круг ей помогла россыпь горящих огней, зависших над причалами. Это напомнило о Ярмарке, главном празднике Пьер-э-Металя, и натолкнуло на ободряющую мысль. Пусть она осталась без единой монеты, но вещи-то у нее есть. И раз уж молчаливые и угрюмые лавочники находили здесь покупателей, то и она попытает удачи.

В палатке с овощами Флори умыкнула веточку мяты, заговорив торговцу зубы. Он, конечно, ничего приобретать не собирался, но поговорить оказался не прочь. С трудом отделавшись от него, она метнулась к рыбному прилавку. Поначалу торговка заинтересовалась предложением, а потом разочаровалась, получив отказ обменять платье на рыбу. «Дум», – раздосадованно бросила она вслед. Остальные даже слушать Флори не стали и встретили ее враждебно, как конкурентку, которая позарилась на чужие кошельки.

Немногочисленный люд рассыпался по всей площади. Пассажиры, сошедшие с убогой лодчонки, оказались местными и быстро разбежались, несколько человек на станции ожидали вечерний рейс, а в отдалении, на ночной стоянке, поросшей травой, «паслось» стадо разномастного транспорта. Мужчин здесь было подавляющее большинство: рабочие, горняки, торговцы, везущие товар в другие города… Кому из них взбредет в голову купить платье?

Не отчаиваясь раньше времени, Флори нашла между палаток свободное место и быстро сообразила из чемодана некое подобие витрины. Раньше, продавая картины и вышивки, она никогда не зазывала прохожих, однако сейчас вспомнила все ухищрения торговок из Пьер-э-Металя. Местный рынок никогда не замолкал. Даже в обычные дни дух Ярмарки витал над прилавками: лоточники надрывали глотки, покупатели галдели, уличные музыканты играли, детишки смеялись… Никто не молчал угрюмо, не глядел с укоризной. Торговля была для Пьер-э-Металя праздником.

Задумавшись, что ей делать, Флори растерла между пальцев мятный листик, а второй отправила в рот и разжевала. До сих пор ее преследовал тот мерзкий запах, будто застрявший в горле, и теперь она пыталась заглушить его мятной свежестью.

В столице торговля не была ни праздником, ни мрачной рутиной. Она стала частью улиц, голосом Делмара и вплелась в жизнь каждого горожанина. Вспомнив зазывные стишки, которые она нахватала, гуляя по вещевым рядам Делмара, Флори набрала в легкие побольше воздуха и завела:

              – Привезли девице платья из столицы

              С кружевом да вышивкой, изо льна и ситца…

Звонкий голос прокатился над площадью и привлек всеобщее внимание, даже тех, кому до нарядов не было никакого дела. Заметив, с какой ненавистью торговцы взирают на нее из палаток, Флори испугалась, что сейчас ее прогонят или того гляди изобьют. На рынке Пьер-э-Металя случалось всякое, и особых причин для обмена тумаками никто не искал. Но местные на рожон не лезли, и Флори осеклась, когда поняла почему.

Площадь патрулировали следящие. Двоих из бравой четверки она сразу узнала: это они поймали Фран. С той же легкостью они могли вычислить в ней ту, что днем называла себя помощницей домографа. «Дум! Дум! Дум!» – пронеслось в ее мыслях, вторя учащенному стуку сердца. Спрятаться от них было негде, поэтому Флори затаилась между палатками. Мысленно ругая себя за то, что понадеялась на глупую затею, она заметила