От имени государства - Роджер Пирс

Застегивая пиджак, Карл вошел в роскошный кабинет Гошенко. В кресле, похожем на трон, сидел Анатолий Ригов. Гошенко скромно притулился сбоку. К заместителю российского министра торговли он относился с явным почтением. При виде Карла ни один из них не улыбнулся.

Гошенко первым подал голос.

— Ключ, — потребовал он, протягивая руку.

Озадаченный Карл протянул ему ключи от «мерседеса».

— Карл, я вас предупреждал, — продолжал Гошенко. — Я не могу держать водителя, который садится за руль в пьяном виде… И который совершенно не следит за своим внешним видом.

Все помолчали. Ригов улыбнулся, разряжая обстановку:

— Я бы все изложил по-другому. На должность простого водителя я бы нанял человека вроде Бориса. Вы же, друг мой, обладаете более ценными качествами, позволяющими вам ориентироваться в серьезных вопросах…

— Уже нет.

— В связи с чем могу лишь выразить вам свои сожаления, — сказал Ригов, покосившись на Гошенко. — Кстати, именно поэтому я и хотел вас видеть. По-моему, вас наказали из-за… скажем, излишней обидчивости сотрудников нашего посольства. Я просто информировал посла о том, что в тот вечер вы скрупулезно исполняли свои обязанности. В любом случае примите мои извинения. Вот что я хотел вам сказать. Карл, я чувствую себя в ответе за то, что с вами случилось. И я хочу вам помочь вернуться в профессию, для которой вы так хорошо подходите.

Прямота Ригова поразила Карла; неожиданно для себя он разволновался. Его карьера прервалась на взлете; в личной жизни тоже наступил перелом. Неуверенность в завтрашнем дне порождала уныние. Хотя в подсознании что-то екнуло, он по-прежнему сохранял скептическое выражение лица.

— Вот как?

— Карл, я не понаслышке знаю о том, как вы работаете, — продолжал Ригов. — И мне больно видеть, что к моему соотечественнику относятся так неуважительно. Я хочу наладить отношения. — Внутри снова что-то екнуло. Карл усмехнулся и как бы невзначай сунул руку в карман пиджака.

— Это невозможно.

— Иногда можно и передумать, — заметил Гошенко.

— Ни в коем случае.

— Возражения иногда отклоняются, — ласково продолжал Ригов. — Юрий позаботится о вас. Он знает, как вы привязаны к своей подруге, и о ваших семейных проблемах. В особенности о том, как вам не хватает денег.

Карл снова покосился на Гошенко.

— Это Ольга вам сказала? Вы с ней говорили обо мне?

— Конечно нет. — Ригов снова заулыбался. — Карл, для нас ваше лицо — открытая книга. Вот сейчас мы оба понимаем, что вы очень беспокоитесь. Ваши чувства вполне естественны. Я хочу помочь вам вернуться в Скотленд-Ярд.

— Почему?

— Карл, мы высоко ценим вас. В конце концов, вы тоже русский.

С лица Ригова не сходила улыбка. Даже Гошенко вдруг повеселел.

— Мы видели вас с детьми.

— Вы за мной следили?

— Ваши дети заслуживают лучшего будущего. И Ольга тоже. Вы не согласны?

— А что взамен?

— Я хочу подружиться с вами. Иногда я буду приглашать вас в какое-нибудь тихое место, где можно выпить без посторонних и поговорить о том, что представляет взаимный интерес.

Карлу удалось криво улыбнуться.

— С кем же именно я буду беседовать, мистер Ригов?

— Перестаньте, старина! — Ригов разговаривал с ним терпеливо, как отец с непослушным ребенком. — Мы оба раскусили друг друга при первой встрече. В мое отсутствие будете встречаться с Юрием.

— А если я все-таки откажусь?

Ригов пожал плечами:

— Значит, мы расстанемся, как и встретились, — друзьями. Вы нам ничего не должны, — продолжал он, покосившись на Гошенко. — Зато Юрий еще не расплатился с вами… — Он многозначительно замолчал. Гошенко тут же выложил на стол пачку новеньких пятидесятифунтовых банкнотов. — Пять тысяч фунтов — это аванс. Деньги ваши независимо от того, примете вы мое предложение или нет. Здесь плата за услуги, которые вы уже оказали Юрию. И подарок — жест доброй воли, компенсация за те неудобства, которые мы вам причинили.

Карл глубоко вздохнул и откинулся на спинку кресла. Несколько секунд он молчал, переводя взгляд с одного на другого.

— Ольга в курсе?

Ригов покачал головой:

— Никто ничего не знает за пределами этого кабинета. Если вы позволите мне вам помочь, я, конечно, подумаю о более удобном канале передачи вознаграждения.

Карл достаточно давно занимался русскими делами и знал, что «расстаться друзьями» — старый эвфемизм, которым в КГБ обозначали убийство, иногда медленное и мучительное, но часто насильственное и кровавое. Он потянулся к деньгам и снова перевел взгляд с одного на другого.

— Чего вы от меня хотите?

Первым заговорил Гошенко:

— Оставайтесь хорошим сотрудником Скотленд-Ярда. — Поймав на себе тяжелый взгляд Ригова, он продолжал: — И естественно, не забывайте о том, что вы — русский. — Он снова улыбнулся, но его голос больше не звучал дружелюбно.

Мелани пришлось прождать Пустельгу у штаб-квартиры МИ-5 почти два часа. Она стояла, не бросаясь в глаза, в Виктория-Тауэр-Гарденз, прелестном скверике между набережной Миллбанк и Темзой; агент Керра всегда срезал здесь дорогу по пути к станции метро «Вестминстер». Она сидела на скамейке под деревом и листала книгу в мягкой обложке. Иногда она смотрела на реку и на шикарные современные дома на южной стороне Ламбетского моста.

Пустельга появился уже в сумерках. Мелани как раз поднялась на ступеньки рядом с детской площадкой, чтобы еще раз взглянуть на Темз-Хаус, и вдруг увидела его. За аркой Пустельга повернул налево и зашагал к пешеходному переходу на оживленной Хорсферри-Роуд. По мосту мчались машины; Пустельга шел, не глядя по сторонам. Машины резко тормозили; водители высовывались из окон и жали на клаксоны. Пассажир белого мини-вэна грязно обругал его. Мелани показалось, что Пустельга совершенно ничего не замечает. Он почти бежал; полы плаща хлопали на ходу. С реки дул свежий ветер, растрепав его жидкие волосы.

Мелани не показывалась Пустельге на глаза, пока он не добрался до Парламентской площади. Она догнала его у фонтана «Бакстон мемориал», воздвигнутого в честь принятия закона об отмене рабства.

— Джерри, мы все получили, — только и сказала она, легко тронув его за плечо.

Он поспешно развернулся, очевидно не подозревая, что она шла за ним. Вид у него был измученный; лицо потное и серое, несмотря на быструю ходьбу. Его била дрожь.

— Видео, — тихо пояснила Мелани. — Памела нам все рассказала, и Джон хочет немедленно увидеться с тобой.

Пустельга отдернул руку и крикнул:

— Передай ему, пусть катится ко всем чертям!

— Джереми, дело слишком серьезно, чтобы сейчас все бросить.

— И ты тоже катись!

Пустельга припустил к метро, не оглядываясь. Он почти бежал. Мелани держалась на расстоянии. В толпе на подходе к Вестминстерскому мосту он вдруг бросился через дорогу, не ожидая, пока переключится свет на светофоре, и Мелани чуть не потеряла его из вида. Ей снова удалось подобраться к нему, когда он проходил через турникет; на эскалаторе она встала за ним. Пустельга пошел не на «Юбилейную» ветку, по которой всегда ездил домой, а на кольцевую. В голове Мелани прозвенел тревожный звонок. Она помнила, что только на «Юбилейной» платформа отделена от рельсов прозрачными щитами, поэтому там невозможно спрыгнуть на пути.

Ей показалось, что Пустельга дошел до ручки. Он дико озирался по сторонам, ища знакомые лица. Они спускались все глубже. Мелани наклонилась и заговорила в самое его ухо:

— Джереми, тебе нечего бояться. Мы тебя защитим. Но мы не можем бросить начатое… Никто из нас не может.

Она снова тронула его за плечо, и Пустельга словно взбесился. Он завопил во всю глотку:

— Воровка! Воровка! Оставь меня в покое!

Он оттолкнул ее. Пассажиры с опаской косились на них. Сцена была вполне недвусмысленной. К солидному служащему, в костюме, при галстуке, приставала женщина из низов.

Мелани отогнали не служащие, а двое работяг в заляпанных краской комбинезонах. Они оттащили Мелани от Пустельги и пихнули на пол. Пустельга поспешил смешаться с толпой и, расталкивая пассажиров локтями, побежал на платформу. Один работяга еще лягнул Мелани и обозвал «шкурой». Потом оба побежали на свой поезд. Мелани вдруг затошнило — не от боли, а от дурного предчувствия. Она поняла, что задумал Пустельга, и бросилась за ним. Из туннеля хлынул теплый воздух. К станции подходил поезд.

Изогнутая платформа была переполнена народом; когда в конце туннеля ярко сверкнули фары, все дружно шагнули к краю. Вдруг Мелани увидела Пустельгу. Он стоял совсем недалеко, метрах в пяти от нее, у самого края. Вычислить его оказалось нетрудно; только он и двигался на всей платформе. Он проталкивался к последнему вагону, к выезду из туннеля, где поезд еще не успевает затормозить. Его окружали в основном молодые женщины; Мелани видела его растрепанные волосы. Он толкался и пихался. Другие пассажиры раздраженно оборачивались. Одна девушка что-то сказала, но сразу отвернулась. Должно быть, заметила выражение его лица — а может, догадалась, что Пустельга собирается сделать. Мелани громко звала его, но ее голос заглушил громкоговоритель. Пассажиров просили отойти от края платформы, не заступать за желтую линию. Пустельга дошел до точки невозврата. Она увидела, как он на миг распрямился и спрыгнул с платформы. Он не просто упал между колесами, а врезался в кабину, словно нападал на поезд… Скрежет, свист, шипение тормозов, глухой удар… Поезд медленно протащился мимо Мелани.