Сколь это по-немецки - Уолтер Абиш

Поэтому позже, когда она, возможно без всякого яда, спросила: Почему ты на самом деле приехал сюда? — он почувствовал, что только сейчас они приближаются к моменту истины. Точнее, истины ее вопроса, хотя он не знал, не хотел знать, что может повлечь за собой эта истина. Я приехал навестить Хельмута. Он не испытывал никакой неловкости, упоминая имя приходящегося ему братом человека, который еще совсем недавно приходился ей любовником.

Я тебе в общем-то не верю, сказала она.

А какие у меня еще могут быть причины?

Она засмеялась. Ты изворотлив. Хельмут говорил, что ты изворотлив.

В самом деле?

Ты себя изворотливым не считаешь.

Разве что неумышленно. Мне же это ни к чему.

Но ты изворотлив.

Тут он вспомнил, как Хельмут говорил ему, что последней из его знакомых видела Паулу школьная учительница Анна Хеллер. Проще всего было бы спросить ее об этом. Но он не спросил. Не спросил, потому что это от него ожидалось. Не спросил, потому что они, она и все остальные, ждали, чтобы рассказать ему все то, знать чего о Пауле он не хотел. Проще простого. Он отказывал им в определенной сатисфакции.

Хельмут упоминал, что вашего отца расстреляли в 1944-м.

Он сказал расстреляли или казнили? Да. Он был истинный Харгенау. Таких почти не осталось.

А, подтруниваешь над своей семьей.

Нет, над собой.

Интересно, почему твой брат никогда не говорил о вашей матери. Он всегда замолкал, стоило мне упомянуть о ней.

Не имею ни малейшего представления.

Она еще жива?

Более чем.

Где она сейчас?

Моя мать? Я не видел ее целую вечность. Много разъезжает. Но давай поговорим о чем-нибудь более увлекательном, нежели моя матушка. Например, о твоей тайне.

У меня нет тайн. Школьные учительницы, да будет тебе известно, это просто открытая книга.

Открытая каждому?

Она наклонилась и снова его поцеловала.

Да.

И насколько?

Ну, сейчас все знают, что после мэра я жила с твоим братом. Теперь они гадают, кто будет следующим.

Так просто?

Для тех, кто за этим следит, да. Один приходит на смену другому.

И я на смену своему брату?

Не думаю.

Но почему?

Просто не думаю.

Могло ли все быть по-другому?

Дафна по почте прислала Ульриху раскраску. На обертке красовался штамп Гамбурга. Откуда она знала, где его искать? Никакой записки. Просто раскраска, озаглавленная «Uuser Deutschland». И на каждой странице написанные от руки слова: Wo bist du denn? Где ты?

Она ли это писала? Что это означало?

Продолговатая брошюра была запакована в коричневую оберточную бумагу и перевязана шпагатом. Под каждым рисунком напечатано: Ключ к цветам на внутренней стороне обложки. И тут же крохотная копия картинки, на которой каждый предмет помечен числом, отсылавшим к цветовому ключу. Числа 1, 2 и 3 отвечали оттенкам зеленого от светлого до темного, 4 обозначало желтый, 5, 6 и 7 — три оттенка оранжевого, от светлого до темного, 8, 9 и 10 — три оттенка фиолетового, 11, 12 и 13 — три оттенка синего, 14 соответствовало коричневому, 15 — красному, 16 — белому, и 17 — замыкающему список цветов черному.

На первой странице был изображен оживленный аэропорт. Часть большого терминала и слева квадратная диспетчерская вышка. На переднем плане припаркованные машины. Справа выруливал на взлет громадный аэробус, а в облачном небе виднелись еще два самолета, один улетал, другой заходил на посадку.

Что же могло крыться за ее вопросом: Wo bist du denn?

На второй странице была представлена немецкая автострада. В приближающейся открытой машине рядом с шофером сидела молодая женщина, ее длинный шелковый шарф развевался по ветру. На противоположной стороне шоссе дорожный знак оповещал водителей, что они приближаются к городской черте Генцлиха.

Еще на одной странице раскраски перед классной доской была изображена молодая учительница, указкой она показывала на написанный на доске вопрос: МОГЛО ЛИ ВСЕ БЫТЬ ПО-ДРУГОМУ? В обрамлении оконных рам виднелся приятный, безмятежный пейзаж. По крайней мере двое учениц отвлеклись, одна украдкой читала записку, а вторая мечтательно уставилась в окно. Как он смог определить это по столь несовершенному рисунку? Подразумевалось ли это? Имелось ли это в виду? И на этой странице, как и на всех остальных, от руки (Дафной?) был выведен вопрос: Wo bist du denn?

На следующей странице бригада рабочих чинила канализационную трубу в длинной траншее, только что вырытой на окаймленной деревьями улице. Несколько прохожих остановилось на них поглазеть. Владелец соседнего магазина одежды, сложив руки на груди, с недовольным лицом наблюдал за этой сценой с порога своего магазина.

На четырнадцатой странице на запасных путях у полуразрушенного депо стоял допотопный товарный вагон. Между рельсами проросли сорняки, а будку стрелочника оплел плющ. Картину запустения довершали сваленные вдоль всего депо старые ящики.

Далее шел рисунок молодого человека в военной фуражке и полосатой футболке, он сидел верхом на лошади, которая зашла с берега озера на мелководье. Всадник был бос, а лошадь без седла.

Страница восемнадцать: на переднем плане сгрудились кирпичные домишки рабочих, а над их крышами виднелись фабричные трубы. Слева на кирпичной стене гаража от руки было коряво выведено печатными буквами: DAS WORT IST EIN MOLOTOV COCKTAIL!

На странице двадцать четыре группа немецких офицеров рассыпалась по двое и по трое по гребню невысокого холма, наблюдая за полевыми маневрами — за танками, за высаживающими солдат бронетранспортерами и рядами припавших к земле пехотинцев, под прикрытием огня подбирающихся к окопавшемуся на соседнем холме невидимому противнику. Некоторые из офицеров следили за мнимой битвой в бинокли, другие изучали карту, которую развернул один из них, а сбоку несколько человек слушало старшего по чину, который указывал на далекий холм. Его жест напомнил Ульриху об указывающей на доску учительнице.

Можно ли вычитать что-то в этих рисунках? Не было ли это посланием?

На другой странице — автомобильная авария. На мостовой лежал прохожий, под голову которому был подсунут свернутый не то плащ, не то пиджак, а стоящий рядом на коленях полицейский оказывал пострадавшему первую помощь. Водитель вылетевшей на тротуар машины все еще безвольно горбился за рулем. Кроме того, на картинке было несколько очевидцев, деревья в цвету, дама с собачкой на поводке, люди, свесившиеся из окон, и выворачивающая из-за угла, спеша на место несчастного случая, скорая помощь.

Рисунок на следующей странице озадачивал: на просеке среди густого леса несколько вооруженных автоматами девушек в масках обступили распростертое в траве лицом вниз с раскинутыми руками мужское тело.

Только одну страницу кто-то по-детски размашисто и аляповато раскрасил восковыми карандашами — рисунок девушки в пляжном кресле. Слева от нее — другие загорающие, некоторые тоже в пляжных креслах, иные просто лежат на песке. Рядом с водой — громоздкая вилла. На воде несколько яхт.

Единственный рисунок, который мог быть включен сюда по ошибке, представлял собой вид пирамид в Гизе с юго-запада. Это был также единственный рисунок, который сопровождался пояснением, описывающим или, точнее, называющим пирамиды. Вопрос: Ты и в самом деле отказался от поисков? — за которым следовал инициал Д., был выведен карандашом на самой высокой из пирамид столь бледными буквами, что он в первый раз его не заметил.

Теперь или никогда.

Поначалу сбитый с толку — это что, шутка? — он стоял в своем халате в горошек, уставившись на обосновавшуюся на лестничной площадке у него перед дверью троицу; он пытался вспомнить, не могло ли что-то случайно слетевшее у него с языка как-то объяснить их присутствие тут в этот утренний час. Рита с ее вездесущей камерой, Гизела, вцепившаяся в сачок для бабочек, и Эгон с белым пакетом, полным, как оказалось, хрустящих хлебцев прямо из пекарни, он держал его перед собой словно подношение.

Ты не собираешься нас впустить? напомнил ему Эгон.

Вы могли бы сначала мне позвонить.

Ты спал, дядя Ульрих? спросила Гизела.

Не спрашивай его об этом, сказал Эгон.

По правде, да…

Смотрите-ка, сказала Рита. Он не стесняется это признать. У всех троих на лицах застыли улыбки. Все трое обуреваемы очевидным — или это только казалось Ульриху — желанием: посмотреть, как он живет.

Вот, сказал Эгон. Прямо из пекарни.

Хрустящие и вкусные, сообщила Рита. Я один уже съела.

Я тоже, сказала Гизела.

Но мы не захватили ни масла, ни джема.

Мы просто умираем без кофе, добавил Эгон.

У меня кончилось молоко, сказал все еще возмущенный их вторжением Ульрих.

Здесь действительно мило, заметила, подчеркнув слово «действительно», Рита, когда они вошли внутрь.