В окопах Донбасса. Крестный путь Новороссии - Юрий Евич

Глава 15. Горловка. Логвиново

А танкистов наградили всех медалью «За отвагу»,А комбригу Соколову — так дали «Красную звезду»…

Населённый пункт Логвиново — небольшое, в прекрасном состоянии село, типичная цветущая садами и мило раскрашенными окнами деревня, которыми так богата Украина. Было. До того как на нашу землю пришли хохлаческие этномутанты и начали убивать наших людей. По непреложным законам войны, таким же неумолимым, как законы физики, хотя и гораздо менее известным широкому кругу людей, Логвиново стало конечной точкой нашего предстоящего наступления. Оно находилось в стратегически важном месте, на трассе, связывавшей Артёмовск и Дебальцево, северо-восточнее Углегорска, и с его занятием группировка противника в Дебальцево должна была окончательно запечататься в котле. Это и решило дальнейшую судьбу этого прекрасного, цветущего населённого пункта.

Помню, когда на совещании в штабе прозвучало: «Логвиново», я взглянул на карту, увидел, как глубоко среди зловещих овалов вражеских группировок лежит этот населённый пункт, и внутри у меня ощутимо похолодело. Мы лезли в самую пасть зверя, и если что-то не заладится, запечатают нас самих. Естественно, я тогда не знал, что нам самим лично придётся многократно «скататься» в это село. Но предчувствия на войне — штука сильная и, как правило, весьма точная… Во всяком случае — у тех, кто выживает… А для того, чтобы понять — ЧТО начнётся в этом селе, когда мы туда придём и в него со всех сторон полезут укрофашисты, и вовсе не надо было иметь семь пядей во лбу…

После очистки Углегорска от вражеских сил наш штаб и основное количество живой силы и техники находились в северной части города. Усилиями моего бесценного коллектива медроты (я имею в виду ту его часть, которая не вылезала с боевых) и прежде всего — Андрея, медицинский пункт в Углегорске работал как часы, этапы эвакуации и лечения, аж до самой славной городской больницы № 2 г. Горловки, были отлажены до состояния, близкого к идеальному. Это дало мне возможность сосредоточиться на той части военно-медицинской работы, которую считаю самой важной, — на тактической медицине. Опыт, полученный в Углегорске, был всесторонне переосмыслен — и теперь для работы на самом передке, в тесном контакте с пехотой и спецназом, предназначалась только наша нештатная «ударно-медицинская группа» — МТЛБ и расчёт из трёх-четырех человек при ней. Зато все с большим опытом личного участия в боевых действиях и совершенно «безбашенные». Само собой, во главе группы был я.

Здесь считаю необходимым сделать важное отступление. От самых разных людей, прежде всего военных спецов, я не раз слышал, что «вы, Юрий Юрьевич, делаете неправильно, начмед должен сидеть в штабе и руководить, а ездить на передок должны водители». Помнится, я уже не раз указывал, что лично мне по опыту собственного участия самой правильной кажется фраза Драгомирова: «Работают у того, кто сам трудится, на смерть идут у того, кто сам её не сторонится». Необходимо было действовать в условиях активных боевых действий, при плотном огневом противодействии противника — регулярной армии с полным комплектом тяжёлого вооружения, а не групп партизан, как в той же Чечне и Афганистане, и командовать приходилось почти необученными, иррегулярными силами (какими, по сути, и являлось наше «ополчение»), да ещё и при полном отсутствии любых «дисциплинарных» мер воздействия (какие уж тут заградотряды и особисты! Как вы помните, я струсившего офицера не то что расстрелять, даже выгнать со службы не мог). В таких условиях только личный пример и личный контроль позволяли обеспечить выполнение наиболее важных задач в самых опасных местах — там, где выполнить их было более всего необходимо. При этом я, разумеется, помнил о своём «отсутствующем» военном образовании и допускал, что я всё делаю неправильно. Немного позже у меня был разговор с одним маститым специалистом по военной медицине. Он мне рассказывал, как его водители на десятках «мотолыг» собирали всех раненых. Было это под Луганском. Помню, я ещё подумал: какой молодец, вот что значит — военный профи! Сумел заставить работать даже наших «диких ополченцев» — не то что я… Ситуация нашла пояснение несколько позже — когда я поговорил с бойцами и командирами пехоты, наступавшей там же, где функционировало их медицинское обеспечение. Со слов самых разных людей, независимо друг от друга, вырисовывалась одинаковая картина: медицинского обеспечения «в поле» не было совершенно, «мотолыги» медчасти до ведущих реальный бой частей не доехали. Эвакуацию раненых они все осуществляли самостоятельно. Да, один решительный замкомбрига «переподчинил» (говоря иначе — «отжал») себе пару МТЛБ медслужбы, посадил туда своих людей и тем обеспечил свои подразделения хоть каким-то эвакуационным транспортом.

Данная информация подтверждает, что интуитивно выбранная в тех условиях нами тактика оказалась правильной. Впрочем, мы все знаем это из повседневной жизни — каждому знакома пословица «хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, — сделай это сам». А война, как мной уже было многократно отмечено — та же самая жизнь, просто сконцентрированная до предела… Да и вообще, почитайте настоящую прозу настоящего участника боевых действий, — того же Симонова, — в ту, Великую войну, когда наши деды смогли очистить нашу землю от полчищ иноземных оккупантов. От всей объединённой мощи фашистской Европы. Помните, в романе «Живые и мёртвые», когда перед наступлением командир дивизии решает «до первой траншеи противника пойду с пехотой»? Это и есть та самая, настоящая «окопная правда» — когда генерал обеспокоен не сбережением своей драгоценной жизни, а выполнением боевой задачи. И сколько бы ни твердили о том, что «настоящий профессионал руководит издали», — это лишь прикрытие собственной трусости. Наши предки, не щадя себя, смогли пройти полмира и защитить Родину. Современные «военные профессионалы», сосредоточенные на стяжании служебных квартир и постройке дач, смогли лишь бездарно просрать всё отвоёванное предками — страны Восточной Европы, Грузию и другие страны СНГ, теперь уже и Украину…

И, с другой стороны. Всем этим трусливым тварям, у которых хватает наглости упрекнуть меня, что я «развёл диктатуру в своём подразделении» и «людей на смерть посылаю», а особенно покрывающим их выродкам из командования, я хотел бы ответить словами Юлии Друниной. Великой русской поэтессы, участницы Великой Отечественной войны:

Когда, забыв присягу, повернулиВ бою два автоматчика назад,Догнали их две маленькие пули –Всегда стрелял без промаха комбат.

Упали парни, ткнувшись в землю грудью,А он, шатаясь, побежал вперед.За этих двух его лишь тот осудит,Кто никогда не шел на пулемет.

Потом в землянке полкового штаба,Бумаги молча взяв у старшины,Писал комбат двум бедным русским бабам,Что… смертью храбрых пали их сыны.

И сотни раз письмо читала людямВ глухой деревне плачущая мать.За эту ложь комбата кто осудит?Никто его не смеет осуждать!

Вот как надо любить Родину, вот как надо за неё стоять, мать вашу!!.. Вот как надо добиваться безукоризненного выполнения святого приказа «Очистить родную землю от фашистской нечисти»! Так и только так — тогда и победа будет.

Впрочем, кому я говорю, — для вас всех, начиная с Главкома, укро-фашистские нелюди являются— «партнёрами». Наверняка активными, потому что сами вы — пассивные. Именем всех наших предков, павших за Родину от дня сотворения мира, — будьте навеки прокляты, нелюди!

…В то февральское утро мы подскочили к штабу с утра пораньше, на МТЛБ и с полным расчётом из четырёх человек. Для усиления взяли с собой фельдшера зенитного дивизиона Диму, — того самого, что отличился при Озеряновке. При штабе мы надеялись разузнать обстановку «на самом передке» и исходя из этого спланировать наилучшим образом взаимодействие с нашими передовыми частями. Узнали, что наши доблестные разведчики под командованием Ольхона заняли Логвиново утром. Тихонько зашли на рассвете, внезапно закошмарили противника массовым огнём стрелковки — хохломутанты не выдержали и в панике бежали. Естественно, возникла мысль — съездить туда для вывоза раненых и установления контакта с командованием находящихся там подразделений. Было очевидно, что укрофашисты обязательно попытаются отбить населённый пункт обратно, чтобы деблокировать свою группировку. Так что пока противник не успел опомниться и начать масштабное наступление, нужно срочно разведать туда дорогу и законнектить с нашими там. Не успели толком это обсудить и спланировать, как увидели Ольхона, — уже вполне известного на тот момент, со своей знаменитой чёрной бородищей. Пожали руки друг другу, и он вежливо, вполне приветливо сказал нам: «Юрий Юрьевич, отвезите корреспондентов в Логвиново — пусть поснимают». В отличие от многих командиров — подлецов и трусов, которые постоянно в чём-то мошенничали и подличали, а потом это что-то беспрерывно скрывали и потому ненавидели журналистов, Ольхон сотрудничал с различными медиа масштабно и охотно, с мастерством и определенным шармом. Мы тут же попросили у него проводника — бойца, который знал бы дорогу в Логвиново. Не помню, то ли от Ольхона, то ли с другого подразделения, но такой воин сыскался почти мгновенно. Волосы дыбом, глаза по блюдцу — типичный облик человека, только что выскочившего из-под плотного огня. Весь трясясь и, не попадая зубом на зуб от только что пережитого стресса, он довольно внятно сообщил, что противник кладёт из миномётов крайне жёстко, что дорога простреливается, и закончил весьма эмоциональным: «Блядь, туда не поеду!»