Колесо превращений - Николай Петри

— Дело осталось за малым, — говорил он, потирая руки, — нужно заставить Аваддона покинуть нашу землю. Но случиться это должно так, чтобы у него никогда больше не возникло желания вернуться сюда!

— А это уже второй этап задумки Милава-кузнеца, — отозвался кудесник Ярил, находившийся с Туром Орогом в его шатре все время, пока длилась первая фаза операции.

— Кстати, а где он сам? — спросил воевода. — Мы тут на радостях успели поблагодарить всех, а главного «виновника» успеха забыли?!

— Спит он, — пояснил кудесник, — самое важное завтра случится — пусть отдохнет…

— А надежна ли охрана у него? — поинтересовался воевода, вспомнив об утреннем происшествии.

— Надежна, — успокоил кудесник, — с ним Вышата да бабка эта — Матрена. А уж сам шатер охраняется получше твоего.

— Что ж, добро, — сказал Тур Орог. Радость не давала ему сидеть на месте, и он все шагал вокруг стола. Потом остановился, глянул на кудесника просветленным взглядом и спросил: — Как думаешь: счастливую весть прямо сейчас послать княгине Ольге или…

— Думаю, погодить надо до завтра, — осторожно сказал Ярил, — а там, с Божьей помощью, коли одолеем супостата, обо всем разом и сообщим.

— А все-таки молодец твой Милав! — с улыбкой воскликнул Тур Орог. Это ж надо — такое дело невозможное придумал! Хотел бы я поглядеть на Аваддона, когда он проснется утром!

Глава 12

НОЧНЫЕ ВИЗИТЕРЫ

Кальконис спал плохо — ему все время мерещились обрывки прошедшего дня. После того как Аваддон своей внутренней силой не смог принудить кузнеца прийти в крепость, чародей словно обезумел. С ужасом взирал сэр Лионель на разбушевавшегося чародея, вымещающего злобу на стражниках, которых и людьми-то нельзя было назвать. Не один обеспамятевший гридень отправился на удобрение. Кальконис, наблюдая за бесчинствами мага, предусмотрительно укрылся в старом заброшенном колодце — иначе и его постигла бы печальная участь. — Аваддон успокоился не скоро. Долгое время Кальконису пришлось просидеть в сыром, полузавалившемся срубе, вдыхая запах плесени и тлена. Он выбрался на свет только после того, как Аваддон устало приказал:

— Сэр Лионель, принесите мне кресло…

Кальконис бросился за привычной ношей, с замиранием сердца ожидая от чародея чего-нибудь такого… Но все обошлось. Аваддон принял позу каменного истукана, казалось, окружающий мир перестал для него существовать. Кальконис простоял подле чародея битых два часа, не решаясь самовольно оставить пост, прежде чем чародей обрел способность реагировать на происходящее вокруг. Он поднял взор на Лионеля, услужливо наклонившегося навстречу, и сказал:

— Меня все покинули… Никто не захотел помочь мне… никто… — и резко спросил у Калькониса: — Вы тоже хотите удрать?

— Н-н-нет… пока — нет!

Аваддон криво улыбнулся:

— А все-таки судьба не зря свела меня с вами, сэр Лионель.

Кальконис преисполнился гордости, выпятив грудь.

— Да, без вашей безнадежной тупости и фантастической трусости мне было бы здесь не так весело.

Грудь Калькониса вернулась на место.

— Идите, сэр Лионель, сегодня вы мне больше не понадобитесь…

Кальконис склонился ниже обычного и спиной попятился от чародея.

— Завтра… — коротко бросил Аваддон и заставил Калькониса замереть. Завтра будет ваш звездный час!

«О боги, неужели эта пытка никогда не кончится?» — подумал сэр Лионель, переполненный жалостью к самому себе.

… Не спалось Кальконису. Именно по причине последних многообещающих слов чародея и не спалось. Поэтому, услышав подозрительный шум за своей дверью, он не стал дожидаться новой встречи с двумя кошмарными стариками, а решил дожидаться утра возле молчаливых стражей Аваддона.

Сэр Лионель осторожно выглянул в коридор — прошлая встреча с баенником его кое-чему научила. Осмотрелся. В длинном проходе горело всего два факела, да и те нещадно коптили, так что света от них было не больше, чем от полной луны. Кальконис на цыпочках стал пробираться в тот конец коридора, который был ближе к его спальне. Босые ноги бесшумно ступали по гладким доскам, приятно холодившим ступни. Кальконис с тревогой всматривался вперед, не видя знакомых неподвижных фигур ночных стражей.

«Куда они могли подеваться?» — недоумевал он.

Коридор закончился. Перед собой Кальконис увидел алебарду, аккуратно прислоненную к стене возле факела. Стражников не было. Кальконис прислушался и уловил шум, доносившийся из-за поворота.

«Может, они по нужде отошли?» — подумал он, заворачивая за угол.

В этой части коридора было гораздо светлее, поэтому он разом охватил картину, открывшуюся ему в ярком свете. Оба стража лежали на полу с кляпами во рту. Они были крепко связаны и упакованы так, словно их собирались вместо тюков отправить с торговым караваном. Вокруг них копошилось несколько неясных фигур. Кальконис собрался разразиться разоблачающим ночных разбойников криком, как вдруг один из «упаковщиков» обернулся к нему и спокойно произнес:

— Иди сюда, помогать будешь!

Рот Калькониса беззвучно захлопнулся. В говорившем сэр Лионель без труда признал… баенника, который нетерпеливо прикрикнул:

— Чего пасть-то раззявил — помогай!

Кальконис на ватных ногах приблизился к поверженным стражам и замер подле них. Баенник с ухмылкой похлопал его по ноге — сам-то он доставал философу едва ли до пояса — и сказал:

— Порадей, Кальсонька, за росомонов неповинных…

Калькониса заставили опуститься на колени, и чьи-то цепкие ручонки забросили связанного стража ему на шею. Страж весил как два кресла Аваддона одновременно! Сэр Лионель крякнул и поднялся на ноги. Баенник дернул его за штанину:

— А покричать не желаешь? Мой сродственник Дормидон в печали большой дубинку свою в дело пустить рикак не может!

Нелегкая ноша не позволила Кальконису помотать головой, отказываясь от «заманчивого» предложения. Проглотив ком в горле, он пристроился к идущей впереди группе, которая волокла второго стража прямо по деревянному полу.

Труднее всего пришлось на улице: дотащив стражника до нового колодца, философу пришлось — не без участия Дормидона с его палицей — вернуться за другим. Когда Кальконис, изнемогая, совершил второй поход, у него осталось сил только на то, чтобы попросить баенника: — Может… вы и меня… с собой возьмете — я сам дойду!

Баенник оценивающе осмотрел сэра Лионеля и отрицательно покачал головой:

— Не-ет, тебя нельзя — ты же почти нормальный, потопнешь еще!