Краткая история российских стрессов. Модели коллективного и личного поведения в России за 300 лет - Яков Моисеевич Миркин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эффект — «удар под дых». Хрупкие отношения с государством, когда доверяешь ему, считаешь, что все решения принимаются в твою пользу, «ради блага народа», испытали болезненный удар. Ясно же каждому, что это была конфискация, отъем. И как некстати! В 1990 г. разрастался кризис в экономике. Нарастала нестабильность внутри СССР. Каждый день извещал о том, что впереди тяжелые времена.
Нет лучшего способа раскачать лодку, чем уверять население, что никакой денежной реформы не будет, и потом, через несколько дней, ее объявить, но так, чтобы люди метались, как в мышеловке. А через три месяца еще и кратно повысить розничные цены, добивая сбережения. При этом уверять, что всё — для вас, и истинно трудовые сбережения не затронуты, а деньги изымаются только у спекулянтов, а также у тех на Западе, кто копит их, чтобы по дешевке всех нас скупить. Можно потом тысячу раз доказывать, как все было сделано правильно, назначать компенсации и даже издавать указы, но рана останется.
Денежная реформа 1991 г. легла на незажившие раны. До этого (70 лет) — две денежные реформы (1922 и 1947 г.), деноминация 1961 г., приведшая к росту цен, вспышки инфляции, отъем денег населения через принудительные займы, с регулярными дефолтами облигаций. А что после 1991 г.? Еще и конфискационная денежная реформа 1993 г.
Как все было похоже! 1947 г. — неделя на обмен денег (две — на «северах»). Кто не успел, тот опоздал. Наличные по худшему курсу — 10 к 1. В сберкассах чем больше вклад, тем хуже условия обмена. «Порядок обмена ударит прежде всего по спекулятивным элементам, накопившим крупные запасы денег и держащим их в кубышках» (постановление 1947 г.).
Денежная реформа 1993 г.? Лимиты на обмен по суммам и времени (две недели), штампы в паспортах, летом, когда люди в отпусках, паника. Смысл тот же — не только обмен, но еще и конфискация. Только в деноминации 1998 г. не было этих унизительных условий, и она прошла спокойно и беспамятно.
Вечером 22 января 1991 г. была паника. Масса людей пытались хоть что-то купить за старые банкноты или разменять их до 0 часов 23 января, пока еще что-то работало. Тогда же сложился черный рынок, где старые банкноты покупались за ¼ цены. «Они» (государство) обманули, вот и мы обманем.
Все в денежной реформе 1991 г. было искривлено. Самое главное — отношение к сбережениям населения как к «денежному навесу», как к фактору инфляции, к тому, что не покрыто товарами народного потребления. 47 % наличных считались избыточными (1990, ЦБР). И, значит, нужно их бить-колотить, чтобы достичь баланса.
Даже если холодный анализ говорит, что 80–90 % населения денежная реформа не затронет, все равно на деле это выходит не так и, самое главное, остается память о том, как «к тебе в карман залезли». Она хорошо знакома тем, у кого хотя бы раз грабили квартиру. Чувство гадливости, омерзения, обмана. Когда оно у миллионов — какое же здесь доверие к государству, какие спокойные реформы! Бери и хватай! Все, что потом случилось в 1990-е, за редким исключением, поддерживало это чувство. Это надо же: войти в рыночные реформы, в приватизацию с денежно обескровленным населением, без его сбережений, которые были всегда — и должны быть — главным источником инвестиций! Вместо того чтобы в конце 1980-х — начале 1990-х создать максимум стимулов для ударного роста товаров для населения. И закрыть проблему!
Хороший урок! Но урок ли? Когда следишь, как рубль, год за годом, приближается к магической отметке 100 руб. за доллар (в 2022 г. он даже накоротке ее перешагнул), думаешь: не будет ли искуса опять всё обменять? Или когда видишь гигантское увеличение массы наличных в пандемию (с марта по октябрь 2020 г. рост на 24 %). Или занимаешься анализом купюрного строения (пятитысячные купюры — 79 %) (ЦБР)?
Легко сказать — хватит, больше никогда ничего ни у кого не отнимем. Не оставим ран. Население — не пластическая масса. Пытаемся создать новую историю отношений с ним — доверия, партнерства.
Трудно сделать. Нужен век спокойствия, целый век, чтобы память о конфискациях, о денежных реформах, о дефолтах, о пропавших сбережениях исчезла навсегда.
1991. Разбиться. Всем вместе[796]
Время стирает подробности, но зато дает увидеть пространство происходящего в крупных деталях, в том, что называется «причинно-следственные связи». Мог ли Советский Союз не распасться? Железный ли это закон — распад империй / многонациональных федераций в моменты шоков или переходов от одной общественной системы к другой? Судьбы СССР, Австро-Венгрии, Югославии, Чехословакии — они обязательны или нет? И разве мы сами не доказательство того, что может быть и по-другому, когда на место Российской империи в 1922 г. встал СССР?
Ответов на эти вопросы множество. Политолог найдет одни, юрист или историк — вторые, военный, крепкая косточка — третьи. Если же смотреть системно, то лучше всего ответить так.
СССР, как командная система, держался на вертикалях власти: а) единая идеология, б) компартия, «одна на всех» (по конституции «руководящая и направляющая сила общества», «ядро политической системы»), в) армия и силы безопасности, г) директивная экономика, в которой снабжение самого маленького уголка страны полностью зависело от решений сверху, от того, что выделят в Госплане, Госснабе, Минфине и Госбанке.
Если вы, изменяя общество, сначала разрушаете вертикали (идеология, партия), вызывая взрыв национализма и желаний местных царьков получить независимую от центра власть, то у вас неизбежно возникает двоевластие и начнет рушиться и экономика, ибо кто же будет следовать приказам из Москвы отправить из Казахстана на Дальний Восток пару миллионов тонн зерна или же адресовать из Украины в Сибирь эшелоны с оборудованием.
В свою очередь, растущий кризис в экономике, бескормица, вспышка инфляции, дефициты всего и вся еще сильнее подталкивают развал вертикалей. Все жестче конфликты этносов и государств, составлявших федерацию и, наконец, возникает цепная реакция ядерного политического, социального и экономического взрыва, разрушающая страну.
Сила его будет особенно велика, если подталкивается внешними шоками. Для СССР — резким снижением цен на сырьевой экспорт.
Как это было
В 1986–1987 гг. экономика СССР «ускорялась». В 1988 г. начался «парад суверенитетов» республик. Этот год стал переломным. Вертикали ломались, республики все больше перехватывали экономическую власть у союзного правительства и Госбанка СССР. В центре сказали — на местах не сделали. Нарастали отказы подчиняться в планах, фондировании, реальных поставках, кредитах и, как следствие, массово нарушались
