Разгневанная земля - Евгения Яхнина

— Опасение серьёзное. Могут тебя принять за вражеского лазутчика. Но план письменно излагать не полагается. — Подумав, Бем предложил: — Хорошо бы тебе в попутчики взять венгра.

— С таким сподручней будет, — согласился Миклош. — Сквозь хорватские заслоны я его проведу, а он меня в обиду не даст у своих.

— Возьми Игнаца, — решил Бем, — он давеча и тут не дал тебя в обиду!

— Парень подходящий, — охотно согласился Миклош.

— А в какой одежде вы поедете?

— Я как есть — уланом и поеду. А парня хорошо бы офицером нарядить. Щуплый он, правда, но видал я таких неженок среди начальников.

— Обмундирования австрийского у нас хоть отбавляй, — заметил Бем. — А вот плохо, что Игнац хоть и говорит по-немецки, но не знает хорватского. Этак легко и попасться!

Соображения генерала только на минуту смутили чикоша. Он быстро нашёл выход:

— Я забинтую ему лицо, будто он раненый: только дышать сможет, а разговаривать ни-ни!

— А сам ты? Впросак не попадёшь?

— Я-то? Не сомневайтесь! У меня на этот случай кое-что припасено: приказ самого бана с благодарностью за отвагу, а самое главное — у меня всегда чутора полна крепкой сливянки. Она в хорватском лагере лучше всякого пропуска сойдёт!

— Ну, с богом, в добрый час! Получайте экипировку и в ночь двинетесь в путь. Я напишу письмо: пусть Игнац отдаст его Кошуту в собственные руки.

Генерал сел за стол и взял перо.

«…Здесь в Вене, — писал генерал Кошуту, — мы разыгрываем лишь один из эпизодов великой драмы европейской революции. Как бы ни закончился этот эпизод, действие во всей своей глубине разовьётся дальше в Венгрии. И я убеждён, что именно там возможно полное торжество европейской революции.

С такой армией, как венгерская, можно творить чудеса, если полководцы не погасят её боевой дух своими колебаниями и нерешительностью. В освободительной борьбе с особой силой действует золотое правило войны: “Время потерять — всё потерять!”

Помните: на Венгрию с надеждой взирает сейчас всё прогрессивное человечество!

Ваш Бем.

Вена, 27 октября 1848 года.

P. S. Молодой курьер Игнац, который доставит вам это письмо, один из моих славных “летучих гвардейцев”. Он отважен и беспредельно предан отчизне».

… 28 октября Виндишгрец перешёл к решительному штурму Вены, обрушивая на неё со всех сторон артиллерийский огонь.

Улица Пра́тер была охвачена пожаром. Всю силу нападения неприятель сосредоточил на районе Леопольдшта́дта.

Венгров всё не было.

Защитники Вены начали терять надежду на их помощь.

Сидя на походном стуле, Бем руководил обороной баррикады. Под градом пуль он хладнокровно отдавал приказы.

Генерал ждал, что венгры появятся в тылу противника. Он старался выиграть каждый час. Снарядов не хватало, Бем следил, чтобы ни один из них не пропал зря. На баррикаде стояло шесть тяжёлых орудий. Бем то и дело сам наводил их. Его примеру следовали и другие офицеры. Здесь собрался цвет ополчения: легионеры, «летучие гвардейцы», солдаты регулярной армии, перешедшие на сторону революции.

Нетерпеливо ждали сигнала к выступлению кавалеристы. В авангарде должен был пойти польский уланский эскадрон, сформированный Бемом. Польские кавалеристы с конфедератками на голове лихо сидели на лошадях, взятых из конюшни прежней венгерской лейб-гвардии. Их красно-белые знамёна развевались на ветру.

Во второй половине дня к Бему подъехал всадник. Это был Андреа Видович. Он спешился.

— Генерал! — обратился он к Бему. — Только что я стал свидетелем страшной измены. По Мариагильфштра́ссе двигалась вереница экипажей, впереди которой шёл трубач национальной гвардии с белым знаменем. Оказалось, что это делегация магистрата и части национальной гвардии. Делегация направлялась к Виндишгрецу просить мира. Народ кричал: «Убить этих собак из магистрата! Расстрелять их! Они хотят предать и продать нас!» Но делегация продолжала своё шествие, не обращая внимания на крики. Как могло совершиться такое предательство? Знает ли о нём Мессенгаузер?

Ничего не ответив, возмущённый Бем потребовал коня.

В штабе Бем застал Мессенгаузера за письменным столом. На лист чистой бумаги ложились рифмованные строки.

Генерал остановился в изумлении: он шёл к полководцу, а встретил поэта.

— Вы пишете оду? — воскликнул Бем в негодовании. — В честь какого героя?

Мессенгаузер посмотрел на генерала так, будто в его поступке не было ничего удивительного, и кротко ответил:

— Это моё завещание человечеству!

— Вы сидите и кропаете стихи, а в это время магистрат договаривается с Виндишгрецем о капитуляции! Не о вашей поэзии, а о вашем предательстве будут вспоминать потомки.

Мессенгаузер побледнел. Он встал и заговорил умоляюще:

— Только не предательство, нет! Генерал, ради бога… Знаю, я первый паду жертвой «чёрно-жёлтого» террора… Но другого выхода я не вижу… Бороться дальше мы не можем. Недостаток оружия…

— Не недостаток оружия, а избыток предательства преградил вам путь! — вскричал Бем. — Как посмели вы стать во главе гигантов, поднявшихся на штурм неба! Жалкий человек!

Хлопнув дверью, Бем стремительно вышел из помещения штаба.

Глава девятая

«Время потерять — всё потерять!»

Вечером по дубовой аллее венского городского парка ехали два всадника, одетых в новое, с иголочки, обмундирование. Они прислушивались к затихающей в городе перестрелке.

На первом же перекрёстке всадники свернули, пришпорили лошадей и галопом подошли к зданию таможни, позади которого неприятель уже устанавливал орудия. Не сбавляя хода, они ступили на занятую хорватами Ландштра́ссе, где хорватский заслон принял их за своих разведчиков. Так беспрепятственно, минуя места скопления вражеских солдат и никем не остановленные в пути, всадники в полночь достигли центрального кладбища. Здесь впервые их окликнул конный разъезд. Не дожидаясь расспросов, улан-ординарец поторопился объяснить по-хорватски:

— Мы спешим в штаб, у нас важные сведения о намерениях противника…

— Не понимаю, — обратился к лейтенанту на немецком языке начальник отряда, подпоручик.

Вместо ответа лейтенант показал на своё забинтованное лицо.

Ординарец пояснил:

— У их благородия рассечена щека, наложены швы. Разговаривать им невозможно.

Подпоручик подозвал хорватского солдата и велел перевести речь улана. Затем, приветливо кивнув раненому лейтенанту, распорядился:

— Следуйте по назначению!

Так продвигались посланцы генерала Бема через центр расположения войск Елашича, когда, поднявшись 29 октября на холмы Лебербе́рга, они вдруг увидели на горизонте, в долине реки Швехаты, пылающие костры. По суматохе, поднявшейся среди хорватов, и по команде, которую спешно отдавали их начальники, они поняли, что взвившимся к небу пламенем костров венгерские войска дают знать о своём приближении к Вене.

— Елашич приказал запалить деревню, чтобы не видно было венгерских костров, — услыхал Миклош разговор двух сапёров, укладывавших в повозку бочонки со смолой.

Недолго думая Миклош спешился и подошёл к сапёрам, держа лошадь на поводу.

— Дай-ка бочонок! — сказал он по-хорватски. — Командир велел скакать к Швандорфской переправе и поджечь мост. — Не дав сапёрам опомниться, Миклош извлёк из повозки бочонок. — Мешок давай, а то как я его повезу?

— Нету мешка. — Оторопевший солдат подал верёвку. — Вот возьми, привяжешь к седлу.

В эту минуту Миклош меньше всего думал о поджоге моста: бочонок со смолой послужит ему пропуском, наглядным доказательством важного поручения хорватского командования.

Счастье, казалось, сопутствовало венграм, когда 30 октября ещё до рассвета они начали штурм подступов к Швехату, и авангардные колонны быстро заняли очищенные противником Швандорф, Малый Новый Зид и Фишаме́нд.

Венгры были преисполнены надежд. Воодушевление войск росло, и для полной победы недоставало только энергичной вылазки защитников Вены.

Однако на рассвете обнаружилось, что от Вены к Швехату форсированным маршем идут огромные силы… неприятеля.

Стало ясно: Вена капитулировала. Пока генерал Мога колебался, Виндишгрец успел перебросить к Вене освободившиеся в Чехии войска. Объединив австрийские и хорватские войска, Виндишгрец бросил теперь на венгров все свои силы.

На левом фланге он начал окружение венгерских войск.

Около двухсот орудий, с неожиданной быстротой выросших перед Швехатом, обрушили огонь на венгров и заставили умолкнуть их артиллерию.

Пехотинцы, занимавшие центр венгерских колонн и впервые испытавшие на себе столь могучую силу артиллерийского огня, в паническом страхе стали пятиться назад, ломая все планы отступления.