Невеста скованного лорда (СИ) - Таня Соул

— Но сначала скажу, чтобы еду принесли сюда. Тебе нужно позавтракать.

Его выражение лица становится кислым, как недозревшая ягода. Он качает головой.

— Не хочу.

Напоминает капризного ребёнка. Когда мои сводные братья и сёстры болели, они часто воротили нос от еды. Пока тело борется с болезнью, оно становится брезгливо к пище.

— Скажу, чтобы сварили бульон, — делаю голос построже, и Освальд сдаётся. Отпускает меня, хоть и с неохотой.

***

Выскользнув из постели, я разыскала служанку, дала ей поручение, но вернуться к супругу не торопилась. Сначала решила переодеться. Зашла в покои, предназначенные для эн-нари, достала из сундука свежий наряд, подходящий для дома, стащила с себя вчерашнее платье и сменила сорочку.

Всё это время, пока я переодевалась, в комнате было тихо. Эта тишина казалась необычной и теперь уже непривычной. С тех пор как во мне пробудился дар, гул и голоса камней преследовали меня повсюду. Стоило сказать что-то слишком громко или задеть какую-то из стен и поднимался ропот. Везде, но не тут. Эти камни были подозрительно молчаливы. И я, не удержавшись, решила разбудить их сама. Подошла к стене и стала вести по ней рукой, двигаясь в сторону занавешенного тюлем и прикрытого тяжёлой шторой окна.

Тишина ещё какое-то время оставалась вязкой, но вскоре была разбавлена звуком.

— Давно-о-о, — затянул какой-то из растормошённых камней.

— У-у-у… эн-нари-и… у-у, — присоединились ещё несколько. — Давно-о-о… — и снова затихли.

Но на смену их голосам пришла вспышка видения. У окна девушка. Та самая, чей портрет я видела над парадной лестницей. Плачет и держит руку на округлившемся животе.

Счастье, исходившее от родителей Освальда, изображённых на том портрете, вполне могло быть настоящим. Но за ним, как и предупреждал супруг, скрывалось много боли. Не желая погружаться в горечь чужих воспоминаний, я убрала руку со стены. Но картинка всё ещё стояла перед глазами.

Эн-нари уходят слишком рано, и у них не хватает времени, чтобы вырастить собственных сыновей. Мать оставила Освальда, когда он был ещё совсем малышом.

Мне вдруг нестерпимо захотелось к нему вернуться. Удостовериться, что ему не стало хуже. Убедиться, что он не грустит в одиночестве. Почти бегом я пересекла разделявшую наши покои гостиную, но, когда зашла в комнату, Освальд уже дремал. Потрогала его лоб — по-прежнему горячий.

Не решившись оставить его снова, я присела в кресло напротив кровати и наблюдала. Сон Освальда был то спокоен, то становился тревожным. Со лба стекали капли пота. Поняв, что не могу равнодушно смотреть на его мучения, велела служанке принести таз с тёплой водой и отрез чистой ткани. Обмакнула полотно в воду, выжала и аккуратно протёрла лицо супруга и шею. Его рубашка, которую он вчера не снял, оказалась мокрой насквозь и липла к телу. Оставлять его в грязной одежде было неправильно.

Мне уже приходилось видеть Освальда без рубашки и, казалось, поводов для волнения нет. Но мои пальцы отчего-то дрожали, когда я потянула за завязки. Расслабив их, поддела рубашку снизу и начала тащить наверх. Было неудобно, но я не сдавалась. Увы, но мои неловкие потуги всё-таки разбудили супруга. Он приподнялся на локтях, помогая мне задрать рубашку повыше. Потом улёгся обратно и поднял руки.

— Не хотела тебя будить. Прости, — извинилась, наконец, стащив с него мокрую одежду.

— Таким пробуждениям я только рад, — усмехнулся он и тут же поморщился. Перекатился на живот, пытаясь уменьшить боль от камней в спине.

Их россыпь чернела причудливым узором, а расходившиеся от них тёмные линии, казались ярче прежнего. Я коснулась их и почувствовала, как начало пульсировать на моём пальце кольцо из обсидиана. Оно откликалось на пульсацию силы в теле супруга.

— Как бы мне хотелось прекратить всё это… — прошептала я, обводя кончиками пальцев вросшие в его кожу камни.

— Ну нет, не всё, — возразил супруг. — Кое-что я бы предпочёл оставить, — он не закончил мысль, но я всё равно поняла. Освальд хотел бы оставить наш брак. Странный, кособокий и ведущий неизвестно к чему.

— Я весь липкий, — пожаловался он.

Обмакнув отрез ткани в воду, я выжала его и принялась аккуратно протирать Освальду плечи. На его горячей коже выступили мурашки, но вслух он не пожаловался. Лежал на животе, послушно позволяя стирать с себя пот.

Вокруг камней на его спине я проводила тканью особенно аккуратно, боялась причинить боль. Когда дошла до поясницы, остановилась, не зная, что делать дальше. Но Освальд решил всё за меня. Перевернулся на спину, открывая рельефный живот и грудь. Я невольно отвела взгляд, ощущая, как вспыхнули мои щёки. Жар был у него, а горела почему-то я. Снова обмакнула ткань в воду, поднесла её к шее Освальда и медленно провела до ключиц. Повторила с другой стороны. Обтёрла плечи и руки.

Всё это время супруг наблюдал за мной внимательно и молча. Его грудь вздымалась резче, чем раньше, а взгляд обжигал. Хотелось одновременно и спрятаться от него, и открыться. Это было приятное чувство. Оно будоражило и горячило кровь.

Закончив с руками, я стала обтирать грудь и живот. И чуть не вскрикнула, когда супруг резко приподнялся, притягивая меня к себе. Я выронила ткань и теперь упиралась в его грудь ладонью. Под моими пальцами сердце супруга билось гулко и часто.

— Что ты делаешь? — не узнала собственный голос. Низкий, какой-то охрипший.

— Не знаю, — ответил Освальд. — Взывей советовал подождать. Дать тебе время. Проявить терпение. И видит Твердыня, я пытался. Но…

— Но?.. — спрашивая, я смотрела в его угольно-чёрные глаза и, казалось, тонула. Падала в них, безо всякой надежды выбраться.

***

Освальд Шенье

— Но в Бездну терпение! — воскликнул я и припал к её губам, словно страждущий путник к чаше с водой. Целовал истово и голодно и в то же время ждал, что она опомнится и оттолкнёт. Закричит или ударит.

Кэтлин поначалу напряглась от неожиданности, царапнула ногтями мою кожу, но не отталкивала. А спустя несколько долгих секунд оттаяла и неумело ответила на поцелуй.

Какой же я дурак, что не сделал этого раньше! Так и знал, что советам взывея не стоило доверять. Можно терпеть и ждать до бесконечности долго, но так ничего и не дождаться. А у нас с Кэтлин слишком мало времени. И слишком многое нам нужно успеть.

Трепещущая, взволнованная, податливая. Кэтлин была такой нежной и горячей в моих руках. Терзавшие меня слабость и жар отступили, будто поняли, что не вовремя. Устыдились неверно выбранного момента и ушли. Оставили нас с Кэтлин наедине.

Я укутал её в свои объятия и притянул ещё ближе.