Новый Мир ( № 7 2009) - Новый Мир Новый Мир

Такие рассуждения становятся первой попыткой ребенка что-то понять в этой жизни и сделать вывод. Петька, не занимаясь самоанализом (как и анализом происходящего вокруг), принимает спонтанные решения, ежеминутно выбирая не между плохим и хорошим, правильным и неправильным, а между одним вариантом развития событий и каким-то иным.

«—Бей! — заорал одноногий, хватая Петьку за правую руку и пытаясь ткнуть этой рукой в лицо Леньке Козырю.

Петька рванулся, освобождаясь из цепкой хватки отца.

— Еще раз, сука, меня тронешь, — закричал он ему, вскакивая на ноги, — я тебе ухо откушу!

Одноногий на секунду опешил, но потом засмеялся.

— Моя порода! — сказал он и потрепал сына по щеке.

Петька, не раздумывая, вцепился зубами ему в ладонь, стиснул их до боли в деснах, а потом рванулся в сторону и побежал к Валеркиному дому, сплевывая себе под ноги не нужную ему, чужую кровь».

В романе Геласимова, в принципе, отсутствует деление на «черное и белое». Автору важнее показать, что можно любить свою маму, даже если она каждый вечер приходит с работы уставшая, садится за стол и тупо смотрит перед собой, что можно перевернуть мир (ну или хотя бы всю Разгуляевку), лишь бы добыть своей маме белое платье и отвести ее к танкистам — знакомиться. И что «была бы Петькина воля, он Митьку Михайлова себе в отцы бы не взял. А мамку бы взял. Даже если бы на выбор предлагалось еще пять тысяч мамок».

Впрочем, как уже говорилось выше, Геласимов не идеализирует детство. Его персонажи, в том числе и Петька, могут казаться жестокими, агрессивными, но все это — лишь дань духам того времени, о котором пишет автор.

«— Ребята вчера прут в поле нашли. В землю закопанный. Один конец наружу торчал. Оттянули, а потом позвали меня. Сказали в „чижа” играть. Я подошел, они отпустили.

— Так ты зачем подошел-то?

— Не звали они меня никогда».

И Петька, и Хиротаро — социальные аутсайдеры. И каждый полностью осознает свое положение. Судьба аутсайдера опять же таки — излюбленная тема Гела­­симова (изувеченный на чеченской войне парень в «Жажде», «недоеврей» в «Рахили»). Встраиваемость в социальный контекст для персонажей Геласимова всегда сложна и мучительна, но только в «Степных богах» она становится воистину мистическим действом. Процесс перекраивания себя и своей судьбы превращается в танец театра Ну а затем — в древний ритуал изгнания злых духов.

«Японец отчебучил такое, что духам на том свете наверняка стало тошно. Петьке нестерпимо захотелось вскочить на ноги и самому повторить хоть что-нибудь из того, что сделал японец <…> Неожиданно Петька развернулся и в полном восторге прыгнул на спину Хиротаро. <…> Теперь от ног Хиротаро далеко в степь убегала длинная тень с четырьмя руками, похожая на фигуру китайского бога».

Превращение двух аутсайдеров в степных богов дублирует давнюю историю, произошедшую с Хиротаро и его лучшим другом — хромым мальчиком, решившим, что его недуг вызван злыми духами, и пожелавшим этих духов изгнать. Будучи ребенком, Хиротаро не поверил в чудо, и ритуал не произвел должного эффекта. Но спустя много лет японский врач был вынужден сам отказаться от усвоенных наук в пользу древних суеверий: в оплату старого долга перед хромым другом. Таким образом Геласимов легитимизирует блок воспоминаний Хиротаро, обозначает их место в романе и замыкает повествование фразой: «Вот так все стало на свои места».

«Духам времени», или же, по выражению самого автора, «сеттингу» подчинены не только пространство и время романа, но и его язык. Диалог, посред­ством которого ранее определялись наиболее важные вещи [11] , утрачивает свою доминирующую позицию, и его место занимают описания. Не говоря уже о том, что сам по себе прием ретардации подразумевает «замедленность» текста. Однако, отказавшись от формы диалога как от основополагающей, Геласимов по-прежнему мастерски интонирует речь своих персонажей, раскрывая не только их темперамент, но и социальный статус. Так, в равной степени реалистичны японский врач, старший лейтенант Одинцов и бабка Дарья. Особая радость от текстов Геласимова ровно в том, что автор с равной легкостью говорит на многих языках сразу:

«— Дед! — вопила она. — Иди, лови своего засранца! Стайку опять не закрыл — козы в огород убежали!

— Он спирт поехал перепрятывать! — кричал ей Петька в ответ. — Батарея! Осколочными по противнику!»

Ср.:

«Знаешь, зачем ему нужен мешок? Я думаю, он собирается принести нам оттуда подарки. Как думаешь, можно ему заказать что-нибудь? Ты что хочешь? Я бы не отказался от маленького чертенка».

Результатом становится полное погружение в атмосферу забайкальской степи 1945 года и его (читателя) искренняя уверенность в существовании «степных богов». Общий настрой романа, подразумевающий неспешное чтение, позволяет с максимальной чуткостью отнестись как к шалаве тетке Алене, так и к обаятельному Петьке: неизменная доброжелательная направленность, свойственная Геласимову, сохраняется, несмотря на смену дискурса.

Попытка автора вырваться за пределы привычного круга тем обернулась расширением контекста, как исторического, так и интеллектуального. Прочные интер­текстуальные связи (наследование крестьянскому эпосу и прозе о мальчишках военного времени, которое пусть подспудно, но все же присутствует в романе) и, главное, — смелость, с которой автор задевает «болевые точки» русской литературы; все это позволяет согласиться с Геласимовым: его время ученичества закончилось [12] .

 Мария СКАФ

[8] «В нем описывается история, происходящая в небольшой деревушке на границе с Китаем. <…> Мои прадеды воевали в Отечественную войну. Я на генетическом уровне „болен” этой войной. [В Интернете] читаю: „Василий Геласимов погиб 2 мая 1945, возраст 23 года, место гибели — Берлин, место захоронения — безымянный квартал”. Когда Вася Геласимов (он не мой родственник) погиб, точно понимаю — „я родился”». (из интервью Георгию Янсу <www.o st1:personname w:st="on" din /st1:personname tsovo.info/news> )

[9] См.:Р е м и з о в а   М а р и я. Гармонический диссонанс. — «Новый мир», 2003, № 1.

[10] «Всё зависит от „сеттинга” (как это передать по-русски?) — совокупности места, времени действия и набора героев. А „сеттинг” в данном романе — степь. И она, естест­венно, предполагает длинные, синтаксически развернутые конструкции, историческую фактуру и линейность повествования». Интервью Андрея Мирошкина. — «Частный корреспондент», 2008, 24 ноября.

[11] См.: Р е м и з о в а    М а р и я. Гармонический диссонанс. — «Новый мир», 2003, № 1.

[12] «Я с огромной любовью и уважением отношусь к той литературе, это книги нашего детства. Но я не могу сказать, что я в своей работе опираюсь на какую-то конкретную традицию»; «Я думаю, само время востребовало (и даже продиктовало) именно такие тексты. Поиски национальной самоидентификации, возрождение — давайте назовем его так — имперского мышления очевидно предполагают некую внутреннюю агрессию. Интеллектуальную агрессию в том числе»; «Есть такое ощущение, что время учениче­ства закончилось». Интервью Андрея Мирошкина — «Частный корреспондент», 2008, 24 ноября.

Восход Земли

С а л м а н  Р у ш д и. Земля под ее ногами. Перевод с английского В. Гегиной. СПб., «Амфора», 2008, 719 стр.

Название романа «The Ground Beneath Her Feet» знакомо тем, кто видел фильм «Отель „Миллион долларов”» Вима Вендерса ( st1:metricconverter productid="2000 г" w:st="on" 2000 г /st1:metricconverter .), снятого по сюжету Боно из ирландской группы «U2». Одной из заглавных песен фильма стала именно «Земля…» — Боно, близкий друг Рушди, взял текст песни прямо из книги, где ее исполняла вымышленная группа «VTO», а в клипе на песню, кстати, снялся сам Рушди.

Из-за этого, возможно, роман Рушди проходит по довольно узкому ведом­ству «романов о рок-музыке» и считается далеко не лучшим в его творчестве: самым скандальным остается роман — хоть и мало кто его читал — «Сатанинские стихи», а наиболее премированным — «Букером Букеров» — «Дети полуночи». Не отрицая, что это действительно одна из лучших книг о рок-н-ролле, стоит прислушаться к мнению рецензента из российской версии «Роллинг Стоуна»: «Аннотация аттестует „Землю” как роман о рок-н-ролле — ну да, можно сказать и так. В той же степени, как „Бесы” Достоевского — роман об увлечениях провинциальной молодежи» [13] .