Перекресток - Юрий Леж

Напряжение, возникшее в зальчике с момента появления здесь незваных гостей, казалось, достигло своего апогея, и кто-то из сидящих зашевелился, выдвигая из-под себя стул, чтобы удобнее было вскочить и… и что-то сделать, хотя большинство еще не очень хорошо понимали, что именно и — зачем.

— Не советую, — неожиданно раздался знакомый голос.

В узком проеме между декоративной буфетной стойкой и проходом на кухню преспокойненько стоял Мишель, привычно одетый в костюмчик «фельдграу», дополненный по сезону коротким блеклым плащом такой же расцветки.

— Вы хотите сказать… — «профессор» не закончил своей мысли и вдруг позвал, как зовут собаку: — Игона, ко мне!

В очередной раз ускорившаяся официантка, казалось, должна была просто пролететь и мимо Ники с Антоном, и мимо Мишеля, к тому же стоящего в нескольких шагах от пути её следования, но — внезапно, как на каменную стену, наткнулась на неширокую, но твердо вставшую ей на дороге спину поверенного в делах. Девушка дернулась раз-другой, пытаясь обойти возникшее препятствие слева или справа, но всякий раз натыкалась на то же «фельдграу». Длилась эта непонятная игра буквально доли секунды, и большинство присутствующих не успели не только оценить, но даже и заметить её, но «профессор» отреагировал правильно:

— Стой, Игона, замри…

И послушная команде официантка, в самом деле, замерла в нелепом полудвижении, как в старой детской игре.

Мишель оглянулся на блондинку, легкой улыбкой и наклоном головы пожелал ей доброго утра и сказал сухо и строго «профессору»:

— Полномочий у нас достаточно на проверку любого уровня…

И вновь взглянул на Нику. Та, наконец-то, сообразила, достала из карманчика курточки овальный медальон и, как монгольскую пайцзу в лицо непокорному, задиристому вассалу, вытянула его в сторону зала, легонько поводя из стороны в сторону, чтобы не только «профессор», но и все желающие из сидящих поближе могли увидеть и понять — с ними не шутят.

И в раз изменившееся, лицо хозяина выразило искреннее раскаяние, обиду на недопонимание ситуации и принесение извинений одновременно. «Профессор» чуть развел руки в стороны и проникновенно сказал:

— Госпожа Инспектор! Ну, что же вы сразу-то… а мы на нас… как неудобно получилось!.. мне так стыдно! Присаживайтесь, пожалуйста, сейчас, сей момент вас обслужат…

Ближайший столик мгновенно опустел, но гоминидам не пришлось стоять вокруг или жаться к стенам, мест в зале было еще предостаточно, чтобы легко разместить троих незваных гостей.

— Что желаете покушать? выпить? — льстиво, как опытный метрдотель, предложил «профессор».

— Можете подать все, что угодно?.. — с легкой иронией уточнила Ника, присаживаясь за стол и успевшая подумать о том, как могли бы повернуться события, не объявись тут Мишель… которому она, кстати, не говорила, куда направляется, просто попросив перенести текущие выступления на недельку без особого ущерба её бюджету.

— Хотите свежую землянику? или отборных устриц? Может быть, столетнего коньяку? — сразу же попробовал огорошить Инспектора чудесными лакомствами хозяин. — Это дело нескольких минут, вы даже не успеете…

— Землянику вы выращиваете на заднем дворе, а устриц разводите в ванне? — спросил прямо Антон.

— Что вы, что вы, — заулыбался «профессор», — всего лишь маленькое нарушение давно забытого, исторического запрета… но ведь не будете же вы утверждать, что это чем-то или в чем-то ущемляет бедных здешних аборигенов?..

Он так красиво сказал, так артистично развел руками, что ему хотелось верить, верить от всей души, будто какое-то маленькое нарушение, посвященное, тем более, самому Инспектору, не стоит и выеденного яйца…

— Я — аборигенка, — гордо, будто объявляя о своих многочисленных титулах, дающих прямое право на британскую, испанскую и австрийскую короны одновременно, заявила Ника. — И мне не нравится, что кто-то получает хлеб из синтезатора, а кто-то поливает потом землю, мелет муку и месит тесто. У себя дома можете делать все, что хотите, а здесь… здесь существуют правила, изменять которые вы не можете.

— Ну, я думаю, что на такое нарушение, тем более, раз в год, ради друзей, скучающих иной раз по родным планетам…

— Вам пункт соглашения, вами же согласованного, а по-нашему — подписанного, зачитать? — Ника, глядя поверх головы «профессора» и даже куда-то мимо его гостей, извлекла из кармана коммуникатор, ткнула пару раз пальчиком в экран и начала занудливо, как на скучном уроке в гимназии: — «…в случае первого применения предметов, технологий или специальных знаний на планетах и в обществах данными предметами, технологиями или знаниями не обладающими, данное деяние наказывается конфискацией предметов, уничтожением технологий и последствий применения знаний в полном масштабе. Повторное деяние, или же совершенное группой разумных…»

— Вот так всегда, — всплеснул руками «профессор». — Почему, ну, почему же нигде ничего не меняется, и кому-то позволено больше, чем другим?..

— Откосить хочешь? — ласково уточнила блондинка, теперь уже буквально сверля глазами хозяина кафе.

— Да что вы говорите, — решив, что терять ему все равно нечего, съехидничал «профессор». — Начальнику Сто восемнадцатой можно выращивать универсальных солдат и отдавать их в аренду правительству страны пребывания, а мне нельзя вырастить простенькую ягодку в синтезаторе исключительно для личных надобностей…

«Каких солдат, о чем он?» — мелькнуло в голове Ники, но за нее ответил Мишель.

— Не пытайтесь вбить клин и свалить с больной головы на здоровую, — четко и сухо сказал поверенный. — Никто никого не выращивал, а если вы ориентируетесь на всевозможные слухи и сплетни вокруг группы Серых Теней, то нас просто подбирали и готовили по специальным методикам, да, переданным имперским особым службам начальником Сто восемнадцатой, но изъятой сразу же после подготовки двух таких групп с зачисткой большинства посвященных исполнителей. А ваш синтезатор — капля в море по сравнению с биороботом, тем более — давным-давно просроченным и непригодным к нормальной эксплуатации…

«Фу, три тысячи чертей, — блеснуло в голове Антона. — Вот, оказывается, как эта официантка называется…» Теперь все, кажется, встало на свои места — и её необыкновенная скорость, и расторопность, и некая неестественность поведения… Даже её особенное обращение «люди» к посетителям. «Интересно, а Мишель откуда… да он же, получается, все это знает уже давно, с первого визита в Промзону! — осенило романиста. — То-то же он в тот вечер долго-долго общался с Василь Андреичем в сторонке ото всех… Я думал, просто договаривался о помощи Максиму, а он еще и о себе успел узнать по полной программе…»

«Профессор» продолжал стоять в центре зала, но вид у него теперь был потерянный, да и у многих гостей прежде азартные и возбужденные физиономии поблекли. Кажется, в этот момент они предпочли бы находиться где-нибудь подальше отсюда, может быть, даже и на собственной, родной планете.

— Значит, теперь проверим ваших гостей, обойдем помещение на предмет запрещенной к использованию техники, и — всё, можете продолжить вашу встречу друзей, как и было запланировано, — ласково, как неразумному ребенку, улыбнулась довольная Ника хозяину. — Думаю, никто против такого порядка возражать не будет? Дамы, господа, прошу подходить по одному к нашему столику…

Блондинка не успела завершить торжественную речь, призывающую инопланетян иметь наготове любые документы и четко, внятно называть свое имя и место рождения по всеобщему каталогу, как её вдруг перебил взволнованный, срывающийся голосок:

— Не надо проверять… нас всего двое, зачем подвергать всех гоминидов проверке только из-за нас!

Из глубины зала поднялся среднего роста, бледный мужчина, по местным меркам — лет тридцати, одетый в скучный черный костюм без галстука, тщательно причесанный, можно даже сказать — прилизавший свои длинные, чуть волнистые каштановые волосы, с волнующимися, бегающими глазами вполне нормального серо-зеленого цвета. Следом, с секундной задержкой, будто на воспитательном уроке в гимназии второй участник совершенной шкоды, поднялась женщина в красивом, очень идущем ей по фигуре синем костюме, а весь зал вслед загудел одобрительно, выражая и поддержку, и сочувствие, и признательность.

«Ей-богу, как дети», — успела подумать, созерцая эту сцену, Ника, но тут же одобрительно кивнула, будто оценивая смелый поступок нелегальных мигрантов, и потребовала:

— Хорошо. Принимаю ваше чистосердечное признание. Теперь — хозяин, обеспечьте помещение для собеседования, изолированное от любой прослушки… хотя, зачем?

Она, чуть вытянув шею, глянула в окно, за которым совсем не по-осеннему буйствовало солнце.