Царство селевкидов. Величайшее наследие Александра Македонского - Эдвин Бивен

перестроенным Аршакидами и стать их главным городом. Ситтак, как говорит Плиний, – поселение греческого происхождения, но Ксенофонт пишет о Ситтаке как о великом городе[830], так что, видимо, это была только эллинизация. В том же регионе, что и Ситтак (Ситтакена), была еще одна Антиохия и Апамея[831], Аполлония, Артемита и, может быть, Лаодикея[832]. Упоминаются также Селевкия на Гедифоне[833], Селевкия на Красном море и Селевкия на Эвлее[834].

Вавилонские греки, видимо, также дали великие имена греческой литературе и науке. Диоген из Селевкии, прозванный «вавилонским» (около 243–155 до н. э.), слушал Хрисиппа и со временем стал главой школы стоиков[835]. Аполлодор из Артемиты в эпоху Страбона был великим авторитетом по парфянской истории[836]. Но прежде всего интересно видеть, как древняя вавилонская мысль была захвачена движением новых идей и выражала себя в области эллинской культуры. Бероз, жрец Бела, хотел стать греческим историком и записал мифы и историю своего племени для западных людей, которые хотели о них прочесть, – ободряемый милостью царя Антиоха I. В конечном счете именно из работы Бероза проистекало все, что мы знали об истории Вавилонии до тех пор, пока не были найдены и расшифрованы надписи[837]. Есть и другая очень интересная в этом отношении фигура. Уроженец нижней Вавилонии, области близ моря, он явился в великий город Селевкию, взял македонское имя Селевк и глубоко погрузился в математическую науку греков. Мир узнал о его трудах примерно в середине II в. до н. э.; они все еще были известны Страбону и Плутарху. Труды Селевка, судя по всему, были высокого научного порядка. Он не только высказывал правильные идеи по поводу приливов, но решил доказать, что Земля и планеты на самом деле вращаются вокруг Солнца. Вавилонянин, оживленный знакомством с эллинизмом, предвосхитил Коперника[838].

В то время как вавилонян влек свет эллинизма, греки со своей стороны были чувствительны к тому очарованию, которое тьма Древнего Востока зачастую имела для детей света. Александр прислушивался к советам вавилонских магов; так же поступали и его наследники. Когда Александр заболел, несколько македонских вождей, в том числе и Селевк, обратились к вавилонскому оракулу[839]. Антигон немедленно изменил свое решение, услышав предостережение халдеев[840]. Селевк, как мы уже видели, в легенде представлен обращающимся к вавилонским мудрецам, дабы определить счастливый момент для основания города. В течение всей последующей эпохи классического язычества странствующие вавилоняне пользовались огромным престижем как предсказатели. Такие деятели имелись, несомненно, во всех больших греческих городах: они бормотали странные слова и магические формулы, пользуясь покровительством богатых дам – точно так же, как сегодня какой-нибудь индийский гуру может привлекать любопытных слушателей в салонах Европы и Америки.

Глава 13

Иран

Долины Евфрата и Тигра с востока граничат с длинными грядами гор, которые, одна за другой, окружают Иранское плоскогорье. Это название, безусловно, обозначает скорее этнографический, чем физический регион земли – область, где обитали люди иранского племени. И в этом смысле Иран занимал гораздо больше, чем это плоскогорье: в него входила и горная страна, образовывавшая мост между плоскогорьем и Памиром; включались сюда и регионы к северу от этого моста до самого Яксарта (Сырдарья); если использовать современные политические деления, он включал в себя, помимо современного персидского царства, которое совпадало с плоскогорьем, и княжества Афганистана и Бухары. В пределах этого региона в смутные века, предшествовавшие историческому времени, образовался особый национальный тип, столь же своеобразный, как и родственные им индийцы дальше к востоку – или как жители семитских царств к западу. В этот старый Иран, где племенная организация общества еще не заменилась имперской системой по ассирийскому образцу, нам трудно заглянуть. Греческие историки и авторы Ветхого Завета, которым мы обязаны практически всем, что знаем о мидийском и персидском царствах, показывают нам только лишь иранского монарха в его отношениях с чужеземными племенами, обитавшими к западу от Ирана, его подданными, его врагами или его союзниками; они показывают нам ахеменидский двор, который располагался в основном вне Ирана на земле тех более старых монархий, которым он подражал, – в Вавилоне или в Сузах; о жизни за пределами этого двора, о стране и о быте, в котором был укоренен ахеменидский дом, они мало что рассказывают.

Иранские народы до того, как мидийский правитель Дейок[841] построил империю, были расколоты на несколько мелких княжеств и клановых вождеств. Они не сгибали шею под ярмом Великого Царя. Они стояли примерно на той же стадии социального развития, как и Македония в дни Филиппа или же как средневековые княжества Европы. Мы видим во всех них аристократию великих домов, вождей, правивших благодаря своей крови и унаследованной власти в племени, в клане или в семье[842]. Типичный персидский аристократ был известен своими высокомерными манерами. Его образ жизни очень напоминал образ жизни его македонских собратьев. Он точно так же обожал собак и коней, любил охотиться и хорошо владел оружием. Он так же любил пить и гулять всю ночь, хотя с этим он сочетал огромную способность к воздержанию, когда оно было нужно во время форсированных маршей по голодным областям Ирана[843]. Ложь считалась смертным грехом, а торговлю на рынке перс считал занятием, до которого опускались только самые низкие представители человечества[844]. Но обрабатывать землю, как это делали его предки, и пасти стада и табуны было почтенной и угодной богу работой[845].

Однако ни одно из этих качеств не является чем-то особенным. Большинство воинственных аристократов имеют гордый вид, любят физические упражнения и хорошую компанию и презирают торговлю. Чтобы найти отличительное выражение древнего иранского духа, мы должны обратиться к зороастрийской религии. Безусловно, сейчас невозможно определить, насколько реальная религия эпохи Ахеменидов соответствовала подлинно зороастрийскому типу. Царские дома Мидии и Персии, насколько мы можем понять по нескольким использовавшимся личным именам и по тому факту, что цари Ахеменидов почитали Ахурамазду как Единого Создателя, были по вероисповеданию зороастрийцами. Но есть и кое-какая существенная разница между их практикой и тем, что – во всяком случае, позднее – считалось ортодоксальным: например, их обычай погребения. В почитании клановых божеств мы можем заметить пережитки старого, дозороастрийского язычества, в культе Анахиты – порчу веры под влиянием чужеземцев. Но даже если мы не можем предполагать, что то или иное предписание зороастризма соблюдалось в Персии Дария Кодомана, Авеста проливает обильный свет на основные религиозные понятия и особый религиозный темперамент старого Ирана. И я