Сталинград - Энтони Бивор

Неприятный разговор произошел не только у Паулюса с генералом фон Зейдлицем. После окружения немецких войск под Сталинградом маршалу Антонеску пришлось выслушать в «Вольфшанце» немало гневных слов. Фюрер обвинял во всем случившемся румынскую армию. Антонеску хотя и был самым преданным союзником Гитлера, ответил не менее резко. Диктаторы вдоволь накричались и тут же помирились. Однако за примирением вождей не последовало примирения их подчиненных.

Румынские офицеры негодовали по поводу того, что верховное командование германской армии упорно игнорировало все их предупреждения и не выполнило ни одной просьбы. Особенно злились они из-за того, что не получили в достаточном количестве средства противотанковой обороны. Германские войска, не имея понятия о том, какие потери понесли румыны, обвиняли своих союзников в том, что те бежали с поля боя, что и предопределило катастрофу. Между солдатами с обеих сторон то и дело происходили стычки. Даже Гитлер после перебранки с Антонеску вынужден был признать, что необходимо принять меры, способствующие восстановлению хороших, насколько это возможно, отношений между союзниками. Штаб 6-й армии предупредил командующих корпусами: «В соответствии с директивой фюрера необходимо прекратить критику недостатков румынских солдат и офицеров».[659] Советское командование поспешило воспользоваться напряженностью между союзниками и распорядилось разбросать с воздуха 150 000 пропагандистских листовок для румынских солдат.[660]

В своем стремлении покарать командующего 48-м танковым корпусом генерала Хейма фюрер остался неумолим. «Гитлер приказал немедленно отстранить генерала Хейма от командования, – записал в своем дневнике генерал Шмидт сразу после возвращения фюрера в “Вольфшанце”. – Он лично определит, какие меры нужно принять для укрепления военной дисциплины».[661]

Многие старшие офицеры имели основания полагать, что дело не только в том, что Гитлер решил сделать козлом отпущения Хейма. Фюрер стремился, что называется, прижать офицерский корпус. Гроскурт в одном из своих писем вскоре после выступления фюрера по радио, в котором тот заявил о своей победе над офицерами Генерального штаба, язвительно писал о «благодарной армии, руководимой победоносной партией».[662] Как и другой противник нацизма, Хеннинг фон Тресков, Гроскурт тоже считал, что Генеральный штаб, во всем подчинявшийся Гитлеру, больше не достоин этого звания. И тем не менее сообщество офицеров было единственной силой, способной хоть в чем-то противостоять тоталитарному режиму в Германии.

Тресков считал, что первая же военная катастрофа может привести к переменам, при условии, что на одной из ключевых должностей в армии будет военачальник, пользующийся всеобщим уважением и имеющий независимое мнение. Таким человеком был фельдмаршал фон Манштейн, поэтому Тресков, воспользовавшись удобным случаем, поспособствовал тому, чтобы его молодой родственник Александр Штальберг стал адъютантом фельдмаршала. Время для этого было выбрано исключительно удачное. Штальберг приступил к исполнению своих обязанностей 18 ноября – за два дня до того, как Гитлер назначил Манштейна главнокомандующим новой группой армий «Дон».

Ум и военный талант Манштейна ни у кого не вызывали сомнений, но его политические пристрастия, несмотря на внешние проявления неуважения к режиму, были значительно менее предсказуемыми. Манштейн презирал Геринга и ненавидел Гиммлера. В беседе со своими самыми близкими соратниками он не раз вскользь упоминал о том, что в его роду были евреи. Бывало, Манштейн весьма нелестно высказывался в адрес фюрера. Ради шутки научил свою таксу по команде «Хайль Гитлер!» поднимать лапу в нацистском приветствии. С другой стороны, жена фельдмаршала открыто восхищалась Гитлером, и, что гораздо важнее, сам Манштейн, как уже упоминалось, отдал своим войскам приказ «о необходимости жестких мер против евреев».

Роскошный штабной поезд Манштейна, полностью состоящий из спальных вагонов, настоящая гостиница на колесах, в прошлом принадлежавший королеве Югославии, двигался на юг окольными путями. Первая большая остановка была около Смоленска. В вагон Манштейна поднялся главнокомандующий группой армий «Центр» фельдмаршал Ганс Гюнтер фон Клюге. Он вкратце изложил Манштейну обстановку на юге России. Клюге, находившийся под сильным влиянием Трескова, был одним из высших офицеров вермахта, готовых по первому зову присоединиться к заговору против Гитлера. Он сказал Манштейну, что по вине фюрера 6-я армия оказалась в безвыходном положении. Развернутая на столе оперативная карта это подтвердила – над всем южным крылом германской армии нависла опасность.

Клюге рискнул дать Манштейну один совет. Он сказал, что Гитлер имеет обыкновение вмешиваться в руководство войсками, вплоть до батальона, и это необходимо прекратить. «И помните, – сказал в заключение Клюге, – фюрер считает, что спасти положение на Восточном фронте прошлой зимой удалось благодаря не боевому духу солдат и не нашей напряженной работе, а исключительно его собственной силе воли и военному гению».[663]

Совсем скоро Красная армия развернет наступательные действия против группы армий «Центр», чтобы не позволить германскому командованию перебросить войска на юг и разблокировать группировку, окруженную под Сталинградом, а пока поезд Манштейна продолжал путь по бескрайней русской равнине, припорошенной первым зимним снегом.

Фельдмаршал и офицеры его штаба беседовали о музыке, вспоминали родственников и общих знакомых, играли в шахматы и бридж. О политике почти не говорили. Лейтенант Штальберг, узнав, что Манштейн приходится родственником покойному президенту фон Гинденбургу, спросил, кто из полководцев этой войны смог бы стать спасителем отечества в случае поражения Германии. Манштейн ответил, не медля ни минуты: «Это точно не я».

24 ноября фельдмаршалу исполнилось 55 лет. В этот день Манштейн наконец добрался до командного пункта группы армий Б. Генерал фон Вейхс, показывая ему оперативную карту с самыми последними изменениями, не скрывал, насколько серьезна ситуация. Только что поступил приказ из ставки фюрера, требующий от 6-й армии удерживать «сталинградскую крепость» и ожидать снабжения по воздуху. Манштейн, если верить его адъютанту, был настроен на удивление оптимистично. И даже 200-километровый разрыв между южным крылом сталинградского «котла» и группой армий А, действующей на Северном Кавказе, не поколебали его в решении разместить свой штаб в Новочеркасске – бывшей столице Донского казачьего войска. У главного входа он поставил часовыми казаков в папахах и форме вермахта. «Когда мы входили или выходили из здания, – писал впоследствии адъютант Манштейна, – они вытягивались в струнку и выпячивали грудь, словно перед самим его императорским величеством русским царем».[664]

Гитлер отдал строжайшее распоряжение скрывать от германского народа то, что 6-я армия под Сталинградом попала в «котел». Правда, в заявлении от 22 ноября он признал, что советские войска начали наступление на ее северный фланг. На следующий день, сразу после полного окружения войск Паулюса, в сводках с фронта упоминалось только о контратаках и потерях противника. По последним сообщениям можно было предположить, что наступление отбито и Красная армия несет большие потери. И только 8 декабря, через три недели после начала наступления русских, появилось подтверждение о прорыве противника южнее Сталинграда, однако по-прежнему не было даже намеков на то, что 6-я армия полностью отрезана. Эта иллюзия поддерживалась до самого января туманной формулировкой «войска в районе Сталинграда».[665]

Разумеется, помешать стремительному распространению слухов было невозможно. «Шестая армия окружена, – перешептывались раненые в госпиталях уже на следующий день после того, как русские прорвали фронт. – Это начало конца».[666] Попытки заставить солдат и офицеров молчать дисциплинарными методами давали прямо противоположный желаемому результат, а отсутствие достоверных сведений о положении соединений Паулюса усиливало тревогу в Германии. Родственники военнослужащих в письмах спрашивали своих сыновей, мужей, отцов и братьев, соответствуют ли слухи правде. «Люди говорят, – писал сыну кассир из Бернбурга, – что на вашем участке был прорыв…»[667]

Нацистские власти считали, что смогут скрывать правду до тех пор, пока группа «Дон» не подготовится к прорыву и Манштейн не вызволит 6-ю армию из западни, в которую она угодила. Между тем Паулюс, скептически отнесшийся к обещаниям Геринга снабжать 6-ю армию по воздуху, не мог не принимать во внимание доводы своего начальника штаба, утверждавшего, что они смогут продержаться по крайней мере до начала декабря. Именно к этому сроку Гитлер обещал разблокировать окруженную группировку.