Однажды в Марчелике 2 (СИ) - Сухов Лео

— Да, — хмуро сказал Дан. — Пусть по-нашему заговорит сначала…

— Неплохая, кстати, кость на доспехе! — практично заметил старик Джон. — Как у сандоклёра.

— Ну так давай снимем и приспособим! — предложил Мигель.

— В самом деле! — обрадовалась тётя Луиза. — Уже столько пропустили этого добра! Давайте использовать… Но всё-таки мне кажется, что сначала надо было с ним поговорить!

— Вот как научится нормально общаться, так и поговорим! — согласился Дан. — И давайте быстрее ужин доедать… Спать хочется.

Возможно, кого-то удивит, почему касадоры упорно не желали общаться с григио — хотя сразу было видно, что именно поговорить он и пытается… Однако в этом нет ничего удивительного, ведь любой касадор — приземлённый и лишённый романтики тип. Он любит набивать брюхо вкусной и простой едой, любит деньги, добычу, свой фургон и своих воллов. Он даже готов умереть, если понадобится. Однако ни один касадор не готов умереть из простого любопытства — в Марчелике слишком любопытные долго не живут. Естественный отбор, так сказать…

Вот, например, перед тобой стоит григио — и он воет. Значит, его надо убить! И этому нехитрому правилу следует уже несколько поколений касадоров, передавая его из уст в уста через время и пространство. И беда этого правила в том, что оно никак не разделяет просто воющего в предвкушении битвы григио — и григио, воющего членораздельно! Поэтому под него подпадает совершенно любой григио: «Увидел григио — пристрели». Проще только правила, касающиеся хаблов: «Пристрелить!». Результат вроде бы тот же, а слов — немного меньше.

Возможно, кому-то покажется, что кто-то из касадоров готов был поступиться этим правилом. Однако и такое впечатление будет в корне неверным, потому что нарушить правило не готов был ни один член вадсомада. И даже Луиза, которая иногда старалась взывать к голосу разума своих товарищей, вовсе не отказывалась от правила. Она лишь делала допущение, что григио можно сначала выслушать… Перед тем, как пристрелить! Но, так или иначе, итог для григио всегда был одним и тем же. А значит, и касадорское правило никто не нарушал.

И даже Дан, понимая, что григио пытается идти на контакт, не пытался спорить с правилом. Наоборот! Он неукоснительно следовал ему — так строго, что удивлял даже своих соратников. И делал он это потому, что, когда придёт время нарушить правило, все те, кто шёл вместе с ним, должны согласиться с таким решением. Иначе его поступок вызовет лишь порицание, непонимание и подозрения.

Подобная тактика может показаться странной — но это единственная тактика, которая работает в среде касадоров центральных равнин Марчелики. Их жизнь регулировалась именно такими простыми и понятными правилами. И это были те неписаные законы, которые они ценили и уважали. А поскольку было этих законов немного, то нарушение каждого из них должно было иметь самые веские причины. А иначе авторитет Дана рассыпался бы невесомой пылью раньше, чем он сумел бы объясниться…

Впрочем, была и ещё одна причина, по которой Дан старался правила не нарушать. Она была проста и понятна: на центральных равнинах Марчелики все правила были написаны кровью. И даже единичный отказ от их выполнения мог послужить в будущем причиной гибели его людей. А Дан всё-таки был сознательным парнем и рисковать своими людьми понапрасну не хотел.

Чаша Спокойствия, окрестности монастыря святого Петра, в дне пути от Лилитауна, Марчелика 1 июля 1936 года М.Х.

До Лилитауна они так и не добрались — не успели. Преследователи из Десерта перекрыли путь в город, и теперь остатки вадсомада прятались там, где стрельба была запрещена — в окрестностях монастыря Святого Петра под Лилитауном. Монастырь располагался на холме в долине одного из притоков Нигад-Бех.

Долина была круглой, как чаша, и вся исчерчена извилистой лентой реки. Внутри долины стрельба была запрещена. И мало найдётся касадоров, кто готов был поступиться этим правилом. Оттого и назвали местность Чашей Спокойствия. В одном из проходов среди холмов вадсомад выдержал последний бой с касадорами Десерта — и даже сумел прорваться к монастырю…

Вот только цена…

Август Кёниг глянул на сыновей, Альберта и Дмитрия, оба из которых получили по паре ранений, на Ноа Гюнтера, привалившегося к колесу фургона, на Хорхе и Поля Ортизов, поддерживающих друг друга… И тяжело вздохнул, вновь переведя взгляд на свежие могилы.

Могил было четыре штуки. Глава их вадсомада, его юный сын и ещё двое весёлых молодых касадоров навсегда упокоились в Чаше Спокойствия. Такова была цена прохода к монастырю. А ценой выхода за пределы долины, по всей видимости, должен был стать весь вадсомад — потому что враги по-прежнему ждали их у границы безопасной местности.

Во время перестрелки перед входом в долину много чего случилось… Пришлось бросить на дороге один из фургонов — вместе с остатками денег. Там же осталась и жена главы вадсомада, Эльза. Её не убили, наверно, но сразу забрать женщину не удалось, а сейчас — не имело смысла. Её муж и сын были мертвы. Августу только и оставалось надеяться, что Эльза догадается забрать все деньги и уйти…

Опытный касадор понимал, что вадсомад, считай, перестал существовать. Четыре фургона, шесть касадоров, да три женщины, одна из которых жена, а вторая — дочь самого Августа. Вот и всё, что осталось по пути к Лилитауну от более чем полутора дюжин фургонов. Даже если до города доберутся те, кто решил бежать с самфуна на воллах — это не особо поможет. Вместе с вадсомадом окончательно исчезнет их старый номад, который и пытались сохранить беглецы…

— Печальная утрата! — насмешливый голос заставил Августа резко повернуться.

Неподалёку стоял Дик Пристон со своими друзьями, Раулем и Джоном. Все они состояли в номаде Десерт, и все участвовали в погоне за беглецами. Лицо Августа перекосила гримаса неконтролируемой ненависти.

— Печальная и закономерная! — Дик снова усмехнулся. — Что ты пялишься, Август? Нельзя просто так украсть фургоны и уйти!

— Да пошёл ты! — Август заставил себя отвернуться и посмотреть на могилы.

— Зачем же? Я и тут постою!.. — Дик хохотнул, и друзья поддержали его.

— В самом деле, Ав! Мы так долго за вами гнались, что теперь можем и отдохнуть! — радостно заметил Джон.

— Встанем лагерем прямо рядышком с тобой! — согласился Рауль. — Будем пить и громко петь песни про продажную Эльзу!

— Ах вы сволочи, где она?! — вскрикнула Рина, жена Августа. — Что вы с ней сделали?

— Мы?! — Дик наигранно улыбнулся. — Ничего…

— Да, совсем ничего не делали… — согласился Рауль, у которого забегали глаза.

— Шею она сама сломала, когда у фургона отскочило колесо! — гаденько улыбнувшись, подтвердил Джон. — Мы не воюем с женщинами, Ав!..

Рука Августа метнулась к револьверу, но он всё-таки сумел себя остановить. Он не поверил этим засранцам, что Эльза погибла сама. Не поверил совершенно. Да они и не старались быть убедительными. Наоборот, трое касадоров из номада Десерт сделали всё, чтобы Август понял: Эльзу убили они…

— Ух-ух-ух! — засмеялся Дик, увидев, что делает Август. — Смотри, Ав, выстрелишь — и погонят вас отсюда монахи!..

— Не выстрелю, — ответил Август, заставляя себя успокоиться.

— А хочешь, можем на кулачках, а? — предложил Дик, принявшись подпрыгивать и наносить удары по воздуху. — Монахи возражать не будут! Ну, давай же!..

Август посмотрел на Дика, но промолчал. Будь дело пару месяцев назад, и он, пожалуй, попробовал бы себя в драке с этим соплежуем. Но это два месяца назад. А сейчас, после долгого пути, нескольких ран и регулярного недоедания, Август и сам на себя бы не поставил.

— Не надо, Ав, — попросила его Рина, обняв мужа. — Не победишь ты…

Дик ударил его в плечо, и Август вместе с Риной от неожиданности сделали шаг назад.

— Ты что творишь, козёл?! — взревел Хорхе, вскакивая на ноги.

За ним подтянулись и остальные мужчины вадсомада. Дик не стушевался, хотя и отступил на пару шагов — поближе к своим друзьям.