Самая страшная книга 2024 - Тихонов Дмитрий

В общем, ночью Ярош был скорее доволен, чем нет. И ушел не первым и не последним, и девок уже после Бланки полапал вволю. В рожь больше никого не валил, сил не было, но до чего приятно просто хватать визжащих теплых девок, щупать через длинные рубахи, вдыхать резковатый аромат пота, травы и семени! Ох, какой урожай ржи будет по осени, боги приглядят! Про Бланку он наконец и думать забыл, спокойно добрался до дома да завалился на сеновале, как всегда делал летом, не желая спать в душной избе.

А вот проснулся Ярош совсем нехорошо. Сначала он почувствовал, что замерз, и попытался пошевелить руками и ногами, чтобы разогнать кровь. Не получилось. Испугаться как следует Ярош не успел, он понял, что связан. По совсем уж ранней юности они иногда шутили так с друзьями, но те лета давно прошли. Попытка осмотреться из-под ресниц не принесла успеха, его движения уже заметили.

– Проснулся, гаденыш… – проворчал над ним Габа, нависая так, что неба не было видно. Ярош распахнул глаза и понял, что про небо подумал не зря – его и впрямь выволокли с сеновала, оттого и холодно.

– Стрико Габа, что я вам сделал! – возмутился Ярош, надеясь, что его голос не звучит хныкающе. – Пустите!

– Теперь жениться придется… – будто не слыша его, пробормотал Габа, и огромные плечи его поникли. – Не такую свадебку я хотел, не такого зятя…

– Эй, подождите! – Ярош завертелся ужом, пытаясь избавиться от веревок. – Да развяжите меня, не сбегу, чай. Я-то что, это Бронька все!

Он еще не успел подняться, развязанный сердобольными соседками, как налетела мать Бронислава, похожая на пеструю дурную курицу, размахивающую крыльями.

– Ты моего Броню не трожь! – визгливо заорала она. – Он всю ночь с полатей не вставал, не то что вы, бесстыдники!

Ярош мог бы сказать, что знает: тетка Агата принесла Броньку как раз с русалий, вынудив Алеша жениться на Покров, пока пузо не полезло на нос. Но не стал. Алеш мужик тихий, он напоминаний таких не заслужил. Да и Бронька на него не похож. Ярош только голову повесил. Тетка Агата и побожиться могла, что Броня дома был. Разве что Бланка сама подтвердит, уж этого толстого борова от Яроша она точно отличила! Да, верно, не хотела, это Ярош мог понять. Но соврать ему в глаза? Вряд ли.

– Да спросите Бланку! – в сердцах выпалил он, выпутываясь из остатков веревок. Вот уж соседи удружили! Вечно так: как пить, так до змиев перед глазами, как бить, то до кровавых соплей, как вязать кого – так ровно гусеницу.

– Мы бы и спросили, да только утопла Бланка, – сказал кто-то, и Ярош замер. Почему-то сразу поверил, хотя точно знал: не могло так быть. Не могла на русалиях Бланка утонуть!

– Не могла на русалиях Бланка утонуть, – повторил он вслух, едва открывая непослушные губы. – Никто не может на русалиях утонуть!

– Не может, а она смогла… – проронил отец Яроша, и Ярош замотал головой, понимая, что это значит. Только сильное желание умереть поможет утопиться в мавкины праздники. Только не примет вода тела, выбросит на берег.

Ярош еще раз оглядел угрюмые лица соседей, мрачных братьев, отца… Матери не было. Впрочем, он и так уже понял, что его ждет.

– Да не я это Бланку обидел!.. – простонал Ярош, уже не задумываясь о том, насколько жалким звучит его голос. – Не я. Не губите!

Зря он это, конечно, никогда не помогало. Может, если бы чужой священник из соседней деревни пришел, Ярош еще на что-то надеялся бы, но тот малахольный оттого и жив до сих пор был, что обладал невероятным чутьем на беды и не являлся, когда не стоило. А такая свадебка точно не по нраву его богу. Не привечали такого самоуправства и родные боги Яроша и его соседей. Да только есть поверье: коли утонувшую девку отдать замуж, то она спокойно уйдет. Не обратится нежитью, не станет приходить к родным ночами, не станет пить людскую кровь.

То, что ни разу это не срабатывало, вере не мешало.

Насильно посаженный во главе стола Ярош наконец успокоился. Зато года три ни на ком другом его не женят, чем не повод порадоваться. Сейчас еще выпьет и закусит на удачу, а там… Ставни и двери в избе крепкие, чай не первый год семья тут живет. Походит Бланка вокруг дома «мужа», да и успокоится. Авось вспомнит про Броньку, тогда Ярош уж посмеется и помогать трусливому соседу отгонять нечисть не будет. Пусть тетка Агата своими воплями мавок гоняет!

Стол споро накрыли. Невыспавшийся Ярош только глазами хлопал, разглядывая смутно знакомых соседей и толком никого не узнавая. Хоть бы умыться дали, изверги!

Но всем было не до жениха. Пусть не подали ничего мясного, не то время, но вот рыбы к столу натащили. Не иначе как мавки опять развеселились и с телом выбросили подношение семье будущей сестрицы. Зато горячего питья было много. На травах, на ягодах… И каждый наливал жениху. Хорошо!

Невестушку же бабы за печью переодели в приготовленное девкой несколько зим назад платье, да там и оставили лежать до поры, чтобы ее вид не портил праздника. Праздник и впрямь пошел бодрее после того, как сливовая наливка тоже показала дно. Ярош совсем развеселился и подумал даже, что все обойдется. Со двора его не отпускали, но кто уйдет дальше, чем до ветру, когда кормят вкусно и поят щедро? Вот и Ярош бежать не собирался. Не из тех он, кто от проблем бегает. Бланку жалко, конечно, но утром похоронят честь по чести, а если все-таки уйдет водой, то должна быть справедливость. Не он ее снасильничал почти у межи, не ему и ответ держать!

Уверенность его поколебалась ближе к вечеру, когда почти все разошлись и к охмелевшему жениху подсел сам кузнец. Габа пил много, но не пьянел, только мрачнел все больше.

– Бланка от тебя предложения все ждала, я оттого всем женихам отказывал, – буркнул он. – А вона как повернулось. Из-за тебя она в омут полезла, не спорь, знаю я, из-за тебя не упокоится. Чует отцовское сердце, не упокоится.

Ярош только отмахнулся, но внутри засело: то есть как это? Из-за него каждые русалии на поле сбежать хотела? Неужто он бы за зиму на посиделках не понял? Глазками Бланка в него не стреляла, зимой провожать до дома не звала. Но на поле ему тоже показалось что-то странное. Будто Бланка и впрямь туда идти не хотела, но пришла за ним.

Ярош помотал головой. Не, придумал все Габа. Горе в нем говорит, и только.

Сливовая наливка была прошлогодняя, оттого хитрая. Сладкая и густая, она казалась совсем не крепкой, но Ярош только уронил голову на мгновение, а очнулся уже один в избе. Да ладно бы один! Рядом с Бланкой, привязанный за ногу, точно какая скотина, к скамье, где лежала мертвячка. Ярош потер лицо, сбрасывая хмельную сонливость, и присел на скамью, стараясь не касаться нарядной юбки.

Река не успела испортить красивое лицо Бланки, сгладить черты, раздуть тело. Рыбы не объели его, волосы не успели черпнуть тины и водорослей. Она была очень бледная и не дышала, а в остальном ровно живая. И Ярош против воли вспомнил ее на поле. И неясно, виноват ли был не выветрившийся хмель или какая-то жалость, которую снова он испытал к Бланке, но Ярош потянулся вперед и прижался губами к сомкнутым губам невесты.

Они были холодные и чуть жестковатые, словно ошпаренная свиная шкурка на ломте холодного мяса. Неприятные.

Ярош отпрянул, понимая, что поступил глупо. К чему ему целовать мертвячку, будь она сколько угодно его невеста?

Подняться и сесть прямо не получалось. То ли он запутался во всех этих праздничных тряпках, то ли сел неудобно. Он дернулся, отчего тело дернулось следом. Нет. Не следом! Бланка села сама. Открыла некогда синие, а теперь белые глаза.

– Чур меня! – отодвинулся от невесты Ярош. Хмель слетел как не бывало. – Чур!

Никто из парней никогда не видел, как рождается мавка. А те, кто видел, не сумели рассказать. Так что для Яроша все было в новинку.

У реки он множество раз видел, как из личинки стрекозы вылезает взрослая особь. Мальчишки любили подбирать этих личинок и кидать их под дверь бани, чтобы послушать ругань банника, он почему-то таких шуток не терпел. Личинка выбиралась из воды на стебель растения, трескалась кожа на спине, и оттуда выбиралась стрекоза. Знал он также, что мавки дырявые – со спины все внутренности видать, оттого и обнимать кольцом мавку ни одному парню в голову не придет. Бесспиные девки, только ночью на русалиях на что и годятся!