Малайсийский гобелен - Брайан Олдисс

— О, как я ненавижу слова «после обеда»! Говори полдень или полночь, моя сладкая ягодка! «После обеда» — детское время.

Посмотри на чудовищную громаду этого дворца, который погружается в полночь, а вокруг пустота, НИЧЕГО, кроме черноты да неизвестных вселенных; как мы можем со всем этим бороться? Только своим собственным оружием: моим воображением и твоими белоснежными бедрами…

Я притянул к себе ее роскошное тело. Хорошая штука — темнота.

— Оставьте в покое мои бедра, сэр. После полудня начинается главная охота на древнезаветных чудищ, когда мы выступим против самых ужасных созданий Сатаны. Зрелище будет захватывающим, а кого-то ожидает смерть… Что с тобой? Прекрати. Так рано, а ты уже пьян. Пользуешься случаем…

— Твой вид пьянит меня. Что за жизнь без опьянения? Как у моего отца тоска зеленая. Я лучше знаю, что мне нужно. Я, дорогая, немного пьян от тебя, но у меня есть еще силы…

— Чувствую, ты отдал должное нашему вину. Мы делаем его из собственного винограда. Он растет на самых лучших склонах. У нас их сотни километров.

— И склоны, и твои холмы, твои лощины… Как ты великолепна сегодня!

Она в самом деле была великолепна. На ней было прекрасное шелковое платье ярко-красного цвета, а голову украшал такого же цвета небольшой тюрбан, из-под которого выбивались темные завитки волос.

— Армида, ты самая прелестная девушка. Я обожаю тебя, как сова обожает ночь, и жду не дождусь, когда все узнают о нашей помолвке. Я буду верен тебе по гроб жизни. Я даже не в состоянии понять язык других женщин.

Она засмеялась.

— Ты честолюбив. Это хорошо. Но не забывай, что помолвка — наш маленький секрет. Знаешь, в этом году мы возделаем еще пятьдесят гектаров земли в Джу рации. Большая часть земли отпущена под виноградники. Неплохое ведение хозяйства?

— Это точно. Кто-то тут у вас трудится как пчелка.

— О, отец работает без устали.

— Но земля для меня ничего не значит. Существуешь только ты… Армида, проникнись моими чувствами.

— Ты пьян и не слушаешь меня. Иногда кажется, что ты не понимаешь, что важно, а что нет. Отец хочет стать самым крупным в округе производителем винограда. Хотя крестьяне ленивы, но земля плодородна и…

— Мы все плодородны. — Я крепко держал ее. — Сердце рвется наружу! Как все поднимается вверх — к свету, надежде!

Образ твой, Армида, вдохновляет меня на свершение великих дел. Я буду выращивать виноград — нет, я не хочу выращивать виноград. Я, пожалуй, стану капитаном кавалерии — нет, что за радость торчать в гарнизоне. Я бы приобрел корабль для торговли с Востоком экзотическими товарами — нет, зачем куда-то уезжать? Ради тебя я сделаю все, почти все. Нет нужды оставаться актером. Этот вечер переродил меня. Вчера я был внизу. Сегодня я поднялся наверх. Может быть, стану членом Совета и послужу Малайсии. Те, кто нами правят, не знают наших нужд.

— Ты такой душка, Периан, но чтобы оказаться хотя бы рядом с Советом ты должен родиться в благородной семье или иметь ума палату. Вроде моего отца. У тебя славное сердце, но…

Я предупреждающе прогрозил ей пальцем.

— Ты считаешь меня легкомысленным? Но разве не решился я на это маленькое воздушное приключение, которое запланировали для меня ты и твой отец? И разве я с этим не справился? Я ведь поклялся в верности тебе. Под внешней беззаботностью я скрываю серьезные чувства. Если хочешь, я могу даже протрезветь.

Увидев, как я придаю лицу трезвое выражение, она рассмеялась, прикрывая рот кончиками пальцев.

— У тебя для этого слишком симпатичное лицо. Отец говорит, что…

— Если ты считаешь мое лицо красивым, поцелуй его. А взамен позволь исцеловать тебя всю, не только этот прелестный носик — мма! — или эту хорошенькую щечку — мма! — но и эти ароматные плечи — мма! — и эту божественную грудь — мма! — и забраться под твое малиновое покрывало и разузнать о скрытых там сокровищах…

Мы усладительно прижались друг к другу и нам было тепло, несмотря на холод. И в этот миг, когда мы стояли в темном промежутке меж двумя ярко горящими окнами, я думал о своей любви к Армиде, о ней самой и ясно представил себе, как тяжело ей приходится: преуспевающая семья, осаждаемая бесчестными дворянами, бесчисленные условности и ограничения, отец, который постоянно вмешивается и командует. Ей нужна была более простая жизнь. Прав был Бентсон, когда говорил, что богатство портит людей. Если бы она осмелилась уйти со мной, я мог бы спасти ее.

Отпрянув, я сказал:

— Уедем отсюда немедленно! Мы можем воспользоваться твоей каретой. К черту предсказателей. Эта пьяная орда еще долго не заметит нашего исчезновения. Дворяне Малайсии, Армида, погрязли в разврате и коррупции. Все до единого. С ними нужно покончить.

— Что? Ты пьян, негодяй! Что будет со всем богатством государства без аристократов?

— Уедем отсюда вместе. Мы можем уехать в Тускади. Там у меня есть друг — капитан кавалерийского полка. Мы могли бы там жить скромно, но честно, где-нибудь в небольшом домике. У нас будет охотничья собака, а над окном повесим клетку с певчими птицами. Из окна мы будем любоваться видом прекрасных холмов.

— Бентсон заразил тебя революционными идеями. Так думает мой отец. Это опасный человек. Хочу предупредить тебя, что тот, кто с ним общается, подвергает себя опасности.

— Я говорю вполне серьезно. Бежим сейчас. Тускади. Или в домик на устье реки, где живут мои родственники.

— Почему ты глух к моему предупреждению?

— При чем тут Бентсон? Не далее как вчера он набросился на меня с дубинкой. — Я не захотел вдаваться в подробности и поспешил продолжить. Из-за сущего вздора, кстати. Но когда «Мендикулу» увидит свет, он станет другим человеком. Какой бы смешной ни была эта история, ее представление будет рождением нового вида искусства. Успех смягчит Бентсона.

— Может так случиться, что пьесу никогда не увидит свет, Периан. Так что помалкивай о ней, пожалуйста. Лучше бы ты пошел спать.

— При условии, что ты пойдешь со мной и избавишь меня от желания спать.

— Не могу. Меня будут искать. Не стоит рисковать.

— Тогда уйдем со мной. Она топнула ножкой:

— Прекрати занудство! Почему ты хочешь бежать, не успев здесь появиться? Развлекайся в полное свое удовольствие.

— Я уже пытался! Посмотри, что здесь происходит. Все пьют до умопомрачения. Через час, другой эти свиньи окажутся в кроватях друг друга. Последуем их примеру. Никто не узнает, да и никому до нас не будет дела. Держу пари, что твоя бесценная дуэнья уже барахтается в куче сена с каким-нибудь грязным конюхом.

— Ты так груб. Почему ты так плохо о ней думаешь?