Сафари для победителей - Артем Каменистый
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мальчик, присев возле омра, с помощью куска ткани, оторванного от рубахи, смывал кровь с его лица. Воды в этой комнатушке хватало — потолок протекал, и после непрерывных дождей последних дней по углам поблескивали немаленькие лужи. Солдаты забили оконный проем досками, но сумрак ученику не мешал — его кошачьи глаза видели в нем прекрасно.
Ххот молчать не любил, и даже в этой плачевной ситуации не стал до такого опускаться:
— Малец — ухо мне левое прочисти. Его кровью залило сильно — надо бы сразу это поправить. Потом засохнет, и буду я почти глухим — знаешь, как трудно выколупывать засохшую кровь? Слушай — а откуда здесь все это?
— Что? — не понял мальчик.
— Ну, дома все эти. Я дворцы целые видел вдали — даже стекла остались цветные в окнах. И храмы каменные. И вообще все каменное. Вокруг на сотню миль пара нищих деревенек, а тут целый город красивый.
— И когда ты все это успел разглядеть?
— Ну когда меня солдаты избивали, надо же было чем-нибудь заниматься? Вот и любовался здешними видами.
— Мне казалось, что ты потерял сознание еще там, у реки, когда прикладом тебе лоб разбили. После этого солдаты тебя по земле волокли.
— Так это я просто притворялся, чтобы свои сапоги не топтать лишний раз. Да и знаю из личного опыта: если делаешь вид, что вырубился всерьез, бьют уже не охотку, а так — из ритуальных соображений. Без лишнего рвения. А для шкуры это полезнее. Эх… не будь с ними жреческих гадов, вообще бы не взяли — тем глаза никак не отвести. Ну так где это мы?
— Ты меня удивляешь — на тебе живого места нет, а все такой же любопытный.
— Да за меня даже не думай переживать — на омрах все на лету заживает. Помнишь — мне руку в Скрамсоне подпортило? Розовый рубец остался — заросло все на глазах. А дырка в ноге? Тоже затянулась — только кость немного ноет, когда вниз подолгу идти приходится или приседать резко. И все это тоже завтра только чесаться будет — не сомневайся. Южане слабаки — они бьют, будто девка ласкает. Не веришь? Ну может ребра поноют подольше — крепко им досталось, не спорю. А остальное ерунда — кости омра покрепче винтовочного приклада. Да ты и сам такой же как я — забыл уже, как загибался от той болячки в Скрамсоне? Но при этом шел своими ногами, хотя горел так, что об тебя можно было факела поджигать. Я ведь за тобой наблюдал — нормальный ребенок не протянул бы и часа, а ты продолжал шевелиться. И на ноги в лагере министра поднялся сразу — другой бы недели две пластом отлеживался. В тебе, наверное, все же есть кровь омров. Хотя и сомнительно — мой народ крепок, но не сказать, чтобы очень уж красив. Кривоногие мы, широкомордые, глаза бычьи, а плечи такие, что в двери только боком проходим. А ты вон строен как березка, лицо тонкое, глаза, будто два кусочка неба — юбку напяль на тебя, за девчонку сойдешь. Хлипкий с виду, а на деле крепкий будто сталь. Слушай! А может ты вроде здешней нежити и на Тропе силы твои удесятеряются? Вот и пришлось болячке убираться, когда мы тот туннель нашли. Признайся — ты тем лесным упырям родня? Да шучу я — шучу! Но в шутках и правда бывает — не забывай. Есть в тебе странности: выздоровление чудесное, и с мертвяками ты дело решил парой слов. Нечисто с тобой что-то… Будь ты потолще, я бы тебя точно принял за принца Аттора — императорская кровь многое может объяснить. Или…
Осекшись на полуслове, омр приподнялся на локтях, уставился на мальчика с огромным изумлением. Тот, поправив выбившуюся прядь неровно обрезанных волос, поинтересовался:
— Ну и чего вытаращился? Ложись — ты мне мешаешь заниматься ушибами и ссадинами.
Ххот, довольно оскалившись, подчинился просьбе мальчика, при этом загадочным голосом сообщив:
— Если мы из этой передряги выберемся, надо будет поискать хорошего лекаря.
— Да — врач тебе точно не помешает.
— Да нет: я уши хочу себе обрезать, и ослиные на их место пришить. Заслужил.
— Наконец-то сам понял, что дурак?
— Ага.
— Поздравляю.
— Спасибо. Это ж надо — ответ перед глазами всю дорогу был, а я его не замечал. Сумрак помог сейчас, и взгляд на профиль твой — знаменитый у тебя профиль, особенно в потемках — глаза ведь тяжело отвести при тусклом свете. Доводилось такой видать — в храмах у статуй и барельефов. Догадываешься, небось, о чем я. И в голове у меня сразу все сошлось. Вообще все.
— Ты это о чем?
— Я знаю кто ты.
— Уверен? — с иронией уточнил мальчик.
— Если хочешь — поклянусь святым навозом. Уж извини за грубость — мы, омры, народ прямолинейный. А я к тому же еще и солдат.
— Мне и не такие клятвы слышать приходилось. Рад, что узнал меня?
— Не то слово — просто дико счастлив и при этом очень оторопелый, что для меня необычно. Даже не знаю как себя теперь вести с тобой.
— А я знаю — прекрати дергать головой! Я попытаюсь вернуть на место кусок кожи, что прикладом снесло — он к волосам прилип. Ох и голова у тебя — другой бы пролом черепа заработал!
— Кому скажи — не поверят.
— Ты о своей прочной голове?
— Нет — я о том, что никто не поверит, когда буду рассказывать, кто мне морду обрабатывал грязной тряпкой и водой из лужи.
— Насчет рассказать — судя по шуму во дворе, там виселицу строят, или что похуже. И мне почему-то кажется, что это для нас готовят.
— Согласен. Тогда не трать время зря — расскажи давай, что это за место, а то я так и не узнаю. Уже устал просить о такой безделице.
— Мне казалось, что ты это и так знаешь. Мы в Номмусе.
— Проклятый город?
— Да.
— Это каким дураком надо быть, чтобы сюда притащиться! Да еще и меня притащили! И тебя! Человек, ступивший на землю Номмуса, становится проклятым!
— Да — ты прав. Сильнейшее проклятие. Если эти солдаты здесь уснут, то проснутся уже хранителями… а может чем и похуже… Хотя могут и спастись — если с огромной скоростью удалятся отсюда на запад или восток.
— Будет обидно, если они нас успеют повесить, а потом смоются. Кстати — танков я не заметил. Тебе на глаза не попадались?
— Нет — только лошади. И грузовик небольшой у леса стоял — его ремонтировали солдаты.
— Вот! Может вообще нет у них больше королевских драконов! Доконала Тропа или Малкус сумел броню им попортить! Солдат я тоже много не замечал — с полсотни на глаза попалось. Или нас сцапал передовой отряд южан, или у них было столько траурных неприятностей, что пережить их смогли не все. Склоняюсь к мысли, что как раз второе — тут и драгуны, и саперы, и стрелки, и артиллеристы вроде, и обозник с пропойной мордой мелькнул. Будь здесь тысячный отряд — не удивился бы такой разношерстности. Но в такой маленькой группке неправильно это — будто собрали всех, кто остался, в одну кучу.
— Нам-то какая разница? Нам что пятьдесят, что тысяча — результат один.
— Погоди — не хорони нас раньше времени. Эти однояйцевые недоумки не догадались нас связать: или веревку пожалели; или думают, что стены могут удержать омра.
Ххот, невзирая на протесты мальчика, устроил доскональный осмотр пола, стен и даже потолка. Особое внимание уделил заколоченному окну и закрытой двери. Затем вынес вердикт:
— Будь еще раз проклят этот Номмус и вся Венна вместе с ним! А особенно сильно проклинаю здешние лиственницы и ели — за семьдесят лет поганая древесина не отрухлявела. Будь у меня топор, и то бы не сразу выбрался. Эти унылые сифилитики, рожденные прокаженным горбуном через геморройную задницу, даже гвоздя нам не оставили, не говоря уже о серьезном инструменте — в карманах так пусто, будто в борделе переночевал! Можно, правда, дверь эту вышибить, только сдается мне, что не поможет — за ней двор, кишащий солдатами. Выгляни сам — тут щелочка есть.
— Да верю…
— Если до темноты нас не шлепнут, можно будет попытаться пробиться… Как ты думаешь — старик твой живой?
— Ххот — я не знаю. В него, похоже, попала пуля — он после этого в реку упал, вместе с Амидисом.
— Не видел я, чтобы его подстрелили — на моих глазах все было. Когда стрельба началась, он стал торопиться к берегу, об осторожности позабыв. Ухватился на ходу за ветку, а ее в этот момент пулей перебило. Он с этой веткой вниз и сверзился, а Амида с собой утащил. Потом и хомяк следом нырнут. Сам нырнул — не бросил дониса своего. Суровый хомячина — уважаю таких.
— Если так, то учитель, наверное, живой. Только толку? Он не справится в одиночку с целым отрядом солдат.
— Ну пусть хотя бы начнет их резать — я тогда выйду помогать. Подыхать, сложа руки, не для меня.
— Ты прав. И… от меня помощи не жди… Извини — воин из меня никудышный.
— Ничего — если живы будем, научишься: у вас это семейное. Способностей у тех хоть отбавляй — уж с этим никто спорить не станет, даже не зная, кто ты. А уж хитрости сколько… А это еще что?!
Омр, наблюдая за двором через щель в рассохшейся двери, заметил нечто интересное: весь подобрался.