Еще один круг на карусели - Тициано Терцани

Со мной это сработало. В один из последних дней, во время сеанса пранаямы, упражнений по контролю над дыханием, когда не надо было пользоваться приспособлениями, а можно было просто расслабиться и лежать неподвижно, я ощутил, как убедительные модуляции голоса Мукеша Десая проникают во все поры и мое тело охватывает радость, которую я никогда раньше не ощущал ни на одном концерте.

Музыка ли пробуждала во мне скрытую силу, которая, казалось, могла стать целительной? Или мое сознание наделяло звуки некоей силой, создавая впечатление, что музыка властна над материей? Какая, в сущности, разница? Это было удивительно само по себе, и никакое объяснение ничего нового не добавило бы.

Другим сюрпризом оказался Свами. Семидесятилетний, высокий и тощий, сутуловатый, закутанный в оранжевую тунику, он приехал в середине недели, но уже первое его выступление придало семинару новый масштаб. Он был умен, образован, необычайно проницателен, но не ощущал ни малейшей необходимости это показывать. Он вообще был далек от суетности.

— Духовный поиск — это поиск познания, а единственное познание, к которому стоит стремиться, — это познание самого себя.

Он хорошо знал, с кем говорит, и вскоре затронул с заметной иронией тему, которая привела нас всех сюда.

— Йога? Действительно, она полезна для тела, — сказал он. — Приятно, когда можешь наклониться за упавшим листом бумаги, никого не прося о помощи. Но цель йоги — не тело. Йога — это контроль над сознанием, это единство тела и сознания. Не для того, чтобы стать атлетом, а для того, чтобы тело оставалось здоровым. Тело — средство передвижения, как например, автомобиль. За ним нужно следить, потому что оно может привести вас к цели. Ошибка в том, когда путают цель со средством.

Было очевидно, что он без особого уважения относится и к модной йоге, и к тем, кто ею занимается. Это стало ясно, когда он заговорил о западной одержимости понятием «собственности», о стремлении определить все при помощи слов «я», «мое». У него была своеобразная, забавная манера объяснять.

— Вот вы говорите: «Моя квартира». Но если присмотреться, ваш пол — это еще и потолок соседа снизу, а стена — стена соседа сбоку. Ничто на самом деле не полностью ваше. Абсолютно ничего… даже ваше тело. Столько людей могут заявить на него права: ваша мать, ваш отец, ваш супруг или супруга на основании таинства брака, государство, по отношению к которому у вашего тела есть гражданские обязанности. Да и земля, по которой вы ходите, огонь, вас согревающий, вода, которую вы пьете, плоды, которыми питаетесь, — все они могут о вас сказать: «Мое». Только вам не принадлежит ничего. Не принадлежат вам Даже ваши знания — или то, что вы считаете таковыми. Вы взяли их из книг или получили от учителя. И все-таки вы упорно твердите: «Мое тело». Тело вам кажется настолько «вашим», что вы себя с ним отождествляете. Вы говорите «я» и думаете о своем теле. Но если «я» — тот, кто видит тело, значит, «я» не может быть этим телом. Субъект, наблюдающий объект-тело, не может одновременно быть этим объектом.

Еще он говорил: «Быть йогом означает осознавать себя ежесекундно, осознавать каждый свой жест, каждую мысль». Тот, кто не уделяет внимание каждому мгновению своей жизни, рискует оказаться в том же положении, что и герой притчи, которую он рассказал нам в сопровождении чарующей музыки.

Один человек прослышал о волшебном камне, прикосновение которого превращает железо в золото. Он опоясывается железной цепью и пускается на поиски. Каждый камень, который попадается ему на дороге, он поднимает, чтобы ударить о свою цепь. Но железо остается железом, и он камень отшвыривает. Потом подбирает новый, снова ударяет о цепь и тоже выбрасывает и так далее. Так проходит неделя за неделей, месяц за месяцем. Человек становится все более отрешенным, и вот он слышит голос какого-то мальчика:

— Эй, старик, откуда у тебя эта прекрасная золотая цепь?

Старик смотрит на цепь. Да, она стала золотой! Но который же из тысяч и тысяч камней, которые он поднял и отбросил, — тот самый?

Свами очень критически относился к западным ценностям, особенно американским. Он говорил, что на Западе все обязано приносить выгоду, а если от чего-то ощутимой выгоды нет — значит, с западной точки зрения, оно лишено ценности.

«Это образ мыслей стервятника, который летает высоко, но не отрывает глаз от земли, чтобы не пропустить то, что можно ухватить когтями». В сущности Свами все время говорил о йоге. Хотел, чтобы мы поняли главное: в этой практике заключено куда больше, чем асаны и пранаяма, что это только два аспекта из восьми, которыми должен овладеть йог. Будто бросая вызов серьезности участников семинара, он заговорил об остальных шести аспектах — это отказ от насилия, лжи, отрешенность от материального, от ощущений и, наконец сосредоточенность и медитация. Только сочетание всех этих аспектов и есть йога.

— Йога — это путь, это средство, при помощи которого человек может соединить свое ограниченное «я» с бесконечным Бытием. И путь этот — внутренний. Цель — достичь совершенства, но совершенства отнюдь не физического. Цель йоги вовсе не лечение той или иной патологии. Это освобождение от всех страданий материального мира, страданий, возникающих всякий раз, когда «я» отделяется от своей сущности, чтобы сосредоточиться на своих ощущениях и на том, что приходит через ощущения. Поэтому йога стремится к слиянию «я» с Абсолютом как к излечению от всего и освобождению от всего.

Но мне казалось, участников семинара не особенно интересовало такое видение того, что стало их ремеслом. Они съехались сюда, чтобы еще чему-нибудь научиться, найти что-нибудь для рекламы нового курса, привлечь новых учеников. Таков мир, в котором мы живем. Этот семинар был для них «капиталовложением».

Со мною было иначе. Я и сам толком не знал, что именно ищу, и этот человек, явный «пришелец», вызывал у меня живейшее любопытство. Однажды он рассказал нам о своем детстве, о том, как мать посылала его в поле — поговорить с рисом, чтоб он быстрее рос. Он вспоминал, с какой радостью он видел, как растения отвечали ему, слегка покачиваясь на ветру. У Свами было целостное восприятие природы и Вселенной.

Его образ мыслей интересовал меня, и мне хотелось узнать о нем больше. Я попросил о встрече. В ответ он пригласил меня запиской на субботу, после завтрака.

Бунгало Свами было сборным, как и другие, зато это был единственный двухэтажный домик. У подножия лестницы я увидел целую груду туфель, сандалий и шлепанцев, оставленных теми, кто уже поднялся к нему. Большинство посетителей были проживающими в Америке индийцами, которые пришли за советом, наставлением, благословением или просто побыть рядом и поглядеть на него в экстазе. Он восседал в кресле. Среди сидевших на полу людей я заметил нескольких с европейской внешностью.

Я стал в сторонке, наблюдая за перемещениями гостей, которые благоговейно подходили к Свами, склонялись к его ногам, прикасались к ним и потом подносили ко лбу или к груди руки, заряженные «святостью» учителя. Многие заговаривали с ним. Он был внимателен, слушал, отвечал, улыбался и из корзины, которая стояла рядом, давал что-нибудь каждому: виноград, карамельку, мандарин.

Потом Свами поднялся и жестом пригласил меня следовать за ним, а остальных, тоже знаком, попросил подождать. Мы вошли в маленькую комнатку с голыми стенами, в которой ничего не было, кроме кресла и стула. Ясно было, что кресло предназначалось не для меня, но отрадным было уже то, что мне не пришлось садиться на пол у его ног.

Я подумал, что времени у нас мало, и в нескольких словах рассказал, кто я, объяснил, что я поселился в Индии, полагая, что там существует еще цивилизация, способная сопротивляться западному материализму, но что теперь у меня появились сомнения. Я хотел понять, действительно ли его страна — хранилище древней мудрости, как верят еще многие, или со временем и тут все изменилось.

Он очень заинтересовался. Мы говорили о мифе, представляющем Индию как гуру наций и получившем распространение на Западе более века тому назад благодаря такой великой личности, как мистик Вивекананда, об индийской атомной бомбе, испытания которой прошли незадолго до нашей встречи. Я сказал ему, что занимался политикой много лет, но теперь ею пресытился. Сейчас я хотел целиком посвятить себя поиску того, что могло еще сберечься в Индии и из чего прочий мир мог бы извлечь большую пользу.

Свами ответил, что именно эту задачу поставил перед собой и он. Поэтому он и преподает Веданту, источник той мудрости, которую я ищу. Он добавил, что индийская духовность не связана с каким-то народом или страной, она годится для всех, ибо сохранила свою самобытность и в отличие от других религий, таких как христианство и ислам, не дала себя задушить теологии.

Его удивило и позабавило то, что я оказался здесь, на семинаре. Я рассказал все в обратном порядке, «отмотав ленту назад»: Рамананда, йога, грыжа, рак…