Королевство Краеугольного Камня. Книга 3. Прощание - Паскаль Кивижер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А то, что осталось от фрески, не рухнуло тебе на голову, – улыбнулась Элизабет.
Тибо хлопнул по столу ладонью.
– Всё, хватит! Скажите нам лучше, что там написано.
Элизабет с Эмой переглянулись.
– Тебе слово, Элизабет, – любезно уступила Эма. – Зачитай свое любимое место.
Они обе так тщательно изучили текст, что могли воспроизводить его наизусть целыми главами. Элизабет начала:
– «Монархия, определение: система наследования, отдающая всю власть в руки одного человека. Самое пагубное следствие: постоянная опасность как некомпетентности, так и диктатуры. Доверять судьбы народа прихоти единственного человека – сродни броску костей. Второе следствие: неизбежность создания класса слуг, обреченных удовлетворять желания государя и его окружения, не имея возможности определить себя иначе, чем через повиновение. И справедливое, счастливое, процветающее королевство Краеугольного Камня, эта жемчужина Северных морей, являет собой прекрасный тому пример. В услужении здесь находятся лучшие работники, какие только могут быть, этот класс сияет своей безупречностью и отличается полным отсутствием воли к самоопределению. Это не просто класс слуг, но класс рабского служения, где идея свободы выветрилась до полного исчезновения; у слуг нет собственной индивидуальности, отдельной от их хозяина. Если говорить о диктатуре, недавно королевство Краеугольного Камня тридцать шесть часов находилось в руках принца, способного разрушить его одним взмахом скипетра. Совет из десяти старейшин – лишь напрасная иллюзия. Хороший монарх действительно окружает себя мудрейшими; однако плохому ничто не стоит окружить себя своими сообщниками, тем самым получив над Советом полную власть, или же просто распустить его и править в одиночку. А что народ? Народ, определение: марионеточная группа людей, руководимая сменяющими друг друга правителями. Народ приспосабливается. Народ лишен голоса. У народа отрезан язык, как это порой случается в Краеугольном Камне. Безусловно, на коронации именно народ вручает мантию и скипетр будущему монарху. Это призвано означать, что именно народ решает доверить ему власть. Но то лишь символическое действо длинной в полминуты. Нужно сделать его действительной и постоянной реальностью».
Память Элизабет поразила их не меньше, чем текст. Гийом слушал внимательно, следя за реакцией Тибо. Он видел, как с каждым словом тот меняется в лице, постоянно чешет подбородок, барабанит пальцами по салфетке, перекладывает ложку. Элизабет замолчала, и все взгляды устремились на короля. Он безмолвствовал, и все уже боялись худшего. Теперь он выследит Т. Б., чтобы отбить об него кулаки?
Нет.
Тибо развел руки, как будто хотел обнять всех присутствующих.
– Это же потрясающе! Где искать этого Т. Б., чтобы вручить корону? Наконец хоть один разумный человек на этом спятившем острове!
Он придвинулся к Эме с горящим взглядом:
– Что он еще пишет? У него есть соображения, чем заменить монархию?
Теперь Эма прочла по памяти:
– «Единственный способ создать справедливую, устойчивую и взвешенную систему – это вернуть народу голос. Народ должен выбирать – и не одного, а нескольких руководителей государства, и по их делам решать, удовлетворяют они его нужды или нет».
– Дать голос народу… – проговорил Тибо. – Как же раньше об этом не подумали…
– «Конечно, – продолжала Эма, – эта система работает лишь при одном условии: если народ политически подкован. Народ невежественный может избрать узурпаторов, лжецов или харизматичных тупиц. И тогда все вернется к исходной точке».
– Гениально, он просто гений, – ликовал Тибо.
– А с чего ты решил, что это он, а не она? – подловила его Эма.
Тибо с Гийомом подняли брови. Им почему-то даже в голову не пришло, что автором может быть женщина.
– Ну а если это мужчина, – заметила Элизабет мечтательно, – то он наверняка высокий, сильный красавец. Молодой, энергичный, прекрасный наездник…
– Давайте считать, что это женщина, – перебил ее Гийом, сам не будучи ни высоким, ни особенно красивым или сильным и предпочитая лошадям корабли.
Но Элизабет улыбнулась ему со свойстенным семейству Отой обаянием, и он успокоился.
– Подумать только, то-то мне все казалось, что я очутился на троне по чистой случайности, – размышлял вслух Тибо (унаследовавший то же обаяние).
Голос его звучал будто издалека, а взгляд замер на букете сухих цветов.
– Почему я? Как часто я мучился этим вопросом. Что ж, вот и ответ: нет ни одной весомой причины, почему на этом месте должен быть я. К тому же ремесло монарха мне кажется чем-то немыслимым. Оно пожирает меня, я от него сгораю, гасну. Решено. Как только беды будут позади, я займусь этой книгой, изучу ее и буду действовать.
– Сир, вы… отречетесь от престола?
– Я бы уже это сделал, капитан, причем охотно, если была бы приемлемая альтернатива. Но пока единственная альтернатива – мой брат, я буду цепляться за трон всеми руками. Но если вдруг найдется третий путь, откроются новые горизонты.
Гийом скрестил руки, разнял их, скрестил снова. Он, дни напролет проводивший в кабинете короля, никогда, ни за что бы не подумал, что король так легко готов расстаться с короной. Однако нужно было его предостеречь:
– Осторожнее, сир. Этот Т. Б. хочет вашей головы.
– Нет-нет, ему и своей вполне хватает. К тому же моя принадлежит только мне. Если я верно понял, все, что ему нужно, – моя власть, причем не для себя, а чтобы передать народу.
– И все же, кузен, – поддержала Элизабет, – будь я на твоем месте, смотрела бы в оба. У Т. Б. благие намерения, но вот тебеисты… Они-то точно не ожидают, что ты вдруг бросишься петь им дифирамбы. Они вполне могут прибегнуть к насилию, чтобы свергнуть тебя.
– Насилие, опять насилие… Откуда бы оно ни шло – хоть справа, хоть слева, хоть от моего братца, хоть от кого другого – оно наткнется на все тех же мушкетеров. Где книга? Вот ключевой вопрос. Мне нужна книга.
– В данный момент она под подушкой, – сказала Эма.
– Под чьей?
– Под твоей.
Тибо выронил вилку. Он что, спал на гениальном труде? Манфред поднес ему новый прибор, и он вздрогнул от неожиданности.
– Ох! Манфред! Вы ведь всё слышали, как и всегда. Скажите, что вы обо всем этом думаете?
– Моя задача, ваше королевское величество, не думать, а служить, – сообщил Манфред, прекрасно иллюстрируя столь огорчавшую Т. Б. услужливость.
– Ну что вы, – попытался умаслить его Тибо, – вы прекрасно умеете думать, по крайней мере, временами. Бывает же с вами такое, правда?
Но камергер молчал. А то, что думал, предпочел оставить при себе: если от слуг не нужна будет услужливость, то и сам он станет никем. Его правление также рухнет. Книга Т. Б. пугала его, а мысль, что Тибо может самолично ускорить свой закат, внушала ужас. Словом, он был куда большим монархистом, чем король.